Страница 92 из 93
Девушка осторожно встала. Голова, отвыкшая от вертикальности, тут же закружилась. Она присела на кровать, пережидая дурноту, снова поднялась.
Одноразовый шприц в упаковке… Так… Надо набрать в него воздуха. Вот. А теперь — иголочкой прямо в прозрачный шланг капельницы… Хорошо, что двери стеклянные, и в палате почти светло, а то бы было намного труднее…
Интересно, как быстро воздух доберется до сердца? Хорошо бы, поскорей…
Славина прилегла, устроилась поудобнее, разогнула левую руку. Правой перехватила иголку, мизинцем нащупала вену.
Так, теперь надо посжимать кулак, чтобы вена набухла. Раз-два, раз-два!
Иголка скользнула куда-то в сторону, откровенно промазав.
Ничего, — Ольга прикусила губу, — попробуем еще раз. До утра времени много, хоть с сотого раза, но получится!
Подмяла под затылок подушку, чтоб было удобнее, примерилась еще раз.
— Да не можем мы ждать до утра, — поймите! — послышался прямо под дверью приглушенный женский голос. — Нам же главврач разрешил!
Какая-то возня в коридоре, тени чьих-то фигур на светлом матовом прямоугольнике…
Не отвлекайся, — сказала себе Славина. — Давай! — Прижала мизинцем набрякшую вену, точнехонько, придерживая иглу большим и указательным пальцем, ввела ее внутрь. — Получилось?
Свет резанул по глазам одновременно с запоздавшей болью от прокола.
— Лелька! — кинулась к ней Маша. — Родная!
Отлетела, радостно звякнув о стену, хлипкая капельница, прозрачный шланг с блеснувшей на конце иглой описал веселую дугу под самым Машкиным носом.
Еще не понимая, откуда тут Маша, еще досадуя на то, что ей помешали, Ольга подняла глаза.
— Оленок…
У открытой двери, прислонившись к косяку, словно недоставало сил сделать ни шага, стоял Макс. Черные ввалившиеся глаза, перебинтованный лоб…
— Ну, чего застыл, — подтолкнул его отец Павел, появляясь во всю ширь дверного проема, — сквозняк из коридора запустишь!
Глава 25
Славина поставила точку, откинулась на спинку стула. Потянулась.
Все!
Мурка, лежащая прямо на столе и, якобы, спящая, на самом же деле неустанно наблюдающая за Ольгиной работой, тут же спрыгнула на пол и ушелестела в спальню, где спал Макс. Видимо, доложить о результате.
Через минуту, и вправду, позевывающий Барт всунул голову в дверной проем.
— Оленок, ты меня звала?
— Нет, — засмеялась Ольга, — это Мурка! Рапортует о том, что мы закончили!
— Правда? — Макс подошел сзади, обнял девушку за плечи вместе со стулом, чмокнул в теплое светлое темечко. — Умница моя! Месяц, месяц, — передразнил он, — а управилась за две недели!
За сценарий этой программы Славина принялась сразу по возвращении из Петрозаводска. Еще там, в уютной и провинциальной карельской столице, отец Павел, прощаясь, сказал, что она обязана сделать этот фильм. Не о сейдах и Рощине, а о хрупкости Земли, о ценности человеческой жизни, о свете, который всегда побеждает тьму.
— Я не смогу, батюшка! — отнекивалась Ольга.
— Не сможешь? — изумился священник. — Как это? Бури усмирять могла, огонь взглядом гасила, а дело, которым всю жизнь занималась, не сделаешь?
— Честно, я не знаю — как, — призналась Ольга. — И голова, она у меня теперь…
— Хорошая голова, — оглядел Славину батюшка. — Круглая. На мой вкус, волосы чуть коротковаты. Но так это ведь на любителя! Максимушке, вижу, нравится, а?
Барт энергично кивнул, не оставляя у любимой никаких сомнений.
— Ну, сделаю я программу, — упрямилась Ольга, — и что? Кому она нужна? Ни один канал не возьмет!
— А ты сначала сделай, — посоветовал отец Павел, — а потом уже о славе пекись.
— Причем ту слава, — Ольга понурилась. — Батюшка… Я просто… Боюсь! Да и потом… Нет меня, вы что, забыли? Я умерла…
— Воскреснешь, — улыбнулся отец Павел. — Не ты первая…
Священника поддержала Машка, потом Максим… И через день Ольге уже и самой не терпелось поскорей приняться за работу.
Витя Шульгин, которого после скандала с распростертыми руками взяли генеральным директором маленького частного канала, снабдил Ольгу всем необходимым оборудованием.
То есть в квартире Барта образовалась миниатюрная, но вполне профессиональная студия. Со съемочным павильоном, в который превратилась часть гостиной, с монтажной, что разместилась в оставшейся части большой комнаты старинного дома. И даже с небольшим режиссерским пультом.
Планы Сейв-Вэра и кадры активации сейда пришлось взять те, что остались неиспользованными в прошлой программе. Впрочем, их хватило бы еще на несколько полноценных фильмов. Пронзительными и очень тревожными получились интервью известного ученого Максима Барта, его друзей — всемирно знаменитых геофизика и сейсмолога.
Три дня писали интервью, день Славина отбирала планы, десять дней корпела над сценарием. Вот вам и две недели.
Работа шла неожиданно легко, Ольга даже немножко опасалась, что спугнет эту легкость, этот ни с чем не сравнимый творческий азарт, когда сами выстраиваются планы, сами возникают на мониторе слова. Сама по себе раскручивается сложная и непредсказуемая для зрителя интрига, заключенная, как туго сжатая пружина, в плотную оболочку неправдоподобно красивых кадров Сейв-Вэра, жуткого живого столба активированного сейда, фантастических видов Бандиагары и сказочных догонских деревень…
И, тем не менее, несмотря на эту легкость, ни разу в жизни Славиной не приходилось делать такой пронзительно-щемящей программы, никогда так остро и больно не сжималось в груди сердце, никогда она не чувствовала такой вовлеченности в то, что сама же и выстраивала на экране. Ее нынешнюю работу вряд ли можно было назвать привычным словом — журналистика. Скорее, это была исповедь человека, заглянувшего по ту сторону света. Познавшего все грозное величие тьмы, но точно ощутившего — кожей, нервами, сердцем: правда, сила и жизнь — это свет. Это люди, несущие свет в себе.
«Мне часто снится один и тот же сон, — звучал на финальных титрах голос Славиной, — будто над темным бушующим морем горит маяк…»
— Оленок, — Барт, наконец, оторвался от экрана, обернулся к Ольге и увидел, что девушка спит. Сладко и покойно, одной рукой прикрыв глаза от света настольной лампы, а второй прижимая к животу тоже сладко сопящую Мурку.
Шульгин был у Барта через час после того, как тот позвонил и сообщил о том, что программа готова.
— Ты же профи, давайте вместе посоветуемся, что с ней теперь делать.
Виктор очень внимательно посмотрел только что созданный фильм. Походил по квартире, пару раз попил кофе, поболтал с Максом на отвлеченные темы.
Ольга ждала его приговора, затаив дыхание. Одно дело — мнение Макса, он ее любит, потому не может оценить, как говорится, холодным носом. А потом, почти весь этот фильм они делали вместе, так что…
Девушка хорошо понимала, профессионально понимала, что могла быть необъективной, сентиментальной, пристрастной — какой угодно. Как она ни старалась отделить себя от происходящего на экране, самоотстраниться, чтобы взгляд и комментарий вышли более взвешенными, ничего не вышло. Словом, фильм получился таким, каким получился.
— Можно, я посмотрю еще раз? — попросил вдруг Шульгин.
— Еще на час? — огорчилась Ольга, понимая, что вердикт профессионала откладывается. — Ну, смотри.
Слонялась за спинами Шульгина и Барта. Макс, конечно, тоже не удержался от повторного просмотра. Играла с Муркой, пила кофе, включала и выключала радио…
— Оля, — Шульгин, наконец, оторвался от экрана, серьезно взглянул на девушку, — это лучшее, что ты сделала. Если для тебя, журналистки такого класса, не стыдно появиться на моем канале, я беру твой фильм в эфир. И ставлю послезавтра, в прайм-тайм. Два дня буду анонсировать, что пятничным вечером на канале — сенсация.
— Но… — Ольга тут же вспомнила, что именно по ее вине Шульгин уже один раз лишился работы.
— А! — Виктор все понял и весело махнул рукой. — Пусть меня уволят еще раз. Фильм того стоит!