Страница 2 из 4
кит — червь верченый
во чреве скит
червя время —
чрево (2, 431)
Возникают оппозиции пустоты и полноты, поглощения и выворачивания, внутреннего и внешнего. Интересно, что подготавливают появление слова «время» визуально выделенные в брахиколон, создающие напряжение в равновесии слова:
кит
тик
так (2, 431)
Позднее, в связи с актуализацией времени будет обозначена мера:
Мера мора — море
Мера моря — мор
Ора орел — ореол (2, 431)
Анаграммируется, на наш взгляд, латинское изречение «memento more» (русское прочтение – море). Кроме того, возникает звуковая аллюзия на египетского бога солнца РА. Он включается в контекст, пронизанный образными аналогиями, за счет которых смещаются не только пространственные, но и временные границы. Как и у Айги, возникает ощущение вечно переписывающего дня творения: Ариман, зороастрийский бог тьмы, анаграмматически выворачивается в Амирани – древнегрузинского Прометея, славянский Перун оказывается светлым «рунопреемником»:
перл светозар
Ра — разума зов
воз
четырех колес
солнечный хор колес
Четыре солнца взошли
скрипя ободьями ввысь
ползли не спеша в небеса
позванивая спицами лиц
В колеснице ехал Илия (2, 432)
Зов Ра откликается «хором колес», «пОЗВаниванием спиц». Зов/звук, оборачиваясь, становится отяжеленным предметной материей возом, однако способным к подъему. Последнее анаграмматически обусловлено и выражено приставкой в слове ВЗОшли. Если у Айги возникает драма между скрытым и явленным нам (солнце лишь вспышка на небосклоне, не случайно используются слова с одной и той же семантикой: «пробиваясь внезапно», «вдруг», «догадка случайная»), то у Кедрова она снята за счет эпизации картины (здесь и широкий охват изображаемого, и неторопливый темп описания, соответствующий движению колесницы - «ползли не спеша»). Однако он резко обрывается введением шутовского эпизода поездки Ванька Холуя на ярмарку. Горизонталь, таким образом, уравновешивает вертикаль (вознесение на небо), отсюда - «ВЕСЫ-НЕБЕСА». Ванька показывает «за три копейки» «ДЗЫНЬ» - фонетический перевертыш НИЗа – семантический антипод зова. Вслед за ним появляется и «ВиЗГ», и «ляЗГ», которые также «отягчаются» при анаграмматическом перевоплощении в образ «ГВоЗДя», а «ХРуСТ» и «ТРеСК» трансформируются в «ХРиСТа» и «КРеСТ». Предметный и божественный составляющие мира оказываются соотнесены посредством аллюзии на новозаветный сюжет распятия сына Господа. Крест образуется за счет отображения динамики в двух измерениях. Она подчеркнута включением древнегреческого мифа в анаграмматический ряд:
Дедал делал рыдал
Икар икал лак лакал и кал (2, 433)
В первой строке реализуется идея творческого взлета, во второй – «исполнительского» падения, что выражено и сниженной лексикой. Ритмичность движения вверх и вниз подчеркнута семантикой круго(коло)вращения солнца («по солнечной колее /скрипят колеса» - «ИЛия возНЕСся») и звезды («Ехал Енох» - как известно, библейский персонаж, улетевший на спустившейся с небес звезде).
ХРиСтОС, появившийся в допотопном евангелии как будущее в прошлом, как СОлНце в языческом мировосприятии, не случайно «выворачивается» в ХРОНОСа – бога времени. Время течет вспять – «Сыновья умирают в отцах». За счет перестановки слов в строках «сумма» смысла меняется - снова возникает напряжение в равновесии:
чет и нечет
нечет и чет (2, 434)
Финал пронизан буквенной анафорой, выражающей замкнутость, самодостаточность времени, в отличие от одномерного, обычного его восприятия человеком. Отсюда тождественность звука, слова, его обозначающего, предмета как пространственной координаты мира с Христом:
Крест как крест
Хруст как хруст (2, 434)
То же самое, только с акцентом на образ Солнца, мы наблюдаем в стихотворении Айги. Кедров, однако, привносит еще и сему воскрешения как выворачивания мертвого в живое, реализуя ее в образном ряде:
Озириса озарение
Чичен-Ица (2, 434)
Озирис и Чичен-Ица – боги света (первый у египтян, второй – у древних инков), оживающие в зерне (один – пшеничного колоса, другой - чечевицы). Зерна пожирают так же, как предначертано было судьбой в античном мифе Хроносу пожирать своих сыновей:
Хронос сына ест
а сын пуст (2, 434)
Время, «кусающее себя за хвост», - это и божественная преднамеренность, приведшая Христа на Голгофу. Пустота может быть понята как бессмысленность действия вкушающего пищу/потребляющего продукт, потому что есть, как бы его ни назвали, надиндивидуальное волеизъявление, определяющее меру порядка и хаоса, устанавливающее равновесие среди мировых сил.
Итак, мы видим, что в обоих рассмотренных нами случаях анаграмма выступает как средство, позволяющее и акцентировать внимание на содержании, выражаемом на других уровнях «внешней» формы, и актуализировать тот смысл, который скрыт в фонетической структуре текста. Кроме того, анаграммирование становится способом организации речевого потока, направленного на обнаружение у читателя умения слышать в звучащем слове другие слова, обнаруживать их многоголосие. Так, в полной мере о полифонической природе текста можно говорить применительно к поэтическим произведениям Кедрова.
Выявление анаграммы, что мы и пытались показать в процессе анализа конкретного материала, позволяет обнаружить эксплицитно или имплицитно присутствующие в тексте тематические слова, которые для поэтов оказываются носителями неких универсалий художественного мира и смыслов, заключенных в них.
Литература
1. Айги Г.
2. Кедров К.А. Или. Полное собрание сочинений. – М., 2002.
Г. Айги
ДВА ДНЯ - ОСОЗНАННОГО СОЛНЦА
Антуану Витезу
1
Солнце - сегодня: то исчезает за тучами долгого дня - однообразно замедленными;
то, пробиваясь внезапно, озаряет наш мир,
словно - с забытого слова - повествование вновь начиная, - в котором - и Право Его и Возможность: как - время от времени - шепот невнятный: для нас.