Страница 49 из 57
Стела Меша была создана добрых полстолетия после царя Соломона во времена царя Ахава (871–852 до н. э.). Образ бога Хамоса, должно быть, не изменился за это время. Другими словами, царь Соломон ничего не имел против того, чтобы принять культовое божество в Иерусалиме, со всеми его исключительно воинственными чертами. Как и Господь, ведет Хамос священную войну. Осознавал ли Соломон боевой характер моавитянского божества?
Библейское предание не дает ответа. Однако не так уж трудно найти его. К «терпимости Соломона» совсем не подходит взращивать озлобленность чужих богов. В конце концов, это были божества его жен, с которыми он находился в мирном сосуществовании.
Трудно также восстановить допускаемый Соломоном культ Молоха, в честь главного бога аммонитян. Предание о Соломоне переносит капище Молоха на Масличную гору, и пророку Иеремии позже известно место под названием Тофет, в долине сыновей Енно-ма, где, как сообщается, происходило жертвоприношение мальчиков и девочек (Иеремия 7.31). Из этой архаичной традиции принесения в жертву людей, кажется, так и просится имя Молох, которое первоначально означало ни много ни мало «дары посвящения».
Культ Молоха, должно быть, ослеплял израильтян. Сообщается, что иудейский царь Ахаз (742–725 до н. э.) провел «своего сына сквозь огонь» (4 Царств 16.3). Во всяком случае, принятие культа Молоха Соломоном никак не увязывается с человеческими жертвами. Таким образом, подтверждается наша уверенность, что, допустив чужих богов, Соломон не проявлял насилия.
Соломон не побоялся допустить в Иерусалим культ своей финикийской жены, который она исповедовала в своей семье: культ Астарты. Это необычное явление особенно не одобрялось кругом староверов: принятие бога женской природы, ведь древнеизраильскому Господу были присущи однозначно «мужские» черты. Хотя сам Господь принадлежал к «культу без изображения», однако как «мужской» бог войны он вывел войско Моисея из Египта, как «мужской» бог Завета диктовал заповеди и законы на горе Синай. Он мог почитаться как «Бог отцов», но не как «Бог матерей»; как Бог Израиля он вступил в единоборство с Иаковом (Бытке 32). Только Богу-мужчине могли быть доверены те многочисленные судилища, слова-приказы, призывающие к войне и уничтожению, которые сотни раз встречаются на страницах Ветхого Завета. «Женские» черты, кажется, чужды Господу. Даже там, где он появляется как Бог предсказаний, где он по-доброму обращается к своему народу, «женские» качества не играют никакой роли.
Хотя израильская религиозность обязывала не изображать Бога, кажется, существовала наивная убежденность в том, что Бог — мужчина. В некоторых местах все-таки существуют следы божеств-женщин, почитаемых в Израиле. Один из этих следов ведет нас к Рахили, любимой жене патриарха Иакова. Она, как сообщается, уходя, взяла с собой «бога дома» (терафим). Когда ее отец Лаван, пораженный потерей охраняющего дом божества, угрожает вору смертельным наказанием, Рахиль прячет божество под седлом верблюда и сама садится сверху (Бытие 31.34). Столь неуважительное обхождение с домашним божеством не могло не понравиться библейским авторам. Нам же эта история показывает, что по крайней мере в домашнем обиходе божества чтились, да и речи не могло быть о строгом монотеизме.
И Мелхола, дочь Саула и жена Давида, также имела домашнее божество. Когда Саул преследует Давида, Мелхола кладет статую на постель Давида, чтобы обмануть слуг Саула: «Мелхола же взяла статую и положила на постель, а в изголовье ее положила козью кожу и покрыла одеждою» (1 Царств 19.13). Конечно, библейские авторы рассказывают эту историю скорее в духе «бурлеска о богах», но зато подтверждают почитание терафимов.
Почитание терафимов было преимущественно женским делом. В их изготовлении тоже, кажется, в основном принимали участие женщины. Из времен Судей нам известна жена некоего Миши, которая изготовила терафим, вероятно, вырезала или нарисовала отличное изображение, которое вначале почиталось как «частная святыня», а позже играло некоторую роль в благочестии израильского племени Дана (Судьи 17).
Три истории с терафимами доказывают, что ортодоксальный монотеизм был необязателен ни в ранний период, ни во времена судей, ни во времена царей. Господь мог вести себя как официальный «государственный» Бог, но в домашней обстановке большой популярностью пользовались и другие божества. Поэтому есть причины трактовать многочисленные найденные статуэтки — преимущественно женские фигурки — как терафимы. Они изображались обнаженными с вытянутыми или скрещенными руками, иногда прижимали руки к животу. Могли изображаться воинственными или божествами-защитницами, сопровождали свадебные церемонии, часто представали как снимающие покрывало богини.
Соломон шагнул еще дальше. Его занимали не терафимы, он приблизился к одной из великих божеств Древнего Востока, Астарте, которой отвел право жить в Иерусалиме. При этом бросается в глаза, что авторы Библии избегают называть Астарту — в отличие от Милхома, Хамоса и Молоха — «мерзким истуканом».
С Астартой в Иерусалиме был введен культ, который великолепно характеризуют «женские» черты образа Бога. Библия, к сожалению, не дает особенно запоминающегося образа этой богини. Зачем объективно рисовать чужую богиню, если она воспринимается как угроза культу Господа? Но древневосточные источники позволяют нам восстановить эфемерный образ этой богини, так как в ней соединяются многочисленные черты почитаемых на Древнем Востоке «богинь-жен-щин». Астарта — это только одно из множества ее имен. Происходит ее имя от вавилонского «Иштар». На арамейском оно звучит Аттар, или Аштарт, на еврейском — Ашторет.
В предании о Соломоне Астарта называется «божеством Сидонским». Это очень трудно восстановить, так как в сидонско-финикийском пантеоне богов «богиней Сидонской» преимущественно называют Атирату, супругу главного бога Эла. Это подтверждают по меньшей мере найденные в Угарите, античном Рас-Шамре, древнехананейские тексты XII столетия до н. э. Так о царе Керете сообщается, что он совершает паломничества в капище Астарты, чтобы испросить себе невесту, и там дает обет обеспечить себе мужское потомство. После захода солнца, на третий день, добрался он до святилища Атирату, богини Сидона.
Астарта же, напротив, играет важную роль в мире сидонских богов. Царь Керет, например, сравнивает красоту своей невесты с «грацией Астарты».
В пантеоне богов Астарта остается невыразительной, в отличие не только от Атирату, но и от активно действующей Анат, которая играет важную роль в угаритской драме богов. Анат является возлюбленной бога плодородия Ваала, судьбу которого она разделяет борясь, сострадая и охраняя. Анат считается богиней войны:
Смотри, Анат борется на равнине,
Она ведет бои между двумя городами,
Она разбивает народ морского побережья,
Уничтожает людей с Востока.
Головы были под ней как комья земли.
На ее руках — как будто саранча,
Как куски коры платанов руки воюющих.
Она прикрепила головы у себя на груди,
Крепко привязала руки к своему поясу,
Она погружала колени в кровь сильных,
Бедра — в сгустки крови бойцов.
Анат является одновременно дикой, кровожадной воительницей и любящей женщиной. Она любила Ваала и последовала за ним в мир мертвых:
Дева Анат искала его,
Как сердце коровы ищет своего теленка,
Как сердце овцы — своего ягненка.
Так любила Анат Ваала.
Она позволяет взойти на себя быку Ваалу, играет на лире и поет в честь Ваала, «князя земли»:
Ваал лег голый и схватил нижнюю часть ее живота,
Анат легла голой и схватила его яички.
Ваал стал быком,
Дева Анат стала коровой…
Она вымыла свои руки, дева Анат.
Она хватает лиру,
Сажает Рогатого себе на грудь,
Она воспевает любовь всесильного Ваала,
Любовь «князя земли».