Страница 26 из 46
Чертовщина творилась до и после.
Сначала в нескольких кварталах восточное на Кармин-стрит возник пожар — достаточно серьезный, чтобы привлечь к себе все ближайшие мобильные бригады телевидения.
В восемь тридцать, когда Фил сказал, что ждать больше нельзя и они будут сами записывать собрание на видеопленку, и все расселись, и ом поднял руки, призывая к тишине, — приехали полицейские машины.
И грузовик с подразделением саперов и собаками.
Оказывается, позвонил некий представитель организации со странным названием «Лютеране против Лютера» и взял на себя ответственность за взрыв бомбы, назначенный на девять часов. Голос был женский, вдобавок записанный на пленку. С вероятностью девяносто девять процентов это была ложная тревога, но пришлось немедленно эвакуировать здание и обыскать его от подвала до крыши. Извините, что поделаешь.
Джо был уже готов подогнать машину, но Розмари не на шутку завелась — подумать только, какой возмутительный эгоизм со стороны людей, называющих себя христианами! Взяв себя в руки и глядя на сочувственно настроенную публику, она решила, что речь послужит неплохим согревающим упражнением, репетицией более длинных выступлений перед более «трудной» аудиторией.
Энди пожал плечами.
— Ты начальник, — сказал Джо. Ей сказал, не ему.
Розмари позаимствовала у Фила телефон (он был молод, бодр, с широко посаженными синими глазами, как у Леи Фаунтин, и таким же безвольным подбородком) и перешла на ту сторону перегороженной турникетами, запруженной народом улицы под прикрытие витрины гастронома. Все остальные — Энди, Джо, Фил, артисты, половина жителей окрестных домов — считали мужчин и женщин, спускающихся с двух верхних этажей здания, которые арендовал «Домнникс Данджен».
"Двойная мораль? Ах ты, домовладелец, подлая крыса». Розмари гневно тряхнула головой. Она ждала, когда отговорит автоответчик Джуди.
— Это Розмари, — сказала она. — Ты дома? Должна быть дома. От башни до ее квартиры на Вест-Энд-авеню рукой подать.
— Мне к половине десятого никак не вернуться. — Розмари вытянула шею — посмотреть, кого там приветствует толпа. — Нас тут бомбами пугают. Десять — это вероятнее. Я позвоню портье, они передадут смене, которая заступает в семь, чтобы тебя пустили, если задержусь.
Она позвонила портье.
Но уже далеко за полдесятого она наконец уселась перед сочувствующей, отзывчивой, благожелательной аудиторией.
А потом снова началась чертовщина. Энди, собираясь втиснуться в черный «альфа-ромео» Джо, обнаружил новехонькую трехдюймовую царапину на левом крыле, в самом низу. Молчаливый и хмурый Джо обогнул квартал, въехал в гараж, вышел из машины, вновь представился охраннику — бритоголовому здоровяку с золотой серьгой в ухе — и предложил взглянуть на царапину. Охранник сказал, что видит ее впервые в жизни, однако Джо его уверения счел малоубедительными. В десять с лишком (и каким лишком!) Розмари наконец втолковала ему, что очень хочет в гостиницу, и если эта царапина так важна, то, по логике, пора завязывать с угрозами и звонить адвокату.
— Если?! — возмущенно переспросил Джо. — Если?!
Примерно в это же время на перекрестке Восьмой авеню и Тридцать девятой улицы прорвало водопроводную магистраль.
— Рози, уверяю, ты была великолепна, — начал Джо, когда они застряли в транспортной пробке между Тридцать второй и Тридцать третьей улицами. — Ни на секунду их не выпускала из кулачка.
— Я тебя умоляю! — Она замахала на него рукой. — Это самая дружелюбная публика в мире. Мне исключительно повезло. Я бы могла просто читать им телефонную книгу.
— Да брось, ты молодчина. — Джо постучал по приборной доске тыльной стороной ладони. — Правда, Энди?
— Правда.
Розмари повернула голову, покосилась на сына — тот сидел сзади, согнувшись в три погибели. По его шевелюре, скулам, бороде пробегали отблески фонарей.
— Ты хорошо себя чувствуешь? Он ответил не сразу:
— Вообще-то не совсем. Надо бы перекусить… — Энди потер ладонью живот.
— Ox! — Розмари потянулась через спинку сиденья, дотронулась до другой его руки, лежащей на колене. — Надеюсь, это не из-за того пирога с ветчиной и сыром? — Думаю, нет.
— С ветчиной надо поосторожнее, — наставительно заявил Джо, вставляя кассету в плейер.
Вместе с медленным потоком транспорта они пересекли Тридцать третью улицу и поехали по Десятой авеню. Элла Фитцджеральд исполняла «Песенник Ирвинга Берлина»; Розмари прослушала больше половины кассеты. В одиннадцать с лишним «альфа-ромео» выбрался на Восьмую авеню и поехал через Сороковые. О Джуди Розмари не слишком беспокоилась — индианка спит на диване или, что вероятнее, возится с костяшками скрэббла, составляет анаграммы. «Жареные мулы»! Надо у нее выклянчить ответ, сегодня же, хоть на коленях, а то еще, чего доброго, Джуди исчезнет без следа. Обидно, столько времени пропало из-за этих дурацких десяти косточек!
— Ну, дальше все пойдет как по маслу, — сказал Джо.
— Поплюй через плечо.
— Сама поплюй. — Глядя в зеркальце заднего вида, он прижался к тротуару, затормозил. С воем, разбрасывая красные и белые сполохи, мимо промчалась полицейская машина, за ней вторая, тоже крутя мигалкой. Вой стих вдалеке. Элла Фитцджеральд пела, что, на ее взгляд, денек выдался прекрасный и все хорошо.
— Нет, Элла, вовсе не прекрасный, а черт знает какой, — произнесла Розмари, глядя на тающие вдали огни полицейской машины.
Разве не чудесный день?
Хлещет дождик в окно.
Уходить мешала лень,
А теперь все равно…
— Давайте послушаем новости, — предложила Розмари.
— А мне нравится это.
— Мне тоже. — Джо, глядя в зеркало, снова принял вправо и притормозил.
Розмари потыкала в приборную доску пальцем, понажимала кнопки.
— О-о! — простонал Джо. — Ладно. Средняя кнопка. И поаккуратнее.
Мимо с воем пронеслась «скорая помощь».
Розмари глубоко вздохнула и расслабилась на ковшеобразном сиденье.
Дикторша рассказывала о залитых водой подвалах Адской Кухни[16], об остановленных поездах метро. О пожаре на Уэст-Хьюстон-стрит — за четыре дня до Рождества два человека погибли, десять семей осталось без крова.
Розмари печально вздохнула и покачала головой. Мимо, сверкая мигалкой, проехала еще одна полицейская машина.
— Ты как?
— Да так себе.
— Энди, — сказала она, положив руку на спинку сиденья, а сверху опустив подбородок, — Фил тебе никого не напомнил?
Он промолчал.
— Лея Фаунтин. Глаза, челюсть…
— Да, ты права.
— Ого-го!
Она повернулась. «Альфа-ромео» остановился у светофора перед Коламбус-Секл. Впереди и слева кружились, мигали, сверкали красно-бело-янтарные огни.
— О, Боже… — произнесла она. Джо похлопал ее по бедру, прикрытому полой плаща.
— Возможно, ничего серьезного, — сказал он. И не убрал руку.
Энди рассмеялся:
— Бомбы боятся. «Лютеране против Лютера».
— Рада, что тебе лучше, — проговорила Розмари, косясь на полыхающие огни.
Джо убрал руку с ее бедра и врубил первую передачу.
— Что происходит? — спросил Джо через окно. Полицейский, пропустивший машину к воротам гаража, сгорбился и ответил:
— Убийство, больше ничего не знаю. Люблю вас, Розмари!
Они поехали по спиральному спуску — вниз, вниз, вниз. Джо остановил машину перед охранницей в форме, та обошла вокруг «альфа-ромео», нагнулась и отворила дверцу со стороны Розмари:
— Здравствуйте, Розмари. Вы так хорошо выглядите!
— Спасибо. — Опираясь на руку охранницы, Розмари вышла до смешного низкой, подчеркнуто спортивной машины.
"Странно. Казалось бы, мужчина в летах…» Прочитав вышитое на груди имя, она сказала:
— Спасибо, Киша. — И показала наверх. — Вы ничего не знаете о…
У Киши округлились карие глаза, она наклонилась к Розмари.
16
В прошлом — портовый район Нью-Йорка на берегу Гудзонова залива, ныне там расположены благоустроенные кварталы Манхэттена.