Испытание

— Что-о?! — услышал Майрам и почувствовал, как у нее даже дыхание перехватило от негодования.

Ему стало стыдно, он хотел поскорее возвратиться на исходные позиции, заново начать разговор. Майрам чувствовал, с какой невероятной силой ненавидит себя. Но что он мог сделать, если в нем жили два человека, и один из них всегда брал верх?

— Не мешает нам в кино сходить… — он не знал, куда во дят таких девушек. — В ресторан заглянем…

Она вся съежилась, резко прервала его:

— Вот мой дом…

Майрам тонул. Но кто когда-нибудь позволял воде безропотно утащить себя на дно? Он лично таких не знает. Не умеет плавать, а колошматит руками по воде. Вот и Майрам начал беспорядочную стрельбу ладонями по морю.

— Начнем знакомство с дома, — правой рукой по морю бух! — Подъезд? — В ответ молчание — голова его опять ушла под воду, Майрам пытался вытянуть ее и шлепнул в отчаянии по воде левой рукой: — Квартира? — Еще один захлеб. — Теле фон? — шепнул он, наглотавшись вволю соленой водицы…

— Остановитесь, — приказала девушка, и Майрам понял, что она не из тех, кого можно ослушаться.

— Я видел: вас не встречали на вокзале, — в нем клокотала кровь, и он не желал уходить на дно, не сделав еще одной попытки вынырнуть. — А должны были?

Девушка вышла из машины. Майрам подал ей сумку, но не отпустил ручку:

— Меня зовут Майрамом… Запомните: Майрам… Номер моей «Крошки» 21–38 СЕГ…

Наконец, она вырвала сумку и быстро выпалила ему в лицо:

— Я запомнила другое… — и едко спросила: — Быть злым — это приятно?

И пошла к дому. Он смотрел ей вслед, пока она не исчезла в подъезде. И еще подождал несколько минут, но она так и не выглянула из окна, хотя он все держал на прицеле — с первого до пятого этажа… Чего в нем было больше: ненависти к себе или презрения? Он ясно представлял себе, какое оставил у нее представление о себе. «Но ведь я не такой!» — кричало все в нем. Но этого-то ей неизвестно. И никому не известно. Майрам совершенно другой, нежели выглядит. Но кто об этом догадается? И найдется ли та, кто это оценит?

У Нахлынула другая волна чувства — жалости к себе и ненависти к ним. Ненависти ко всем, кто не знает, что он, Майрам, Другой, что он не такой бессердечный и безжалостный, каким порой кажется. И ему жаль очкарика, хотя его и стоило проучить за то, что лезет на глаза девушки. И шутил он над ним не потому, что Майрам злой и любит поиграть на нервах людей, а потому что вдруг пришла в голову забавная мысль. А кто из людей может отказаться от остроумной шутки? Майрам такого не знает.

А она? Почему она так строга к нему? Это тоже жестоко! Что ни говорите, а вот так уйти, как она это сделала, — тоже жестоко! И пусть никто не пытается оправдать ее!

— Зря ты так, — раздался за его спиной тихий голос. Учительница смотрела на него из зеркальца. Она умеет быть незаметной. Молчаливая, кроткая, она притаилась за его спиной и была свидетельницей его позора! И этот ее всепонимающий взгляд!

Майрам ждал, когда учительница назовет адрес. Но она Молчала, будто он ее племянник и не однажды бывал у нее дома. Хорош же он в ее глазах — сидит, болван, всматривается в окна здания. «Крошка», словно необъезженный конь, рванулась с места. В зеркальце он видел, как задумчиво она поглядывает по сторонам. Он нетерпеливо оглянулся. Она встретила взгляд спокойно и деловито. Так, будто Майрам давно знал, кто она и какие заботы ее охватили, а она знает все про него, — Понравилась тебе девушка. Понравилась, не возражай. Да только обидел ты ее. Рассердилась она, — голос у нее был ровный, говор чистый…

— Рассердилась? — осмелел Майрам. — Отчего рассердилась? Оттого, что на нее обратил внимание таксист? Очкарику улыбалась, потому что он какая-то шишка. А таксисту — грубить?!

Озадаченная его словами учительница помолчала, но, подумав, убежденно промолвила:

— Нет, напротив, не такая она. Ты отпугнул ее. Злая была у тебя шутка. А такая девушка избегает зла. Ей подавай любовь.

— Любовь? — усмехнулся тот, второй человек в Майраме, его враг номер один. — А что это такое?

— Парень! — возмутилась учительница. — Ты циник. А это нехорошо, — и добавила: — Любовь ни одного человека не обходит. Ни одного… И если тебя обидела одна, ты всех по ней не суди…

— Меня трудно обидеть, — возразил Майрам, подделываясь под итальянского актера.

— В любви и сильный слабым и беззащитным бывает, — парировала она, и гнев затрепетал в ее голосе. — Выходит, ты считаешь, что девушки не бывают искренними? Не способны на большую любовь? А-а, мальчишка! Чего это я тебя стараюсь убедить? — она отвернулась к окну. — Жизнь убедит…

Пусть убедит! Он, Майрам, разве возражает? Пусть жизнь поскорее убедит. Но что-то который уже год убеждает. Вернее, убеждает в другом. Не стоит спорить с учительницей. Что она, старина, знает о сегодняшних девицах? Он обидел девушку? Совсем наоборот — потрафил ее самолюбию, вот, мол, еще один чудик обратил на нее внимание. И девушки, и нравы сейчас совсем другие… И чувства скрытные. Никогда не знаешь, что у девушек за душой. Кажется, что и эта девушка в чулках-сапожках рассердилась. Но, может, только сделала вид? Это раньше Майрам переживал бы, раскаивался, краснел… Сейчас он спокоен. Теперь он знает — это игра. С виду — ангелы, а поглядишь…

Но отчего, как только Майрам увидит такую неземную, в душе трепещет та давнишняя музыка, тот вальс, что кружил ему голову в школе? Отчего охватывает облако чистоты и радости? Будто только что пробил дырочку в скорлупе и прежде, чем выбраться, высунул голову наружу и взглянул на мир: стоит ли вылазить из своего темного и уютного гнездышка. А вокруг солнце ласково щекочет глаза, черемуха отчаянно пьянит запахом, травка манит своей нежной весенней робостью зелени, а рядом воркует мать-наседка… Как тут усидеть в скорлупе?! И ты прешь на этот свет. И плетешь нить своей жизни. И часто делаешь то, чего не хочешь, и хочешь то, до чего не дотянешься…

Нет, я теперь ученый, о любви ни слова не хочу слышать! — решил Майрам и нетерпеливо спросил пассажирку:

— Вам куда?..

Глава вторая

Майрам не успел пересечь ворота автобазы, а из конторы уже высыпали управленцы. Светик-секретарша и та выскочила во двор и проводила машину оценивающим взглядом. Сколько все-таки в АТК бездельников! Кричат много о сокращении штатов, а на поверку — сколько еще терпеливо ждут своей очереди. Дайте Майраму власть на часик — и некому будет торчать в гараже, бросаться стаей к пострадавшим, пялить глаза на разбитые крылья и скошенные на бок кузова. Хоть не появляйся на базе. Да где ж ее, такую покалеченную, залатаешь?! Вмиг Майрам был окружен любопытствующими: они присаживались на корточки, чтоб лучше разглядеть повреждения, мяли пальцами развороченную жесть и молча дожидались, когда таксист им поведает, что и как… Ну ждите, Адате! Как собрались — так и разойдетесь. От него вы ни слова не услышите. Майрам ваше любопытство против вас же и направит. Сколько их! Как разбредутся по боксам, ямам да кабинетам — и не подумаешь, что так велик штат АТК. Сейчас в самый раз объявить субботник, заставить их повкалывать, Чтоб поубавилось у них любопытства.

В ворота одна за другой въехали две машины. Этого еще хватало! Не учел Майрам, что наступает время пересмены. Ему бы часа три переждать где-либо. Так и есть: из машин вывезли Илья и Волкодав и направились в его сторону. Ну, теперь жди подвоха. Подошли, Илья присвистнул, Волкодав показал всем четыре пальца, мол, обойдется ремонт в четыре сотни. Майрам всем видом показывал им, что ему не до бездельников. Вооружившись инструментом, молча отдирал куски жести. Никто не приступал к расспросам: знают по себе, как это раздражающе действует на пострадавших. Но и не расходились, потому как принцип такой. Выдержки Ильи хватило ровно на пять минут. Наверняка прежде чем открыть рот, он заговорщически моргнул толпе…

— Случилось это ранним утром, — начал он, — на загородной трассе. Майрам воззвал к всевышнему, и на дороге не стало встречных машин. Он выжал из бедняжки «Крошки» все, на что она способна. Несся с ветерочком, позабыв о спидометре, на котором стрелка показывала за сто сорок километров. Теперь уже неважно и неизвестно, что отвлекло внимание Майрама: то ли зевнул он, ибо вчера благодаря стараниям известной всем вам блондиночки не выспался, то ли рессора скрипнула недовольно… Но на миг он отвлекся. А когда вновь посмотрел на трассу, то увидел… Что бы вы думали?