Сын Розмари

Это уже не «Брэмфорд».

Это — «Дом, Где Вырос Энди». Национальная святыня.

Розмари печально усмехнулась и покачала головой. Во дворе небось вовсю продают футболки с символикой «Божьих Детей», а также с портретами Теодора Драйзера и Айседоры Дункан, которые в свое время жили в этом доме.

Интересно, подумала она с горьким сарказмом, а майки с рожей Адриана Маркато, вызывающего заклинаниями Сатану, здесь тоже продают? Есть ли у них картинки сестричек Тренч, когда те варят настойку из волчьей ягоды для своих ведьминых надобностей? Ведь эти люди тоже были жильцами Брэм форда…

За ее спиной раздался громкий женский всхлип.

Она повернулась и увидела низинку за штакетным ограждением и шеренгой кустов. В низинке кружком стояло несколько человек; старуха уводила прочь рыдающую молодую женщину в черном.

Розмари закрыла глаза. Просунула пальцы под очки, с силой надавила на глазные яблоки, покачалась.

Немыслимое. То самое, о чем она запретила себе думать и не думала с того мгновения, когда впервые (ровно месяц назад) увидела на телеэкране Энди. И вот теперь Немыслимое подошло сзади и похлопало ее по плечу.

Она подняла голову, опустила очки, стряхнула руку Немыслимого. Надвинула шапку на глаза, закрыла шарфом рот и пошла искать путь на лужайку.

Ей удалось найти ответвление от проспекта — асфальтовый изгиб под указателем «Земляничные поля». И этот изгиб привел к людям. Их было шестеро или семеро, и они стояли вокруг черно-белого узорчатого диска, врытого в землю, и на том диске лежали цветы и сложенные бумажки. Кое-кто из мужчин и женщин смотрел вверх, как при молитве, другие печально взирали вперед. Несколько человек в отдалении нацеливали кинокамеры и фотоаппараты, стрекоча и щелкая, приближались к диску.

Статная женщина левантийской внешности уронила охапку алых роз. Ее веки были смежены, губы шевелились. Вся она была в черном, как и молодица, присевшая со старухой — ее матерью? — поплакать на одну из окружающих скамеек.

Розмари решила держать себя в руках. Должно быть, это галлюцинация, видение; Немыслимое как-то сумело прокрасться в ее разум. Сейчас Энди тридцать три года — в таком же возрасте Христа прибили к кресту.

Эти люди из детства Энди собрались вокруг еще не существующей усыпальницы. Но когда-нибудь она появится.

Сделав глубокий вдох и прижав кулаки к бокам, Розмари направилась к диску.

Он оказался выложен черными и белыми плитками — мозаичное колесо с причудливо иззубренными спицами. В центре среди красных роз виднелось слово из черных печатных букв. «МАГИ». Розмари подняла очки — убедиться, что не ошиблась.

Ей это ничего не говорило. Она не знала, о чем молятся или что предвещают эти умники. Впрочем, разве это важно? Она опустила очки, поправила шапку и шарф и быстро миновала скорбящих. По другой дорожке пошла к проспекту, в конце которого золотилась верхушка стеклянной башни. Налетела на кого-то, бросила через плечо: «Извините».

Ей вдогонку погрозил кулаком старикашка в бейсболке:

— Тоже мне. Грета Гарбо! Смотри, куда идешь! На проспекте Розмари остановилась, подождала, затем двинулась на ту сторону, к улице, окаймляющей парк с юга.

И с потоком таких же рассеянных, не глядящих, куда идут, людей побрела к Энди, к башне из ослепительного золотого света.

Когда Энди во вторник сообщил матери, что электронная карточка дает ей доступ к его личному сверхскоростному лифту, она и не предполагала, что по своей доброй воле захочет когда-нибудь прокатиться на этой чертовой ракете.

А сегодня выдалось такое странное утро, что Розмари, не задумываясь, вошла в «ракету» и нажала кнопку «10». Хотя было еще довольно рано, по словам журналистов, рабочий день Энди начинался с восьми утра.

Из-за приоткрытой двери кабинета доносился его голос. Он с кем-то препирался по телефону. Идя по коридору мимо пустых комнат по направлению к кабинету сына, Розмари невольно услышала часть разговора.

— Ну что вы упираетесь! — с жаром говорил Энди неизвестному собеседнику. — Пожалуйста! Ну пожалуйста! Дайте же мне закончить дело! Да, половина заказа в Китае и в Южной Америке еще не готова, но имейте немного терпения — они уже к пятнице выполнят свои обязательства. Паниковать нечего.

Розмари подошла к кабинету и замерла у двери. Она не хотела подслушивать, но и мешать Энди тоже не хотелось. Теперь она видела его сквозь приоткрытую дверь — он, в джинсах и в голубом свитере с солнцем на груди и на спине, сидел в кресле вполоборота к ней и свободной рукой нервно ерошил волосы.

— Ну… Ну… Да… Касательно телевидения — у нас все схвачено. Начиная с тринадцатого и до самого Нового года запустим два ролика — они будут вертеться на всех каналах по сотне раз в сутки. Те самые два рекламных ролика, что вам очень понравились. Помните, в одном внук и дедушка? Ну да… Да как вам в голову пришло сделать такое? Послушайте, вы меня без ножа режете!

Розмари не понимала, о чем идет речь, но догадывалась, что разговор малоприятный. Она сняла шляпку и темные очки и, держа их в одной руке, другую руку протянула, чтобы толкнуть дверь и войти, как только сын закончит телефонную беседу. Ноздри щекотал запах свежесваренного кофе.

— Да говорю вам, цифры выправляются! Дальше будет еще лучше. Нет, умоляю, не делайте этого — я считаю, что это неуместный и непрактичный шаг… Да, да, разумеется, она не откажется — это я вам гарантирую.

Тут Энди повернул голову и заметил мать.

Она попятилась, виновато замахав руками — дескать, я исчезаю, я не ко времени.

Он мотнул головой, улыбнулся и жестом пригласил ее войти.

— Слушайте, Рене, тут моя мама пришла. Так что извините меня и давайте закругляться. Значит, мы с вами договорились, хорошо? Ну, ну, не начинайте сначала! Стало быть, я на вас рассчитываю. Приятного вам полета. Передайте Симоне мою личную благодарность за щедрое пожертвование в наш фонд. Желаю ей удачных концертов — завидую тем, кто будет наслаждаться ее великолепным голосом! Привет вашим прелестным внучкам. Всего доброго.

Энди повесил трубку и весь перекривился.

— Уфф! — сказал он. — Спасибо тебе, что кстати пришла и выручила меня. Репе — один из моих вернейших и важнейших соратников, но порой он бывает таким шилом в заднице! Вон руки даже вспотели! — Энди рассмеялся и вытер ладони о джинсы. — А его женушка — худшее в мире сопрано!

Энди вскочил навстречу матери, крепко взял ее за плечи и крепко же поцеловал в щеку.

Она сама продлила их объятия — прижалась щекой к его груди, да так и осталась. Сердце в груди преступно заколотилось, но она все не отстранялась.

— Э-э, да ты вся холодная! — воскликнул Энди. — Не иначе как занималась бегом?

— Угу, — только и промолвила Розмари, отогреваясь на его груди.

— Вместе с Джо.

— Нет, одна.

— И никто не цеплялся?

Она молча тряхнула рукой со шляпкой и темными очками.

Теперь Энди сам отодвинул ее от себя и, держа за плечи на расстоянии вытянутых рук, с тревогой спросил, заглядывая ей в глаза:

— Что случилось? У тебя вид какой-то не такой…

— Я волнуюсь за тебя, — сказала Розмари. — Боюсь, как бы чего не приключилось с тобой… Он вздохнул и неопределенно мотнул головой.

— От судьбы не уйдешь. Всякое может случиться. С ужасными людьми и вещи приключаются ужасные. За примерами далеко ходить не надо: взять того же Стэнли Шэнда, которого автомобиль размазал по стене…

— Прекрати! — воскликнула Розмари, довольно чувствительно ударив его по руке. — И слышать не хочу такие мерзости!

Энди пожал плечами:

— Сама начала. У тебя какие-то конкретные опасения или просто так?

— Ничего конкретного. Навалился вдруг страх — сама не знаю отчего… Я была возле Брэма…

Розмари осеклась и бросила быстрый взгляд на сына.

— А-а, так ты видела, что с ним сделали! Она кивнула.

— Чувствую свою вину за то, что я это допустил, — признался Энди. — Но это не могло тебя напугать. Я вижу, ты чем-то очень и очень расстроена. Успокойся. — Он погладил ее по плечам.