Страница 91 из 104
Предложение Прудникова было решительно проигнорировано. Подготовка к пилотируемому полету приняла авральный характер. В командире первого «Союза» никто не сомневался. Инженер-полковник Комаров с лучшей стороны проявил себя на многоместном «Восходе-2».
Сразу после полудня 13 апреля весь состав Государственной комиссии прибыл на Байконур и обсудил готовность корабля «Союз», ракеты-носителя и полигонных служб к старту. Спустя четверо суток на космодроме появились космонавты. Вместе с экипажами обоих «Союзов» прилетел и недавний покоритель открытого космоса Алексей Леонов.
На пятом году своего вынужденного простоя Гагарин получил наконец разрешение на второй орбитальный полет. Приближался старт многоцелевого корабля-спутника «Союз». К полетам на нем в Центре подготовки отнеслись очень серьезно. К этому обязывала и сама программа предстоящего старта. Во всех отношениях она являлась качественным шагом вперед как по части оснащения корабля, так и в научном смысле — ничего подобного в космосе еще не происходило.
Программа полета включала старт, с суточной задержкой, двух «Союзов». Первый, активный, стартовал с одним пилотом на борту. Второй, пассивный, через сутки, с тремя космонавтами. После установления надежной радиосвязи между экипажами требовалось осуществить сближение кораблей и их стыковку. Следующий шаг, не менее ответственный, заключался в переходе двух членов экипажа пассивного корабля в активный через открытый космос и в нем возвращение на Землю.
За три недели до старта специальная комиссия приняла у космонавтов экзамен по «Союзу» и рекомендовала составы экипажей. Для «Союза-1»: командир — Комаров, дублер — Гагарин. Для «Союза-2»: командир — Быковский, члены Елисеев и Хрунов. Их дублеры — Николаев, Горбатко и Кубасов.
По установившейся на Байконуре традиции накануне запуска двух «Союзов» состоялся митинг-встреча космонавтов с личным составом полигонных подразделений, а также специалистами научных организаций и промышленных предприятий, которые участвовали в подготовке ответственных стартов.
Запуск «Союза-1» состоялся в половине четвертого 23 апреля. За два с половиной часа до старта из полигонного автобуса вышли Комаров и Гагарин. Владимир Михайлович доложил председателю Государственной комиссии Керимову о готовности к полету. Попрощавшись с ним, маршалом Крыловым, Каманиным, Мишиным, Келдышем и коллегами по Звездному, вместе с Юрием он поднялся на верхнюю площадку ферм обслуживания, к входному люку корабля. Там, наверху, в лучах мощных прожекторов командир «Союза-1» и дублер по-братски расцеловались, крепко пожали друг другу руки, Гагарин пожелал быстрого возвращения на Землю.
Светало небо, подернутое наплывшими из-за горизонта перистыми облаками. Подуло предутренним ветерком. Начался отсчет предстартового времени. От сверкающего белизной под лучами прожекторов корпуса ракеты, словно могучие руки, разошлись в стороны многоярусные башни ферм обслуживания. Гагарин, спустившись в бетонный бункер, прильнул к пультам управления. Вскоре последовали привычные, сотни раз звучавшие здесь команды: «Ключ на старт!» и через мгновения: «Пуск!»
В грозном реве возникла и, все расширяясь, понеслась ввысь огненная феерия. Грандиозное пламенное облако поднималось все выше и растекалось по горизонту. Ракета стремительно набирала скорость и блестящим штырем вонзалась в небосвод. «Союз-1» яркой звездой уходил все дальше на восток, к Солнцу.
На командном пункте то и дело раздавались четкие доклады командира корабля. Каждая его фраза говорила о глубоком анализе ситуации этим опытным летчиком-инженером, испытателем космической техники. Владимир Михайлович четко отвечал на вопросы «Зари», давал точные характеристики работе систем жизнеобеспечения корабля. Так продолжалось до выхода «Союза-1» на околоземную орбиту.
Напряженное ожидание сменилось радостным оживлением на лицах всех присутствующих на командном пункте. Однако через полчаса после выхода корабля на орбиту начались неполадки. Не раскрылась левая панель солнечной батареи. Это означало, что «Союз-1» не получит достаточного количества энергетики, и ставило под сомнение возможность его стыковки с пассивным кораблем. Комаров понял, что нелепая случайность может сорвать сложную программу всего полета, и не скрывал своего огорчения.
Пружинный механизм, откидывающий «солнечные крылья» корабля, прост. Конструкция надежно работала в барокамере, при повышенных нагрузках, искусственно создаваемых помехах, но в открытом космосе вдруг закапризничала. Командир несколько раз стукнул ногой в то место, за которым находился стопор, но освободиться от него не удалось. В очередном сеансе связи он доложил на Землю:
— Параметры кабины в норме… Не открылась левая панель. Зарядный ток всего тринадцать-четырнадцать ампер. Не работает коротковолновая связь. Попытка закрутить корабль на Солнце не прошла. Закрутку пробовал осуществить вручную…
Неполадки на борту могли привести к нарушению теплового баланса и израсходованию электроэнергии в первые сутки полета, тогда как «Союз-1» должен был совершать маневры сближения и стыковки с «Союзом-2», требующие повышенных затрат энергетики. В таком положении корабль трое суток не пролетает. Ко всему прочему не открылась дублирующая антенна телеметрической системы и козырек, защищающий солнечно-звездный датчик системы ориентации от загрязнения выхлопами двигателей.
На Земле мучительно искали варианты спасения программы. Заседание Государственной комиссии проходило за закрытой дверью. Никакого другого решения, кроме того, что она приняла, быть не могло. Решение являлось оптимальным: «Старт второго корабля отменить. Баллистикам просчитать подходящий виток для посадки Комарова».
Прошли сутки. За это время Комаров пробовал выполнять различные маневры, контролировал работу бортовых систем, часто выходил на связь, давал квалифицированную оценку технических характеристик нового корабля. Он еще не знал решения Государственной комиссии, но понимал, что возникшие осложнения непременно заставят его свернуть программу.
Отмена пуска «Союза-2» очень огорчила его экипаж. Космонавты осуждали Государственную комиссию за перестраховку и нерешительность, вспоминали, как поступал в подобных случаях Королев. Но все это были лишь разговоры. Гагарин тотчас вылетел в Центр дальней космической связи министерства обороны, расположенной под Евпаторией, где находилась Главная оперативная группа управления.
Утром 24 апреля на борт «Союза-1» была передана команда о посадке. Комаров воспринял ее спокойно. На расчетном витке из-за низкой чувствительности ионных датчиков корабль не был сориентирован для посадки в автоматическом режиме, и тормозные двигатели не сработали. Было принято решение о ручной ориентации корабля при посадке. Гагарин передал его Комарову, который безупречно выполнил все операции по программе.
Тормозная двигательная установка включилась над Африкой на девятнадцатом витке, и «Союз-1» пошел на снижение. Последний доклад его командира был о разделении спускаемого аппарата с бытовым и приборным отсеками. Затем по телеметрии прошла команда «Авария-2», сигнализирующая о том, что двигатель причаливания и ориентации не справился с возмущающим моментом из-за асимметрии, создаваемой только одной раскрытой панелью солнечной батареи. Вращение корабля набирало обороты.
Прекращение связи с «Союзом-1» при входе в плотные слои атмосферы тоже не вызвало тревоги на командном пункте. Члены Государственной комиссии Керимов, Мишин, Келдыш, Афанасьев, Руденко и Каманин обменивались короткими репликами.
Тут же на командный пункт поступило короткое сообщение от Гагарина: «Объект прошел зону. Время видимости — две секунды». Примерно через минуту Юрий уточнил: «Предполагаемая точка приземления — пятьдесят километров восточнее Орска».
Последовательность операций включения парашютной системы корабля при спуске казалась не сложной. После входа в атмосферу сначала вводился тормозной парашют. Он обеспечивал спуск корабля до скорости, безопасной для ввода основного парашюта на семикилометровой высоте. Затем тормозной парашют отцеплялся от корабля и вытаскивал из контейнера упаковку купола основного парашюта. Выполнив эту операцию, тормозной парашют отделялся, и спуск корабля происходил на основном парашюте. При отказе основного парашюта на высоте в пять километров автоматика выдавала команду на ввод запасного парашюта.