Котовский

Если раньше Григорий Котовский был первым в шалостях и забавах, то, повзрослев, он постепенно начал становиться идейным вожаком учеников школы.

«Здесь впервые уже начала оформляться моя личность протестанта против существующего порядка вещей. Эти протесты выливались в стихийные, неорганизованные формы, но я уже являлся вожаком, за которым зачастую шли воспитанники даже старших классов». — Так рассказывал Котовский, вспоминая о Кокорозенах.

Революционные листовки раскрывали глаза ученикам школы на окружавшую их действительность.

В Кокорозенах мальчикам приходилось выполнять непосильные работы. Практические занятия превращались здесь в обычную эксплоатацию малолетних. В школе избегали применять наемную силу, и в дни страды подростки буквально падали от усталости.

Огромное хозяйство школы приносило большие барыши, а питание учеников было более чем скудным.

Однажды во время обеда учащиеся взбунтовались. Требуя лучшей пищи, они стучали металлическими тарелками и бросали их на пол. Отказавшись пойти в свои спальни, они ударили в колокол и разбежались по полям, оврагам и окрестным селам.

Из Оргеева был срочно вызван урядник. Вместе с такими школьными жандармами, как Комаровский, он принялся ловить непокорных учеников.

После того, как был водворен порядок, родителям и опекунам юных бунтовщиков, среди которых главным зачинщиком был Григорий Котовский из Ганчешт, были разосланы предупредительные письма…

…Зимой 1900 года Григорий Котовский одним из первых закончил кокороэенскую школу. Это был четвертый выпуск, который отмечался торжественным актом. Бывшие питомцы кокорозенской школы, уже работавшие в разных хозяйствах, быстро завоевали себе репутацию толковых агрономов и виноделов.

«Из всей прожитой мною жизни время пребывания моего в кокорозенском сельскохозяйственном училище является самым светлым, ярким и радостным…», — писал Котовский в одном из своих писем. Он всегда с гордостью говорил о том, что он по образованию агроном. Несмотря на то, что учение протекало в тяжелых условиях, он ценил кокорозенскую школу. Она дала ему много практических знаний, которые по-разному в разные годы пригодились ему. Здесь были у него единомышленники, вместе с ними он познал радость первых свободолюбивых мечтаний.

Котовскому шел двадцатый год. Это был высокий, стройный и мускулистый юноша, с первого взгляда обращавший на себя внимание. Голос у него был музыкальный и задушевный, а небольшие, слегка прищуренные глаза светились умом.

Школа была окончена, но для получения диплома выпускники должны были больше полугода проработать практикантами в помещичьих хозяйствах.

Двадцатого декабря 1900 года Котовский прибыл на станцию Кайнары и направился на хутор Валя Карбуна, в имение помещика Мечеслава Скоповского.

Глава третья

ПРАКТИКА

Скоповский радушно принял молодого агронома. Практикант располагал к себе, а, кроме того, он приехал с похвальным отзывом, в котором отмечались его административные способности. Скоповскому нужен был такой человек, чтобы навести порядок в хозяйстве, и Котовский стал исполнять обязанности управляющего имением. Скоповский был доволен. Наконец-то ему попался дельный управляющий.

Котовский держал себя с достоинством, был ровен и прост со всеми.

Скоповский хвалил практиканта, а сам поручил своим верным людям следить за каждым его шагом. И вскоре они стали доносить хозяину, что молодой агроном не только распоряжается работами и учит батраков, как лучше сделать то или другое, но подчас и сам работает вместе с ними, а, главное, ведет с ними, как с равными, всякие разговоры о жизни.

Наступила осень. Закончили уборку хлебов, молотьбу; были проведены озимые посевы. Котовский давно уже должен был получить отзыв о своей работе практиканта. За это время он не только с успехом применял на практике полученные им агрономические знания, но и сделал для себя некоторые выводы. Здесь молодой Котовский узнал то, о чем не рассказывали ученикам сельскохозяйственной школы их преподаватели. Котовский хорошо понял, что представляют из себя на самом деле «культурные» помещичьи хозяйства. Он видел, как жили батраки Скоповского. Полуголодные, одетые в лохмотья, они ютились в тесных помещениях с низкими потолками. Своими сильными и мозолистыми руками они не в состоянии были заработать себе на пропитание. Несчастные женщины с изможденными лицами не могли разогнуть спины после работы. Батраков душила нужда. Котовский видел все это и думал: одному — все, другому — ничего. У одного руки в перстнях, у другого — в мозолях. Батраки, наживая себе горб, трудятся для того, чтобы Мечеслав Скоповский богател, объедался роскошными блюдами, покупал себе новых рысаков.

Неужели и ему, Котовскому, суждено стать панским приспешником? Он не раз слышал от отца: «Будь беден, да честен». С юношеских лет в нем бродила ненависть к богачам и жажда справедливости. Григорий мог стать рачительным управляющим, войти в доверие к помещику, жить в довольстве. Но он пренебрег этим.

Всем сердцем был он на стороне бедняков и угнетенных.

«…И здесь с ужасающей ясностью сталкиваюсь с огромной нищетой того, кто создает все богатства помещику, с беспросветной жизнью батрака, с его 20-часовым рабочим днем; я сталкиваюсь с батраком, у которого нет во всей его тяжелой, кошмарной жизни ни одной светлой, человеческой минуты — с одной стороны, и со сплошным праздником, полной роскошью жизни, жизни паразитов, безжалостных, беспощадных эксплоататоров — с другой», — писал Котовский в своей автобиографии.

Он служил помещику, но к людям, работавшим на помещика, относился тепло и по-человечески, всячески старался облегчить их участь. С молдаванами разговаривал он по-молдавски, подробно расспрашивал их, из каких они сел, об их семьях…

Недаром Котовский был под подозрением у помещика. Слишком открытый, смелый и даже вызывающий у него взгляд. Скоповский втайне ненавидел своего практиканта. В присутствии Григория он нарочито грубо и жестоко обращался со своими подчиненными.

Как-то зимой Скоповский приехал в имение. Помещик был не в духе, вероятно, после большого проигрыша. Он ходил по имению и ко всему придирался. В казарме он застал отдыхающих рабочих.

— Я не потерплю у себя дармоедов! — рассвирепел Скоповский. Пинком ноги он поднял одного из лежавших, а когда тот вытянулся перед ним, схватил его за рубаху, начал трясти и бить хлыстом.

Как вы смеете так обращаться с людьми?! — чуть заикаясь, заговорил Котовский.

Скоповский гневно посмотрел на Котовского (он не привык к возражениям), взмахнул хлыстом и ударил практиканта по щеке. — Бунтовщик, ты будешь народ бунтовать?!

Удар помещичьего хлыста разъярил Котовского. Не помня себя, он схватил Скоповского, поднял его и с размаху выбросил в открытое окно. На Григория накинулись слуги помещика и начали избивать дубинками и плетками; одолев его, они связали Котовского и бросили в сарай. Потом к сараю подъехала подвода. Приказчик повез Котовского в степь. Григорий просил развязать ему руки и ноги, но приказчик не соглашался: барин приказал сбросить практиканта связанным, не доезжая верст пять до станции.

Приказчик выполнил приказание помещика. Оставленный в степи раздетым, без пальто, Котовский долго ползал по снегу, пока ему не удалось разорвать веревки. Он весь горел возмущением и обидой; он не ожидал такого дикого произвола, такой несправедливости. Он шел по степи и мысленно произносил слова клятвы: отомстить за все Скоповскому и другие помещикам-извергам.

Скоповский же не успокоился. После случившегося он долгое время ходил в кровоподтеках и пластырях. Горя местью, он сочинил донос на непокорного практиканта. Помещик обвинял Григория во всевозможных злоупотреблениях, а, главное, в том, что Котовский настраивал против него батраков.

Вскоре во всех богатых домах узнали о том, что бывший служащий Скоповского неблагонадежен.

Котовский никак не мог устроиться на работу. Он решил поискать счастья в родных Ганчештах. К тому времени князь Манук-Бей умер, а имение его арендовал богач Назаров. Котовский передал ему через лакея письмо и, спустя несколько минут, сам услышал, стоя у открытого окна, как Назаров сказал: