Восьмой ангел

Жилище хогона. Тут он проводит оставшееся до встречи с предками земное время. Отсюда сторожит вход в святилище. Сюда к нему приходят земляки, чтобы узнать волю духов.

Нынешнего хогона — Этумару — Макс немного знал. Хотя, что такое — знал? Пару раз видел на деревенских праздниках. Как-то, кажется, год назад, Моду их познакомил. Макс-то об этом помнил, но вот помнил ли хогон?

Этумару был высок и худ. Будто старое дерево, еще крепкое, но уже лишившееся корней. А потому верно знающее, что молодая зеленая листва из его ветвей не выстрелит уже никогда. Впрочем, хогона это вряд ли печалило. Напротив. Каждый день его земной жизни приближал его к предкам, то есть — к бессмертию.

Хогон недвижно сидел на глиняной приступке под дверью и немигающе смотрел в увядающее небо. Приятели замедлили шаги, Адам нарочито кашлянул, Макс громко свез ногами дорожку камней. Жрец не шелохнулся.

— Месье… — снова кашлянул Адам.

— Здравствуй, Этумару, — почтительно склонился Барт.

На пергаментном, фиолетово-черном лице хогона не отразилось ничего. Не слышал, не видел, не ощущал.

Приятели замерли, соображая, что делать дальше. Поскольку однозначного решения не находилось, пауза затянулась.

— Посторонний не должен войти в пещеру, — вдруг изрек догон в опустившееся небо. — Напрасный путь, напрасные мечты. Истина там, где дом. Звезда не может быть чьей-то. Она — для всех. Но ее нельзя взять в руки. Сгоришь.

— О чем это он? — шепотом поинтересовался Адам.

— Этумару, я — Макс, этнограф, — отмахнулся от спутника Барт, — нас знакомил Моду. А это мой друг Адам. Тоже ученый.

— Уберечь свой народ можно, лишь оберегая всю землю. Быстрый путь не всегда самый короткий. — Хогон по-прежнему смотрел в небо.

— Я хочу, чтобы ты предсказал мне мою судьбу, — настороженно вклинился Адам.

— Ты держишь ее в руках, — сообщил Этумару. — Судьба — это яйцо. Не сжимай кулак сильно, осколки собрать невозможно. А то, что внутри, — утечет сквозь пальцы…

— И все же, — упрямо продолжил Адам. — Я хочу знать!

— Духи приходят ночью. Еще рано. — Не поворачивая головы, хогон повел в их сторону глазами. — Только когда ничто не отвлекает, они отвечают на вопросы.

— Этумару, — Макс больно саданул Адама локтем в бок. — Ты уже понял, что мы хотели бы посетить пещеру. Спроси у предков, возможно ли это. Вот-вот должен подъехать Моду. Мы хотели бы втроем…

— Я спрошу, хоть и знаю ответ. И Моду знает. Поэтому его здесь нет. И ты знаешь тоже. Но я — спрошу. Скоро будет все равно. Посланцев нет до сих пор.

— Каких посланцев, Этумару?

— Вестников. Прошло два срока. Последний запас на исходе.

— Он — нормальный? — шепнул прямо в ухо Барту приятель. — Какой срок? Какой запас?

— Срок нашего пребывания на Земле, — спокойно пояснил хогон. — Ты, чужестранец, знаешь, мы не люди. Мы должны исполнить свою миссию и уйти. Так говорит пророчество. Знание живет в народе. Даже в тех, кто только родился.

— А сколько было запасов, Этумару? — дрожа от возбуждения, спросил Барт.

— Три. С последним Номмо подал знак окрыляющей надежды. Мы снова воспряли Духом и Верой. Появилась вероятность, что светила не выйдут из картины, пока не исполнится пророчество. Люди нетерпеливы, как ты, — хогон в упор посмотрел на Адама. — Но мы — не люди. Наши учителя научили нас мудрости. Неземной мудрости и терпению. Однако наше время истекло. Нет даже того, что мы сами накопили здесь, отбирая его по крупицам у ныне и прежде живущих. Но сбереженный нами налог на время заканчивается.

— Налог на время? — Барт оторопел. Никогда прежде в бессчетных путешествиях по Бандиагаре ему не приходилось слышать ничего подобного. — Этумару, что это за налог?

— Макс, ты что, не видишь, он чокнутый, — зло шепнул Адам.

— Заткнись! — так же зло бросил Барт.

Едва заметная усмешка тронула уголки губ старого догона.

— Вы ведь хотите увидеть кристалл. — Этумару не спрашивал. Утверждал. — В нем — не только то, что ты ищешь, — хогон снова в упор исподлобья взглянул на чеченца. — В кристалле — души моего народа. Все время и вся энергия, отведенная догонам на Земле. Первопредки надеялись на лучшее, на то, что Земля поймет свое предназначение, и все свершится. Но самые мудрые предполагали, что возможен сбой. Вестники могут прийти только тогда, когда земля готова. Но они не идут. Потому что вы не готовы.

— К чему? — ошарашенно спросил Барт.

— К тому, чтобы принять знание. Мы тянули, сколько могли…

— Так ваш налог на время…

— Это попытка задержать развитие событий и помочь Земле. Каждый догон, включая младенцев и стариков, платил его с удовольствием. Ибо в нем — залог будущего Земли. Каждый из моего народа отдавал кусочек своего земного времени, наполняя резервы кристалла. Вот почему мы живем так мало. Но эти резервы израсходовались гораздо быстрее, чем собирались. И больше времени у нас нет.

— Что это означает?

— Только то, что наш срок приближается. Остались не годы — дни. Если вестники не появятся, догоны уйдут. Вознесутся домой в пламени великого огня. Но наша миссия останется невыполненной.

— Что за миссия, Этумару?

— Разве твой друг тебе не сказал? Идите. Придете, когда дважды уснет луна.

Ольга сидела на камне, торчащем из скоса между машиной и дорогой, не замечая ни холода, ни дождя. Ветер гнал по низкому небу черные лохмотья туч, и эти тучи, рваные, грязные, зловещие, были единственным, на чем концентрировалось внимание девушки. Ситуация, в которой она оказалась, представлялась не просто сложной — безвыходной. Она много слышала о дорожном шоферском братстве, о том, что помощь на трассе — закон для любого водителя, и вот…

Почему ей никто не помог? Не захотел помочь? Почему они бросили ее тут одну? На эти вопросы ответов не существовало.

Славина тяжело поднялась с мокрого камня и спустилась к «пассату». Еще раз обошла автомобиль со всех сторон. Крутнула заднее колесо, висевшее в воздухе.

Может, лечь на дорогу? И не вставать, пока кто-нибудь не остановится? Или попросить, чтобы ее довезли до ближайшего поселка, и вернуться уже с помощью? А где этот ближайший поселок? Ведь она даже не знает, в каком именно месте так ловко припарковалась!

Девушка опустилась на корточки и привалилась лбом к дверце машины.

— Дитя мое! Что случилось?

Голос, очень приятный и очень встревоженный, возник прямо из холодного воздуха, из мокрой противной взвеси, из черных ошметков туч, цепляющихся за крышу «фольксвагена». Голос был нездешним и невзаправдашним. Поэтому Ольга даже не повернула головы, приняв мелодичные сочетания звуков за очередную галлюцинацию.

— Дитя мое, — голос озаботился еще больше, — ты можешь говорить? Тебе плохо?

Звуки, которые послышались следом, вряд ли могли быть порождением больного мозга — явный скрип мокрой гальки под чьими-то ногами, легкое вибрирование корпуса автомобиля, о который, видно, оперлась чья-то рука.

— Господи, спаси и помилуй, да ты хоть жива?

Обладатель чудесного голоса опустился рядом с ней у «пассата», осторожно положил ладонь на Ольгин затылок.

— Жива, слава Богу! А замерзла-то как! И мокрющая вся, и дрожишь как цуцик… Ну-ка, вставай! Сможешь?

Девушка кивнула и тяжело повернула голову. Прямо перед ней — глаза в глаза — сидел странный человек. Из-под круглой черной шапочки, усеянной дождевой пылью, на Славину смотрели большие карие глаза под кустистыми седыми бровями. Глаза были яркими, горячими и очень внимательными. И излучали невероятно добрый свет. Как два солнышка. Ольге показалось, что она просто почувствовала близкое тепло, согревающее ее лицо… Под глазами румянились совсем не старческие упругие скулы, а ниже по лицу до самых согнутых колен стекала седая окладистая борода. Длинные волосы, ниспадавшие из-под странной шапочки, тоже были совершенно седыми.

— Ну, что с тобой стряслось? С дороги улетела? Бывает. Жива, слава Богу, а машина — железо, ее починить можно. Ну-ка, вставай, нечего на земле сидеть. А чего раздета совсем?