Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 32

Эндер шагнул через ворота. Он медленно плыл вниз. Боевые залы, в которых он до этого тренировался, всегда имели вход на уровне пола. Однако для настоящих боев вход в зал был сделан в центре стены, на одинаковом расстоянии от пола и потолка.

Внезапно он понял, что может свободно менять свое представление о направлениях. Это было точно так же, как в «шаттле». То, что было низом, стало верхом, а затем боковым направлением. В невесомости не было никакого смысла цепляться за ориентацию, которую, он имел в коридоре перед входом. Глядя на квадратные входные ворота, сейчас было совершенно невозможно сказать, где у них верхняя сторона. И это не имело никакого значения. Но зато Эндер нашел направление, которое имело смысл выделять. Ворота противника находились внизу. Целью игры было обрушиться на голову противника.

Эндер сориентировал себя в этом новом направлении. Теперь он летел в направлении врага не плашмя, а вперед ногами и представлял из себя гораздо меньшую мишень.

Кто-то заметил его. В конце концов он всего-навсего медленно и бесцельно плыл по открытому месту. Он инстинктивно согнул ноги в коленях, и в ту же секунду точный выстрел заморозил его ноги в этом положении. Руки же не потеряли способности двигаться, потому что только попадание в корпус замораживало сразу весь скафандр. В остальных случаях замораживались только те участки, куда попадал луч выстрела. Эндер подумал, что если бы он не закрылся от врагов ногами, то выстрел мог попасть в тело, и он был бы полностью обездвижен.

Так как Бонзо запретил ему вытаскивать пистолет, то Эндер продолжал медленно плыть, не делая никаких движений руками или головой, словно и они тоже были заморожены. Вражеские солдаты не обращали на него внимания и сосредоточили свой огонь на тех, кто продолжал вести бой. Для Саламандр это был горький бой. Оставшись в меньшинстве, они, несмотря на все свое упорство, постепенно сдавали позиции. Бой рассыпался на десяток не связанных друг с другом перестрелок. Установленная Бонзо дисциплина сейчас приносила свои плоды, и каждый выбывающий из игры боец Саламандр выводил вместе с собой по крайней мере одного противника. Никто не паниковал и не метался. Все сохраняли выдержку и точность прицела.

Огонь Петры был особенно опустошительным. Кондоры заметили это и приложили максимум стараний, чтобы заморозить ее. Вначале ей попали в руку, держащую пистолет, но она продолжала обрушивать на врага поток проклятий, пока ее окончательно не заморозили, и шлем не сдавил ей челюсть. Спустя несколько минут все было кончено. Армия Саламандры перестала оказывать сопротивление.

Эндер с удовольствием отметил, что у Кондоров осталось всего пять солдат, которые составляли минимальное количество, необходимое для открытия ворот победы. Четверо из них коснулись своими шлемами четырех световых меток, расположенных по углам ворот армии Саламандры, и пятый прошел в коридор через защитное поле. Это окончило игру. Свет загорелся на полную яркость, и в зал через дверь для преподавателей вошел Андерсон.

«Я мог бы достать свой пистолет, — подумал Эндер. — Я мог бы достать свой пистолет, когда они приближались к воротам, и заморозить хотя бы одного из них. И их стало бы слишком мало, и игра закончилась бы вничью. Без четырех человек, касающихся углов, и пятого, проходящего через ворота, у Кондоров не было бы победы. Ты — осел, Бонзо. Я мог бы спасти тебя от этого поражения».

Но приказ есть приказ, а Эндер дал слово повиноваться. Некоторое удовлетворение он получил оттого, что в офицерском протоколе боя у армии Саламандр значился не сорок один выбывший из строя боец, а только сорок выбывших и один раненый. Бонзо не мог понять этого до тех пор, пока не нашел ответа в записях Андерсона. «Я был только раненым, Бонзо, — подумал Эндер. — Я еще мог стрелять». Он думал, что Бонзо подойдет и скажет:

— В следующий раз в подобной ситуации можешь стрелять.

Но до следующего утра Бонзо вообще ничего ему не сказал. Бонзо завтракал вместе с командирами, но Эндер был уверен, что и там странный счет игры вызовет интерес не меньший, чем в солдатской столовой. В любой игре, которая не кончалась ничьей, все солдаты проигравшей команды оказывались либо уничтоженными, то есть полностью замороженными, либо обезвреженными. Последнее означало, что отдельные части костюма бойца оставались незамороженными, но он не мог стрелять или представлять опасности для противника. Саламандры стали единственной армией, в которой после поражения остался раненный, но способный вести огонь боец.





Эндер не хотел комментировать случившееся, но остальные солдаты армии Саламандры желали выяснить, как это могло получиться. И когда мальчики спрашивали его, почему он не нарушил приказ и не начал стрелять, он спокойно отвечал:

— Я не нарушаю приказов.

Бонзо нашел его после завтрака.

— Приказ остается в силе, и не вздумай об этом забывать.

«Ты за это поплатишься, глупец. Я еще не могу быть хорошим солдатом, но я могу приносить пользу, и нет никакого смысла в том, что ты не даешь мне этого делать», — подумал Эндер. Но вслух он ничего не произнес.

Еще одним любопытным результатом боя стало то, что Эндер оказался в самом верху таблицы, оценивающей эффективность солдат. Так как он не произвел ни одного выстрела, то у него были отличные результаты по стрельбе — ни одного промаха. А так как он ни разу не был заморожен или обезврежен, то и здесь у него был превосходный результат. Многие из ребят смеялись, некоторые злились, а Эндер числился в таблице, как самый результативный солдат.

Он все так же сидел в стороне во время тренировок армии, и все так же упорно тренировался с Петрой по утрам и со своими друзьями по вечерам. На тренировки приходило все больше перволеток. Их не надо было заманивать. Просто они начали ощущать результаты тренировок. Но Эндер и Алаи по-прежнему оставались лучшими среди них. Отчасти это было вызвано тем, что Алаи все время пытался придумать что-нибудь новое, а это заставляло Эндера не отставать и отвечать ему тем же. Отчасти причиной являлось то, что они не боялись делать дурацких ошибок и делали вещи, которые ни за что не стали бы пробовать уважающие себя солдаты. Многое из того, что они делали, оказывалось бесполезным. Но это всегда было весело, всегда увлекательно и позволяло приобрести навыки, которые наверняка могли пригодиться в бою. Из всего времени суток вечерние часы были лучшими.

Следующие два боя закончились легкими победами Саламандр. Эндер входил в зал через пять минут и оставался нетронутым терпящим поражение противником. Он начал понимать, что выигравшая у них армия Кондора на самом деле была необычайно хороша. Саламандры, слабые настолько, насколько слабыми были представления Бонзо о стратегии, являлись тем не менее очень сильной командой. Они неуклонно набирали очки и вели упорную борьбу с армией Крысы за четвертое место.

Эндеру исполнилось семь. В Боевой школе не обращали внимания на дни недели и числа, но Эндер нашел способ выводить даты на свою доску и поэтому заметил свой день рождения. Школа его тоже заметила. С него сняли мерки и выдали ему новую форму армии Саламандры и новый боевой костюм. Он вернулся в казарму в новой одежде. В ней он чувствовал себя удивительно свободно, словно собственная кожа перестала облегать его тело. Ему захотелось остановиться рядом с койкой Петры и рассказать ей о своем доме, о том, как там справляли его дни рождения, или хотя бы просто сказать ей, что у него день рождения, чтобы она в ответ пожелала ему счастья. Но здесь никто не говорил о днях рождения. Это было слишком по-детски. Это означало делать то, что делают обыватели. Торты и глупые обычаи. На его шестилетие Вэлентайн испекла торт. Он совершенно не удался, и это было ужасно. Теперь никто не умеет печь, и то, что Вэлентайн затеяла стряпню, было настоящим сумасшествием. После этого все ее долго дразнили, но он спрятал маленький кусочек в своем шкафу. Затем с него сняли монитор, и он уехал, и, скорее всего, этот кусочек все еще лежит в его шкафу. Маленькая кучка жирной желтой пыли. Никто из солдат никогда не вспоминал о доме. Словно до Боевой школы ни у одного из них просто не было жизни. Никто не получал писем, и никто не писал их. Все делали вид, что им это совершенно безразлично.