Восьмой ангел

Ловко и бережно он пробежал пальцами по горящему болью боку.

— Вроде, переломов нет, но трещины могут быть. Он, видно, как раз на тебя со всей дури приземлился…

Заставив Ольгу отвернуться, священник стянул нательную рубаху, разорвал на аккуратные полосы, туго запеленал девушку от лопаток до талии. Дышать стало чуть легче, и боль больше не истязала тело. Ребра ныли, тоскливо и надсадно, но Славина, по крайней мере, могла осторожно двигаться.

— У меня в рюкзаке анальгин есть, — утешил отец Павел. — Сейчас примешь, передохнешь, да и двинемся назад потихоньку.

Запить горькое лекарство было нечем. Ольга размочалила во рту здоровенную таблетку, сквозь слезы и тошноту пытаясь ее проглотить.

— Погоди-ка, — снова пожалел ее батюшка.

Сволок вместе обе канистры, перевернул, собирая в красную пластиковую крышечку оставшиеся капли влаги.

— Ну вот, на глоток набралось. Давай!

Ольга с благодарностью протолкнула внутрь горькую мокрую массу, в которую превратилась таблетка.

— На-ка, — отец Павел извлек из кармана подушечку жевательной резинки, — зажуй. Сейчас все пройдет.

Над Сейв-Вэром стояла ясная солнечная тишина. Безветренная, теплая, спокойная. Туман разошелся, открыв бесконечный простор. Снова засверкали синими брызгами дальние, просматривающиеся отсюда, сверху, озера, окрестные сопки вытащили из скальных распадков праздничные цветные лоскуты мха и теперь беззастенчиво хвастались ими друг перед другом. Оказывается, и поздней осенью это величественное плато не было ни безжизненным, ни угрюмым. И для полного преображения требовалось всего ничего — свет и солнце.

И только сейчас, в полной звенящей тишине, не шевелясь и не двигаясь, Ольга услышала какой-то странный, словно идущий из-под земли звук. Глухой, вибрирующий, как отголосок случайно задетой басовой струны.

— Батюшка, — насторожилась она, — вы слышите? Или у меня галлюцинации?

— Слышу, Олюшка, — грустно ответил тот, — конечно, слышу. Не успели мы. Это сейд гудит. Тот самый, первый. Видно, процесс активации там все же состоялся. Дай Бог, чтобы Рощин ошибся в своих расчетах. Дай Бог, чтобы беды не случилось. Сейчас лекарство подействует, и двинемся. Предупредить бы людей надо…

— А Пушок? Где Пушок? — вдруг вспомнила Ольга.

— Да здесь где-нибудь прячется, — отмахнулся батюшка. — Он же хитрый. Боится, что ругать стану. Пушок, — ласково позвал он, — выходи, каналья такая, к машине пойдем!

Но ни через секунду, ни через пять минут, когда уже они вдвоем, и Ольга, и Павел, громко звали запропавшего кота, ушастый спаситель не появился.

— Ладно, не потеряется, — побросал канистры в рюкзак священник. — Одного не пойму, как он из запертой машины выбрался? Неужто, и ее открывать научился? С него станется…

Ольга повернула голову набок, уворачиваясь от солнечного луча, нацеленного прямо в переносицу, и тут же по глазам ударил еще один луч, яркий, острый, как лезвие тонкого ножа, прыгнувший из земли.

— Что это? — девушка попыталась разглядеть непонятный источник света из-под козырька ладони. — Пистолет… Рощинский. Батюшка, — показала она, — а с этим — что делать?

Священник, ни слова не говоря, брезгливо зацепил мизинцем смертоносное орудие, подошел к ближней скальной расщелине и разжал палец.

— Там его никто не найдет.

Несколько раз металл скрежетнул о камень, видно, падая, пистолет стукался о неровные края, потом откуда-то совсем уж из дальних глубин послышался звук глухого удара, и все стихло.

— А ваш-то где, батюшка? — спросила Ольга.

— Мой? — удивился спутник.

— Ну да. Такой черный, большой, старинный, наверное. Я таких даже не видала.

— Ну что ты, дитя мое! — Павел расхохотался. — Откуда у меня оружие? Да я его в жизни в руках не держал!

— А… — Славина недоуменно хлопала глазами.

— А это — вот, смотри! Игрушка! Подзорная труба, портативная, но с большим увеличением. Из экипировки боевых пловцов. Моряки в Мурманске подарили. А это — подставка, чтобы можно было на плоскость устанавливать. — Священник сунул Ольге в руки черное вытянутое «дуло» с откинутой «рукояткой».

— Как же вы догадались? — восхищенно крутила девушка удивительную игрушку. — Ведь Рощин тоже ее за настоящий пистолет принял.

— Далеко стоял, повезло. Иначе…

— Иначе не сидеть бы нам с вами сейчас, не любоваться на солнышко, — грустно выдохнула Славина.

— Да нет, Олюшка, — Павел немигающе смотрел на низкое горячее солнце. — Мы должны были это сделать, значит, помешать нам не могло ничто. Не эта труба, так другой бы ответ нам был подсказан.

— В срок, и не раньше? — вспомнила Ольга загадочные слова священника.

— Именно.

— Батюшка, а то, что мы с вами загасили костер одним лишь взглядом, — это ведь чудо?

— Чудо. Как и хождение по водам, как и усмирение бури. Ты думаешь, история Петра, который ходил по воде, это сказка? Нет, душа моя, это быль. Разве Христос не говорил ученикам: «Вы все можете»?

— И мы смогли? — Ольга вдруг испугалась.

— Кого ты видела в зеркале, дитя мое? — улыбнулся священник.

— Ангела… — девушка замешкалась.

Отец Павел внимательно смотрел на нее, словно дожидаясь продолжения ответа.

— Себя… — прошептала Ольга. — Тем ангелом была я…

— А чего ты переполошилась? — снова улыбнулся Павел. — Все правильно. Восьмой ангел.

— Почему — восьмой? — Девушка почувствовала, что неколебимое скальное плато, вечный Сейв-Вэр, медленно уплывает из-под нее, оставляя ее, Ольгу Славину, в звенящей невесомости.

— Это из Библии, Олюшка. Может, вспомнишь, там присутствуют семь ангелов господних, но вот с Иоанном все время общается ангел иной — восьмой. Именно от его кадильницы происходят на земле и голоса, и громы, и молнии, и землетрясения. Не помнишь?

Ольга пристыженно помотала головой.

— Ну, может, другое не забыла? «И в руке у ангела была книжка раскрытая, и голос неба велел эту книжку взять. — Павел прикрыл глаза, цитируя по памяти священные строки. — И взял я книжку из рук ангела, и съел ее; и она в устах моих была сладка, как мед. Когда же съел ее, то горько стало во чреве моем». Помнишь?

Ольга снова качнула головой.

— Ну ладно, не буду тебя смущать. Не зря тебе восьмерка снилась.

— Еще, батюшка, — попросила Ольга.

— Еще? — Священник понял. — «И увидел я Ангела, сходящего с неба, который имел ключ от бездны и большую цепь в руке своей. Взял дракона, змия древнего, который есть диавол и сатана, и сковал его на тысячу лет, и низверг его в бездну, и положил над ним печать, заключил его, дабы не прельщал уже народы»… Это все о нем, восьмом ангеле, Олюшка.

— То есть о том, кто победил зло?

— Да. Если помнишь, только после того, как этот ангел низверг зверя, Иоанну явился Новый Иерусалим…

— Господи, — выдохнула Славина, — какая же я невежа…

— У тебя еще будет время все наверстать, — отец Павел вдел руки в лямки рюкзака. — А знаешь, что Господь об этом восьмом ангеле сказал? «Побеждающий наследует все, и буду ему Богом, и он будет мне сыном». Теперь поняла, кто же он — восьмой ангел?

— Кажется, да, — тихо ответила девушка.

Барт рванул вперед, за растворившимися в розовом мраке друзьями, и уже через несколько широких шагов оказался в кромешной тьме. Остановился, оглянулся и понял, что ненароком свернул в какой-то скальный карман, очередную обманку, сбивающую с пути случайных любопытствующих. Глубоко вдохнул, задержал дыхание, пытаясь утихомирить бухающее сердце и расшумевшуюся в голове кровь. И вдруг ощутил, что тьма вокруг странно и страшно поплыла, а его тело, которое отказываются поддерживать мгновенно ослабевшие ноги, неуклонно тянет вниз.

Подобное с ним случалось однажды, на Тибете, когда он, юный тогда еще аспирант, презрев запрет проводника-монаха, влез в обрядовую пещеру. Монах его и вытянул за ноги, как тушу умирающего животного. Отпоил травами. Оказалось, что в той пещере выделяется парализующий газ, и входить в нее можно только в определенный период, два раза в году.