Мир Гаора

   - Зачем? - не выдержал Гаор.

   - Не зачем, а почему, - усмехнулся Седой. - От глупости. И желания показать свою власть. Мы просто растерялись. Такое сочетание взаимоисключающих параметров в голову никому не могло прийти, это уже потом я помнил, что любой машине нужна защита от дурака. Мы растерялись, автоматика не работает, сигналов нет, и тут в зал влетает опять же тот же бригадир, хватает нас в охапку и начинает вышвыривать из зала. При этом орёт что-то весьма сочное, но совершенно на тот момент невразумительное. Генеральская охрана открывает огонь по сумасшедшему рабу. И тут я услышал, как гудит кожух. Кажется, кто-то успел включить сирену, или сработала запасная система общего контроля. Воет сирена, мигают лампы, генералы с полными штанами ищут выход, мы пытаемся перекрыть процесс, но тумблеры уже оплавились и не действуют. И на всё, от сирены до взрыва ушло менее доли. Меня, как говорится, приподняло и шлёпнуло. Успел подумать, что мы сделали что-то не совсем то, о чём думали, и пришёл в себя на больничной койке. И первое что увидел, это решётку на окне. А потом пришёл такой, штатский, в белом халате поверх серого костюма, молча отдал мне папочку и ушёл. В папке несколько листов. Из них я узнал, что совершён террористический акт по уничтожению генералитета и перспективных учёных, работавших над новым оружием. И имена погибших. Почти вся наша группа, несколько генералов. Рабы, разумеется, не упоминались, но я вспомнил, что они были в соседней операторской, так что вряд ли уцелели. Имён обвиняемых в папке не было. Медсестра и врач со мной не разговаривали, заходили, смотрели, делали всё необходимое, и всё молча. Как немые, а может, и действительно немые. А потом пришёл он. Без царапинки. Оказывается, успел выскочить первым. И стал размазывать сопли и слёзы. Я спросил его о погибших и уцелевших. Он стал вилять. Я напомнил ему, что это он включил полную мощность и отключил защиту. И услышал, что это оплошность погибшего оператора, и вообще свидетелей нет. Это меня не насторожило, и я задал глупейший вопрос. "А я?" И услышал... Словом, мне предложили сделку. Я беру вину на себя, вернее, на нашу группу, а с меня снимают обвинение в терроризме, оставляют преступную халатность, что совсем не смертельно, так и сказал, сволочь, и дают возможность довести работу до конца, так как это очень важно для обороны страны и блага человечества. Военное Ведомство, оказывается, сильно заинтересовалось, как таким маленьким объёмом взрывчатки можно произвести такие разрушения. Святые слова, благо науки, оборона страны, просьба не погубить, да и в самом деле, сделал он это не со зла, а по чистой глупости, клятвенные обещания не мешать и предоставить любые условия. И я согласился. Было обидно, что пропадёт начатое. Своей семьи у меня не было, а родню обещали не трогать. Тем более, что пока я лежал и думал, забрезжили кое-какие идеи. Он очень обрадовался, радостно убежал, мне сделали пару уколов, после которых я из лежачего полупарализованного стал вполне здоровым, и прошёл суд. Преступная халатность, значимость жертв, и мне на лоб шлёпнули клеймо. И привезли обратно, туда же, но уже рабом. Там меня встретила охрана, весь отсек стал жутко секретным, и пятеро уцелевших из бригады. Ночью на нарах, они мне рассказали, как группа спецвойск прямо в зале добивала раненых, а он отбирал, кого оставить. Ещё через пару дней привезли ещё троих из нашей команды, тоже с клеймами. И мы взялись за работу. В память о погибших. И потому что человек не может не мыслить. И воплощать свои мысли. И первое, с чего мы начали, это блокировка. Надо отдать ему должное. Мы опять имели всё. Необходимое для работы. Охрана только наружная, порядок поддерживали сами, паёк нам заносили и оставляли в тамбуре, а по ночам рабы просвещали нас относительно рабских порядков и нравов. Чтобы мы, когда закончим и нас отправят на перепродажу в отстойник, выжили в камерах. Там я и язык начал учить. И понял, что кричал бригадир. Прошли испытания. На этот раз уже по-настоящему. Всё прошло удачно. И нам предложили заняться переходом к конкретному изделию. Мы сделали. Десять образцов увезли на полевые испытания. Он вернулся сияющий, поздравил нас с фантастической удачей. Забрал чертежи, спецификации, инструкции, всё до бумажки и уехал. А потом в наш отсек зашла команда в зелёных петлицах и увезла сюда. Нас развели по разным камерам. Я попал в одну камеру с парнями из бригады, и они прикрыли меня. Не дали сойти с ума и разбить голову о стену. Остальным так не повезло. Сортировку я на злости прошёл. К тому же действительно был здоров. И в аукционном зале увидел его. С новеньким орденом за заслуги перед отечеством. За новое эффективное оружие. Он купил меня, привёз к себе, у него теперь была своя лаборатория, и предложил, да нет, уже приказал, работать. Я отказался. Он опять поговорил со мной о науке и Родине, и я купился вторично. Начал, и примерно на середине понял, над чем работаю, и что этим можно сделать с людьми. Бригада у меня была уже новая, и я продолжал работать над заданной темой, потому что боялся за них. Меня бы, скорее всего, оставили, а их в случае провала отправили бы на утилизацию. Чтобы он ничего не заподозрил, я кропал всякие эффектные пустячки, которые он публиковал под своим именем, огребал премии и славу лучшей головы в стране. Тему мне удалось свести к провалу, вернее, неэффективности. Расходы на эксплуатацию намного превышали полученный результат. Он всё-таки почуял неладное. Дурак, но крутился между умных людей, с кем-то на стороне консультировался. И между нами состоялся последний разговор. Я уже был умнее и старательно косил под дурака, дескать, сделал что мог, порочна идея и так далее. Опровергнуть меня он не мог, найти ошибку в расчётах тоже. Он попробовал нажать. Я ответил, что свободно устрою ему взрыв лаборатории в его присутствии, и выскочить он не успеет. Так мы немного пошантажировали друг друга. Продукцию я выдавать перестал, его "творческий кризис" стал бросаться в глаза. Словом, он рассудил, что выгоднее меня просто продать. Мне поставили круг, чтобы не возникало лишних вопросов о том, кому идут выплаты.

   - Ему шли? - спросил Гаор.

   - Почти, - усмехнулся Седой. - Ему приходилось делиться с теми, кто знал и был ему не по зубам. А меня продали на оружейный завод. И пошло-поехало. Всё.

   Гаор кивнул.

   - В общем, понятно. Но не хватает имён и технических деталей.

   - Для понимания деталей нужны специальные знания, которых, как я догадываюсь, - глаза Седого уже по-прежнему смеялись, - у интервьюера нет. А имена не нужны в силу недоказуемости происшедшего. Тем более что те наши изделия работали и, как я слышал, неплохо, - и повторил чуть жёстче. - Всё.

   - Ну, - теперь улыбнулся Гаор, - попробую кое о чём догадаться. Когда с журналистом темнят, он догадывается. Или рассуждает логично. Или и то, и другое.

   - Ну-ну, - с интересом смотрел на него Седой.

   - Малый объём взрывчатки при большой силе взрыва и надежной блокировке - это мины-тарровки. Появились они на вооружении как раз шесть лет назад. Создатель Крайнтир Таррогайн. Официальный создатель. Была бы под рукой библиотека, я бы нашёл и второе имя, методом сопоставления и исключения, но... - Гаор комично развёл руками. - Теперь другая программа. Я помню, лет пять назад поползло, что будет новое оружие. По-научному, воздействующее на психику человека, а по-нашему, мозготряс.

   - Как-как?! - перебил его Седой. - Как ты сказал?

   - Мозготряс. - повторил Гаор. - Что будет вроде пистолета, но стреляет не пулей, а то ли лучами, то ли токами, и не убивает, а вырубает. Встряхивает мозги, и уже не человек, а мешок с костями слюни пускает. Поговорили и замолчали. Оно?

   - Надо же! - удивился Седой, - я до такого названия не додумался. Но как это до армии дошло?

   - Когда начальство пакость готовит, это ой как быстро доходит, - серьёзно ответил Гаор и пояснил. - Мы сразу сообразили, что оружие это не для нас, а против нас. Чтоб мы меньше базарили, и в атаку быстрее ходили.