Страница 8 из 32
Грэфф оставался в передней части отсека.
— Ну что, тупицы? Своими недоразвитыми мозгами вы так и не усвоили одну маленькую истину? Вас взяли сюда, чтобы сделать из вас солдат. В ваших бывших школах и бывших семьях вы, может быть, и были большими шишками, может быть, вы были сильными, может быть, вы были умными. Но мы выбирали лучших из лучших, и сейчас вам будут попадаться только такие. И когда вам сказали, что в этом полете Эндер Виггин самый лучший, надо было намотать это себе на ус, недоумки. Не лезьте к нему. Маленькие мальчики и до этого умирали в Боевой школе. Я понятно выразил свою мысль?
Весь оставшийся полет прошел в тишине. Сосед справа старался быть предельно аккуратным, чтобы не коснуться Эндера.
«Я не убийца, — мысленно твердил Эндер. — Я не Питер. Пусть болтает, что хочет. Я им не являюсь и никогда не буду. Это была самозащита. Я долго не отвечал. Я терпел. Я не такой, каким он хочет меня представить».
Они подлетали к школе. Торможение и посадка заняли около двадцати минут. Эндер не спешил выходить из корабля. Другие ребята не имели ничего против, они спешили к выходу, по одному вскарабкиваясь по трапу, ведущему из салона. Грэфф ждал в начале узкого туннеля, соединяющего «шаттл» с центром Боевой школы.
— Как прошел полет, Эндер? — весело спросил он.
— Я думал, вы были моим другом.
Несмотря на все усилия, голос Эндера дрогнул. Грэфф выглядел озадаченным.
— С чего это пришло тебе в голову, Эндер?
— Потому что вы… Вы говорили как друг, вы были честны со мной. Вы не лгали.
— Я и в дальнейшем не буду лгать, — сказал Грэфф. — В круг моих обязанностей не входит дружба. Моя работа заключается в производстве лучших в мире солдат. Лучших за всю историю человечества. Наполеона. И Александра. Наполеона, но не такого, который потерпит поражение. И Александра, но не такого, который умрет в зените славы. Нам нужен Юлий Цезарь, но не такой, который станет диктатором и этим погубит себя. Моя работа направлена на создание такой личности и на создание всех тех, в ком она будет нуждаться. Но это вовсе не значит, что я должен заводить дружбу с детьми.
— Вы сделали так, чтобы они меня возненавидели.
— Ну и что? Как собираешься действовать дальше? Забьешься в угол? Станешь целовать их маленькие задницы, чтобы они тебя снова полюбили? Существует лишь один способ противостоять их ненависти: стать настолько умелым в том, что ты делаешь, что они не смогут с этим не считаться. Я сказал им, что ты лучше всех. Теперь лучшее для тебя — доказать это.
— А если я не смогу?
— Ну, тогда тебе не позавидуешь. Пойми, Эндер, мне очень жаль, что ты совсем один и тебе страшно. Но чужаки не дремлют. Десять миллиардов, сто миллиардов, миллион миллиардов чужаков, насколько нам известно. И тьма кораблей. И оружие, которого мы не понимаем. И стремление использовать это оружие, чтобы покончить с нами. На карту поставлен не мир, Эндер. А только мы. Человечество. Что касается остальных обитателей Земли, то они останутся, даже если нас уничтожат, они приспособятся, и жизнь на Земле пойдет своим чередом. Но человечество не желает умирать. Как биологический вид, мы эволюционировали, чтобы выжить. Мы делали это путем неимоверного напряжения, такого, что раз в несколько поколений оно неизбежно приводило к появлению гениев. Тех, кто придумал колесо. И свет, и полет. Тех, кто построил город, страну, империю. Ты что-нибудь понял из того, что я сказал?
Эндер подумал, что понял, но не был в этом уверен, поэтому сказал, что не понял ничего.
— Ничего? Ах, да. Более простым языком, люди свободны до тех пор, пока человечество не призовет их. Возможно, что для выполнения определенной миссии человечеству понадобился именно ты. Я, например, считаю, что человечество нуждается во мне для выяснения того, на что ты способен. Возможно, нам придется совершать низкие поступки, Эндер, но если человечество в результате этого выживет, значит мы оказались хорошими орудиями.
— И все? Всего лишь орудиями?
— Само по себе любое человеческое существо — лишь орудие, которым все остальные пользуются для того, чтобы выжить.
— Это неправда.
— Нет, это только полуправда. С остальной половиной разберемся после того, как выиграем эту войну.
— Она закончится еще до того, как я вырасту, — сказал Эндер.
— Я очень надеюсь на то, что этого не произойдет, — сказал Грэфф. — Кстати, общаясь со мной, ты приносишь себе мало пользы. Остальные мальчики, вне всякого сомнения, ведут сейчас разговор о том, что старина Эндер Виггин опять подлизывается к Грэффу. Если только о тебе начнут говорить, как о любимчике учителей, считай, что твоя карьера в этой школе закончена.
Другими словами, иди отсюда и оставь меня в покое.
— До свидания, — сказал Эндер и двинулся по туннелю вслед за остальными мальчиками.
Грэфф смотрел, как он уходит. Один из учителей, стоявший рядом с ним, спросил:
— Тот самый?
— Бог его знает, — ответил Грэфф. — Но если это не Эндер, то пусть он поскорее об этом скажет.
— Может быть, никого и нет, — сказал учитель.
— Может быть… Но если это так, Андерсон, то тогда сам Бог — чужак. Можешь потом меня процитировать.
— Хорошо.
Они еще немного постояли молча.
— Андерсон.
— Мм…
— Малыш ошибается. Я был и остаюсь его другом.
— Я знаю.
— У него светлая душа.
— Я читал отчеты.
— Андерсон, подумать только, что мы собираемся с ним сотворить.
Андерсон не согласился:
— Мы собираемся сделать его лучшим за всю историю полководцем.
— А затем взвалить судьбу мира на его плечи. Ради него самого надеюсь, что это будет кто-то другой.
— Выше нос. Чужаки могут убить нас всех еще до того, как он вырастет.
Грэфф улыбнулся.
— Спасибо. Ты снял груз с моей души.
Глава 5. ИГРЫ
— Я просто в восторге. Сломанная рука. Это был прием профессионала.
— Это был несчастный случай.
— На самом деле? Выходит, я поспешил занести благодарность в твое личное дело.
— Все вышло не так. Случившееся делает героем этого пострадавшего паршивца, что может отрицательно повлиять на многих из группы. Думаю, что Эндер мог бы обратиться за помощью.
— Звать на помощь? А я то думал, что ты больше всего ценишь в нем как раз то, что он привык сам решать свои проблемы. Когда он окажется там, в окружении вражеской флотилии, то помощи ему будет ждать неоткуда.
— Кто мог предвидеть, что этот сосунок отстегнет ремни? И что он приземлится не туда и не так, как следовало?
— Еще один пример тупости военных. При наличии у тебя хоть каких-нибудь мозгов, ты занимался бы более стоящим делом, например торговал страховками.
— И вы тоже, Мыслитель.
— Приходится считаться с тем, что все мы второго сорта. Тем не менее именно мы отвечаем за судьбу всего человечества. Это должно опьянять, не правда ли? Особенно если учесть, что на этот раз нас будет некому критиковать в случае поражения.
— Мне никогда не приходило в голову подумать обо всем этом с такой точки зрения. Лучше не проигрывать.
— Посмотрим, как пойдут дела с Эндером. Если он уже сломался или сломается в будущем, то кто следующий? Кто, если не он?
— Я составлю вам список.
— Будет логичней подумать, как нам не потерять Эндера.
— Я уже говорил вам, что он надежно изолирован. Он уже не поверит в то, что когда-нибудь сможет дождаться чьей-либо помощи. Ведь стоит ему хоть раз догадаться, что может быть более легкий выход, считайте, что мы его потеряли.
— Ты прав. И было бы ошибкой дать ему поверить в то, что у него есть друг.
— Друзья у него могут быть, а вот родителей быть не должно.
Когда Эндер прибыл в казарму, все остальные мальчики уже выбрали себе кровати. Он остановился в дверях спальни, отыскивая взглядом свободное место. Потолок был низкий: потянувшись, Эндер смог бы дотронуться до него рукой. Комната была уменьшена во всех направлениях, и поэтому нижние места находились прямо на полу. Мальчики исподтишка наблюдали за ним, и Эндер заметил, что единственное свободное место находится внизу, у самой двери. Оно было самым неудобным, и согласившись на него, Эндер рисковал вызвать в дальнейшем новые каверзы со стороны одногруппников. С другой стороны, еще более неразумным было вступать в борьбу за то, что уже кому-то принадлежит. Поэтому он широко улыбнулся.