Восьмой ангел

Дома она быстро покидала в сумку вещи, на обрывке какого-то листка криво черкнула: «Я тебя люблю, прости и прощай», подсунула записку под клавиатуру, из ящика письменного стола вытянула техпаспорт на Максов «пассат», ключи от гаража и автомобиля, аккуратно заперла дверь и сунула ключи удивленной соседке:

— Передайте Максу, мне надо срочно уехать.

— Куда? — любопытно пробуравила ее острым носом милейшая Любовь Ивановна. — В Москву?

— В Москву, — согласилась Ольга. — По работе. Мурку заберите, пожалуйста. Она спит, я ее тревожить не стала…

Под утробные звуки барабанов над импровизированной ширмой — двумя штопаными одеялами, растянутыми на веревке между пальмами, показалась, на глазах вырастая, диковинная фигура в яркой маске. На черном фоне балахона, закрывающего человека с головой, ярко-красном, даже кроваво-алом по краям, в отблесках близкого костра сверкало ослепительно белое подобие странного креста. Словно какой-то неуклюжий человек пытался изобразить из себя этот символ, да так и прилепился к балахону, не сумев справиться с трудной задачей. Белый рисунок походил на неряшливо нарисованный образ знаменитой лотарингской святыни.

Человек семь старейшин в ярко-синей догонской одежде — бубу, солидно рассевшихся на невысоком возвышении, важно взирали на начавшееся действо.

Маска, плавно колышась, медленно поднималась над ширмой, выше, еще выше. Барабаны зачастили, заохали, тревожно и таинственно. Вслед за первой маской так же медленно стала всплывать вторая, ярко-синяя, с белыми подглазьями и черной чудно искривленной полосой рта. И следом возникла третья, кирпично-кровавая, расчерченная причудливыми зигзагами по всему овалу лица.

— Как это они так высоко стоять умудряются? — спросил Адам. — На табуретках, что ли?

— Ходули, — объяснил Макс. — Мы же с тобой «Горлицу» заказывали? А этот ритуальный танец исполняется именно на ходулях.

— Точно, — по-детски обрадовался Адам, — вспомнил! Не все еще забыл, представляешь? А эти, которые в масках, их хранители, да? У них еще специальное обозначение есть…

— «Ава», — подсказал Барт.

— А этот белый крест, как его…

— Канага, мы же с тобой его сегодня на скалах раз двадцать видели! Вроде, он отображает геометрическую модель догонского мироздания.

Рваные одеяла эффектно разъехались в стороны, и исполинская фигура в маске канага двинулась вперед, размахивая крыльями рук, упрятанных в темный балахон, и странно приседая, словно готовясь взлететь.

— Это он изображает эпизод из мифа о приземлении ковчега с прапредками, — шепнул Макс. — Вот, смотри, сейчас он должен резко наклониться, чтобы коснуться маской земли, а потом будто взлетит в небо. Так догоны символизируют связь неба и земли, двух миров, и свое космическое происхождение.

— А вот эта, разноцветная? — Адам показал на следующую маску, выделывающую странные па.

Танцор бросался то влево, то вправо, сгибал туловище под идеально прямым углом в одну сторону, тут же пристраивая такой же прямой угол из сомкнутых рук, но уже с другой стороны, деланно крупно вздрагивал, то подпрыгивая, то приседая.

— Это — вторая по значимости маска — дом предков. Видишь вот эти цветные сегменты на лице и одежде? Каждый из них означает определенное поколение догонов, которые уже ушли в вечность.

— Померли, что ли?

— Да. Я же тебе рассказывал, что именно через маски догоны общаются с духами умерших предков. А танец — это язык общения.

За солистами на ходулях выскочила «подтанцовка» — человек десять в самых причудливых и невероятных по сочетаниям цветов масках. Однако, в отличие от классического кордебалета, тут каждый исполнял строго свою, индивидуальную партию. Белая маска угрожающе тянула руки к зрителям, словно намереваясь их задушить, оранжевая с синими треугольниками выписывала замысловатые восьмерки, черная с ярким оскаленным ртом передвигалась скачущим «гусиным» шагом.

Представление, за которое Адам, не торгуясь, выложил двести пятьдесят евро, хотя Макс сразу сказал, что станцуют и за пятьдесят, длилось ровно полчаса. Стандартное отделение концерта по заявкам. Конечно, если добавить, «Ава» с удовольствием попрыгают на ходулях еще. Но приятели чувствовали себя вконец уставшими. Тела после ледяного небесного массажа ломило, словно после хорошей драки, из которой они вышли отнюдь не победителями.

Танцоры разочарованно снимали маски, барабаны еще продолжали зазывно тарахтеть, вокруг путешественников роились веселые детишки, ожидая какого-нибудь угощения. Темнота догонской ночи была особенно непроглядной из-за ярко полыхавших костров, которые даже приглушали голубой свет огромной луны, повисшей прямо над площадью.

— Хотите, дети покажут вам борьбу? — спросил у приятелей местный староста, кузнец Варду.

— Нет, Варду, спасибо, — отказался Макс. — Возьми, угости малышей. — Он протянул старосте заранее приготовленный пакетик с конфетами. — А мы пойдем отдыхать. Рано утром в путь.

— Друг, — пристально взглянул на него кузнец, — что с твоим лицом? И с лицом твоего брата?

— Не только с лицом, — усмехнулся Макс. — Смотри, — и выставил перед кузнецом загорелые руки, на которых ясно проступили многочисленные черные пятна.

— Это следы Йуругу! — отшатнулся староста. — На вас напал Йуругу? Это дурной знак!

— Нет, Варду, — успокоил его Барт. — На нас никто не нападал. Просто мы попали под… — и запнулся, не зная, как объяснить этому пожилому догону, никогда в жизни не видавшему снега, что такое град. — Вон там, за баобабами, мы попали под дождь, но это был не дождь, а… — И снова запнулся. Слово «лед» здесь, в скалах Бандиагары, тоже было неизвестно.

— С неба падали холодные камни? — шепотом уточнил кузнец. — Белые и прозрачные, как слезы?

— Очень большие. И тяжелые, — уточнил Адам.

— Упали, и их проглотила земля, — почти неслышно проговорил Варду. — Следов не остается.

— Откуда ты знаешь? — заинтересовался Макс. — Это называется град. Ты такое когда-нибудь видел?

— Я — нет. Но я знаю, это Йуругу мешал вам идти. Это знак, что дальше — нельзя. Йуругу собрал слезы матери, чтобы никто не видел, как ей больно, и спрятал высоко на небе. А когда мать хочет предупредить, что Йуругу замыслил недоброе, она плачет снова. И эти слезы падают с неба. И оставляют следы, чтобы все знали, что виноват Йуругу. Но мать боится, что Йуругу узнает о том, что она снова плакала, и сразу проглатывает свои слезы. Я про такое слышал только один раз, от деда. Дед сказал, что, когда идет дождь из холодных камней, всем грозит большая беда. Когда он прошел первый раз, исчезли телем. Если он пройдет второй раз — могут исчезнуть догоны.

— Ну что ты, — попытался успокоить разволновавшегося кузнеца Барт. — В Европе град — обычное явление. И никто никуда не исчезает! Просто шутка природы.

— На Бандиагаре не бывает шуток, — посуровел Варду. — Это — предупреждение. Вам надо уйти.

— Ну, не сейчас же, — пожал плечами Адам. — Переночевать-то можно? Куда мы в ночь? С рассветом уйдем.

— Да, — кивнул староста. — Ночуйте. Но больше о каменном дожде никому не рассказывайте. Я попробую поговорить с духами.

«Пассат» завелся с полутыка. Датчик показывал, что бак полон. Значит, бензина хватит практически до Москвы.

Аккуратно припарковав машину у тротуара, Ольга вернулась закрыть гараж. Три раза повернула тяжелый ключ. Снова села в автомобиль. На секундочку смежила веки и в тот же момент, не ощущая преград, взмыла вверх.

С высоты электрических проводов, чуть слева от «фольксвагена», взглянув вниз, она увидела себя же, сидящей за рулем машины, с полуприкрытыми глазами, напряженную и собранную. Руки крепко сжимали руль. Блестящий темно-синий кузов «пассата» вальяжно поблескивал под приветливым солнцем, принимая на себя, как зеркало, светлую голубизну высокого неба и редкие игривые облачка на нем.