Восьмой ангел

— Пожалуй. И мы ежесекундно сами создаем то, на чем позволяем концентрироваться нашему вниманию. Обращаемся к несовершенству, его и творим. Устремляемся к любви — порождаем любовь. Подобное к подобному, слышала?

— Но ведь зло существует? Значит, как все сущее, оно тоже творение Бога? При чем же тогда люди? Или так удобнее: все хорошее — от Бога, а в плохом — сами виноваты?

— Ох, насколько проще было бы обвинить Творца во всех наших бедах! Согласись, здорово — вытворять что угодно и ни за что не отвечать! Дескать, на все воля Божья.

— А разве нет?

— В том, что ты на скалу наскочила, тоже Бог виноват? Или ты сама так решила? Нет, дитя мое, всю пакость и гадость создали мы сами. И нечего на зеркало пенять… Жертвой себя ощущать легко, а иногда даже приятно. Типа: страдания облагораживают. Только… Все мы тут по собственной воле. Никто силком нас на Землю не сплавлял. Здесь не колония строгого режима. Потому и право выбора нам дано. И пользуемся мы им ежесекундно. Мир плох? Жесток, угрюм и неприветен? Не спорю. Так изменяй его! Трудись! Только начни с себя. Иначе ничегошеньки не выйдет… Со свиным рылом в калашный ряд вход воспрещен.

Ольге снова стало не по себе. Отец Павел повторял то, что пыталась внушить ей кошка. Несколько другими словами, но суть, суть была той же! Она снова сходит с ума? Или…

— Странно, что за такую богохульную ересь вас на костре не сожгли, а всего лишь сана лишили… — Славина снова попыталась пошутить, надеясь, что на сей раз собеседник примет ее тон, и разговор сразу станет легким и необременительным. И голова перестанет разрываться от разбушевавшихся мыслей, ни одну из которых невозможно было остановить, чтобы хотя бы понять, где у нее начало, а где — конец.

— Господь уберег, — спокойно ответил отец Павел. И действительно, словно уловив состояние девушки, сменил тон. — Узнаешь?

Фары осветили крутолобую скалу с чахлой березкой в темной расселине. То самое место, где Ольга решила проверить свое предназначение. Проверила.

— Батюшка, а скажите, моя судьба, судьба каждого из нас, она в руках Бога? Или все же в наших? — Ольге, наконец, удалось приостановить одну из мыслей, и теперь она попыталась вслух ее сформулировать. — Да, я решила вчера проверить, разобьюсь или нет. Выжила. Значит, я для чего-то нужна на этой земле?

— Может, для того, чтобы я с тобой повстречался и в Мурманск сейчас ехал… — священник грустно усмехнулся. — Ведь ты сама говорила, что произошло чудо. Метр влево, метр вправо, и никуда бы мы с тобой сейчас не спешили, а отпевал бы я рабу Божью Ольгу в своей церкви…

— Но если чудо свершилось, значит…

— Это кому-нибудь нужно, — закончил фразу отец Павел. — Уже хорошо, что ты об этом думаешь, значит, ищешь истину, значит, уже стоишь на пути к Богу.

— Я? Да нет, причем тут Бог?

— Разве не Христос сказал: «Ищите и обрящете»? Разве не его слова: «Не мир пришел я принести, но меч»?

— Постойте, батюшка, — Ольга сжала виски, пытаясь сопоставить две эти знакомые фразы. — Разве это об одном и том же? Разве меч — это не кара вероотступников?

— Еще одно заблуждение, — грустно улыбнулся собеседник. — Иисус призывал искать истину, а меч он принес, чтобы помочь людям отделить праведное знание от ложного, то есть обрести ту же истину. И еще одна, знакомая тебе фраза: «Просите и получите».

— И это — о знаниях?

— Ну не о пироге же с капустой!

— То есть и Бог, и Христос призывали искать знание? А как же: «Кто умножает познания, умножает скорбь»?

— Так всему свое время, дитя мое, время обнимать, и время уклоняться от объятий. Время разбрасывать камни, и время их собирать… Камни веры, то есть ее семена, были разбросаны, сейчас время их собирать.

— Зачем?

— Чтобы отыскать частичку Бога в себе, чтобы соединиться со своей божественной сутью.

— То есть… Но мне о том же самом тоже говорила кошка…

— Кошки — умнейшие создания. Вот мой Пушок…

— Мяу! — раздалось неожиданно сзади.

— Что? — Ольга и священник от неожиданности одновременно повернули головы назад. Машина тяжело вильнула.

— Спаси и помилуй! — водитель выровнял «Волгу». — Показалось, что ли?

— Нет, не показалось. — Славина уже вытягивала из-за спинки сиденья ушастое животное, которое помогало ей всеми четырьмя лапами. — А вы говорили — спрятался, обиделся, что без него едем.

— Пушок, каналья такая, — рассердился хозяин, — зачем с нами увязался? И когда прошмыгнуть успел? Надежда завтра с ума сойдет, тебя дома не обнаружив! Ну что с ним делать? — обернулся отец Павел к Ольге. — Не возвращаться же!

Ольга молча поглаживала замершую на коленях кошку, не зная, что ответить.

— Что, придется нам втроем путешествовать? — священник легонько и ласково шлепнул кота. — Только учти. В Мурманске из машины тебя не выпущу! Ни на секунду!

Пушок довольно мурлыкнул, полностью соглашаясь с озвученным приговором.

Некоторое время в автомобиле было тихо. За окнами царствовала все та же стылая темень, дорога петляла по холмам, среди черных, маслянисто блестевших в свете фар скальных срезов, на низком небе не светилась ни одна звездочка. Мрачно, уныло, однообразно…

— Батюшка, — решилась нарушить тишину Ольга, — а вы до всех этих истин сами дошли?

— Я — монах, Олюшка, чем занимать одинокие часы? Чтением да раздумьями. А сам ли дошел? Не знаю. Вопросы, вопросы меня мучили! Вот я и обратился к Богу, чтобы укрепил в вере и помог постичь истину. Долго молился, долго просил, пока в своем сердце не нашел эти ответы. И осмелился в них поверить.

— Поверить?

— Да. Принять за истину.

— А как вы поняли, что это — истина? — Ольга вспомнила весь тот ужас, который переживала во время бесед с кошкой, свою беспомощность, свое безумие. Может, все это и казалось ей безумным исключительно оттого, что она просто не осмеливалась поверить?

— Сначала — сердцем, а потом и разумом. Я просто поверил, что Бог — это добро, Бог — это любовь. Создав человека по своему образу и подобию, именно он наградил нас стремлением к знанию. Так что ж, рассудил я, если он дал моей душе эту тягу, значит, в моем любопытстве нет ничего предосудительного? Значит, ответы где-то близко? Согласись, было бы беспримерным коварством наделить душу жаждой познания, и это знание ей не дать! Стало быть, мое невежество неугодно Богу! И тогда я стал учиться слушать.

— Кого?

— Свое сердце. Бог, Олюшка, бесконечно велик, необъятен и непостижим. Так я думал всегда. И вдруг обнаружил, что он настолько мал, что я могу носить его в своем сердце… И именно оттуда, из сердца, он говорит с каждым из нас.

— Ну да, — девушка горько ухмыльнулась. — С вами — Бог, а со мной — кошка… Как там, в Библии? «Каждому воздастся по делам его»?

Отец Павел, не отрывая глаз от дороги, протянул руку и погладил Ольгу по голове.

— Дитя мое, у каждого свой путь к Богу и свой поводырь. Обличье истины не всегда привычно, может быть, тебя надо было просто подтолкнуть?

— Зачем?

— Чтобы ты нашла свою дорогу.

— Эту? — Славина ткнула пальцем в близкое стекло, за которым чернела упругая лента асфальта.

— Не знаю. Возможно. — Священник крепче сжал руль, вводя машину в крутой поворот. — По крайней мере, эта дорога ничуть не хуже прочих. А главное — ты точно знаешь, куда она ведет, потому что выбрала ее сама.

— Это одна из догонских ловушек, — нахмурился Моду, выслушав рассказ Барта. — Догонские жрецы отлично умеют не просто устанавливать барьеры, отгораживая священное место от любопытных посетителей, но и способны заставить человека просто повернуть назад. Как — не спрашивай. Не знаю.

— Ну да, и Грийоль об этом не писал, — поддакнул Макс. — Стало быть, ночью Адам все-таки пытался проникнуть в пещеру?

— В пещеру — вряд ли. К ней обычный человек и на пушечный выстрел не подойдет, если хогон не разрешит и не снимет ограждения. Но то, что бродил в опасной близости, это точно.