Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 19



Сейчас День Победы для Мирумир – отголосок воспоминания. Георгий Спиридонович умер четыре года назад. Внезапная остановка сердца. Спустя неделю умер с тоски и его пес Банзай. Навсегда заснул в кресле покойного хозяина, так во сне и убежал в лучший мир, где теперь живет Георгий Спиридонович. «Долгое время еще утром в девятый день мая я бежала к телефонному аппарату. Позвонить тете Ларе, спросить, готов ли торт… Но выходила из спальни и понимала, что звонить некому. Ни дедушки, ни тети Лары в живых нет. Осталась только мама и бабушка. Ни одна из них так и не вернулась в дом, где умер их герой. Точнее, наш герой…»

Переключает канал, прерывая рассказ. Выходит на балкон, прихватив пачку «Кента». Выкурить тоску воспоминаний…

18

…Она носит обувь исключительно на каблуке, красит волосы в цвет солнца, кошек награждает человеческими именами и спит на подушке из сушеной айвовой кожуры. Ругает политику «Миши Саакашвили», поддерживая республиканцев Грузии. К тому же «если бы президентами становились женщины, а не заносчивые мужики, то в мире было бы спокойнее». Восхищается Катрин Денев, слушает пластинки Нины Брегвадзе, а перед сном читает рассказы Нодара Думбадзе, который «возвращает в детство».

Скучает по своему кирпичному домику на окраине Рустави[21], где по вечерам собирались с соседками за большим столом, обсуждали мужчин, политику, кулинарию. «Мне повезло, что я выросла в Рустави: там получила настоящее грузинское воспитание, которого, кстати, лишены многие тбилисцы. Столица Грузии, несмотря на пресловутую закрытость, вечно подвергалась чужим влияниям – особенно в советское время». На четвертом десятке она перебралась в Стамбул: «Отари, мужа моего покойного, пригласили работать в местном посольстве Грузии. Переехали сюда с детьми, но я долго не могла привыкнуть. А вот сейчас считаю Стамбул второй родиной. Да и турчанки чем-то схожи с грузинками. Чисто внешне. Хотя темперамент в корне другой…»

Живет в гордом одиночестве. Сыновья выросли. Оба женились на турчанках, переехали жить в Германию. Звали, зовут к себе – отказывается уезжать. «Мне одной комфортнее. Не в том уже я возрасте, чтобы с кем-то уживаться… Сказала мальчикам, чтобы похоронили меня в Рустави. Умереть хочу здесь, а упокоиться в родной земле. Рядом с Отари. Но я отходить в мир иной не тороплюсь. Бог меня любит. Пообещал, что проживу еще десяток лет. У нас с ним приятельский договор… К тому же, скажу по секрету, Бог неравнодушен к блондинкам». Громко хохочет, промакивает выступившие слезы желтой салфеткой, другой рукой теребит мордочку ленивого кота Франсуа. Типичный грузинский юмор – колкий, но добродушный…

…Ирма, 66 лет. Моя соседка по лестничной площадке. Живет в однокомнатной квартире с двумя упитанными котами. Живет воспоминаниями, а не настоящим. «Я прошлого не боюсь. Подружилась с ним еще в первые дни климакса. Поздновато, конечно, – но таким эмоциональным людям, как я, вообще сложно настроиться на волну времени. Сейчас Прошлое почти ежедневно захаживает ко мне в гости: перекидываемся картами, пьем мое любимое вино из Алазанской долины, листаем книгу воспоминаний… Я горжусь и поражениями, и – потом – победами». Ирму нельзя назвать красивой. Нос орлиным клювом, тонкие губы, большой лоб. Зато какой у нее взгляд! В нем столько любви, что ее с лихвой хватило бы всем жителям земли… «Мама ругала меня за наивность. Говорила, что человек должен быть немного эгоистичным, капельку циничным, в меру доверчивым. А в моем характере, кроме доверчивости, ничего и не было. Верила абсолютно всем. Даже одноклассникам, которые рассказывали мне, 14-летней дылде, страшилки про руку из черного пианино. Помню, наслушавшись подобной чуши, ночами спать не могла… Я родилась на рассвете. Если верить египтянам, дети солнца больше отдают, чем берут. Так и есть. Жила, живу болью чужих сердец».

Находила спасение в книгах. «Когда-то мечтала открыть типографию под названием „Счастье“. Печатать книги по низким ценам. Лично выбирать бумагу, следить за качеством переплета, вдыхать первый запах нового издания. Книги дарят людям счастье, становятся укрытием от реальности. Книги – лучшие друзья большинства женщин, а не бриллианты. Когда нам недостает любви, мы беремся за любовный роман. Когда хотим забыться, погружаемся в увлекательный детектив… Типографию так и не открыла, не получилось. Муж, дети, заботы. Сейчас для этого уже нет ни сил, ни „бумажек“. Мальчики, Бог им в помощь, обеспечивают меня, ну а просить у них деньги на такое я не стану…»



…Встречая нас в подъезде, обязательно зазывает в гости. Угощает отменным хачапури, сливовым ткемали, непременно вином. «Вы такая гармоничная пара. Смотрю на вас, вспоминаю и свою молодость. Свидания с Отари, нашу первую близость в винном погребе, прогулки вдоль Куры. Тогда времена были другие. Менталитет значил больше, чем любовь. Важно было, с кем встречаешься, из какой семьи твой суженый. Строго чтились традиции. Сейчас-то любовь получила свободу… Не бойтесь любить! Любовь побеждает и будет побеждать. Главное в борьбе друг за друга – верить друг в друга…» Ирма заваривает горький-горький кофе. По-грузински. Нарезает «вагончиками» чурчхелу с сахарным налетом, складывает в вазочку перед нами. «Родные мои, всегда найдутся люди или обстоятельства против любви. Бывает, кажется, время замерло, дороги вперед нет. Тогда надо закрыть глаза и шагнуть, не думая, куда и для чего. Если любовь сильная, волны обязательно вынесут к берегу…» Ирма закуривает трубку, выдыхая дым строго вверх. В нем читается наша с Мирумир одна на двоих мысль. «Обязательно победим».19

… В восьмой день мая на улицах Стамбула женщин значительно больше, чем мужчин. Они лучезарно улыбаются, смущаются под пристальными взглядами, но, конечно, гордятся. Своей природой. Сегодня Турция празднует День матерей. Сидим с Мирумир в кафе на крыше одного из отелей Таксима. За столиками вокруг женщины в компании мужчин: мужей, сыновей, племянников. Через два часа еду к маме поздравлять. Любимая съездить со мной отказалась.

«Пока рано». Я не настаиваю. В любви нельзя душить свободу…

Она помешивает затейливо скрученной трубочкой гранатовой сок в стакане из розового стекла. Подперев рукой подбородок, разглядывает билборд «Sex amp; the city: the movie» на соседнем здании. Икона стиля Кэрри и вершина харизмы Биг улыбаются друг другу с красочной афиши. Мирумир ждет не дождется премьеры: «Хочется быстрее окунуться в этот мир неупущенных безграничных возможностей…» Ветер с Босфора заигрывает с ее выбившейся прядью. Она собирает волосы за ухо, но через секунду непослушная прядка снова падает на лицо.

Признается, что безумно хочет позвонить матери, поздравить. Хоть та и не турчанка, и недолюбливает Восток. Позвонить со словами: «Я люблю тебя»… Сомневается: «Нет, лучше не надо…» Она могла бы выплеснуть внутренний порыв на волю, развеять его на соленом ветру, но боится отдать мечту в руки поступку. «Хочу остаться в сказке: побыть еще немного здесь, не думая о том, кто и где меня ждет. А звонок маме стал бы погружением в реальность – в отчужденную реальность…» Мирумир знает, что туда нужно возвращаться, рано или поздно, но растягивает время. «Вдохни в меня сил, чтобы там я сумела отстоять необходимость возвращения сюда».

Обида на мать по-прежнему живет в ней. Только с годами меняет оттенки – светлеет. Мирумир уже не играет роль послушной девочки. «В наших отношениях нет лицемерия. Искренни и я, и она. Нет, это не терпимость – просто-напросто мы отказались друг от друга, оставаясь на одной сцене, в одной пьесе. Но у нас честные отношения, без игры в „дочки-матери“ напоказ… Мы – люди разных жизненных платформ, хотя и связаны свыше. Такое бывает, Светусвет. Она считает, что я живу не так, как должна жить. Я считаю, что она ждет от меня того, чего не стоит ждать. Думала, что не смогу простить маме определенных поступков. Однако время многое смягчает».