В дозоре

С тех пор кулаки закордонной стороны редко вылезали с жеребцами на озеро. Откатались.

Не отводя бинокля, Лунев думал, неужели снова захотели кулаки щегольнуть своими жеребцами? Но для этого обычно погодка выбиралась получше.

С полчаса носились кулаки вдоль берега. На минуту Лунев потерял подводы из виду. Он приподнялся из своего прикрытия, напряженно всматриваясь. Кони мчались вдоль границы.

Жители закордонной стороны еще ни разу так близко не подбирались к советской границе. С пути, что ли, сбились люди? Метель. А вот сейчас, не замечая ошибки, они мчатся все дальше и дальше от своего берега, благо он потонул в пурге.

А может быть, это перебежчики, от «веселой» заграничной жизни удирают? Выбрались под видом объездчиков лошадей на озеро и к нам спешат.

Лунев поудобнее расположился в «окопе» и стал ждать, что будет дальше.

Дальше пошли совсем удивительные вещи. Любители быстрой езды гоняли, гоняли коней вдоль границы, а потом внезапно, подстегивая лошадей, махнули на советскую сторону. Заехав к нам метров на триста, они разомкнулись и во весь мах погнали лошадей к нашим рыбакам, охватывая их с двух сторон.

Теперь стало ясно, зачем шестеро одетых в черные дубленые полушубки людей залетели на советскую часть озера.

Это были черные охотники. Разведка соседней страны, не довольствуясь засылкой на советскую территорию шпионов и диверсантов, не раз пыталась перебросить через границу вооруженные банды.

Был случай, когда фашистские наемники с винтовками и гранатами внезапно ворвались на советскую землю, налетели на работавших в поле колхозников, захватили их с целью выпытать важные сведения. Бандиты уже потащили колхозников за кордон, когда на помощь своим согражданам прискакали пограничники. Сами же налетчики и попали в плен.

Теперь фашистские разведчики охотились на рыбаков-колхозников. Над советскими рыбаками нависла угроза быть захваченными в плен.

Лунев должен был во что бы то ни стало предупредить рыбаков о грозящей им опасности. Как это сделать? Открыть стрельбу? Дать знать — так и так, мол, уходите? Но этим он раньше времени спугнет налетчиков. Храбрыми они бывают тогда, когда имеют дело с мирным, безоружным населением, но стоит только появиться хотя бы одному советскому пограничнику, как эти «смельчаки» все свои упования и надежды возлагают исключительно на ноги.

Такой исход совершенно не устраивал Лунева.

Хоть и тошно, очень тошно было Луневу видеть, как вражеские кони топтали советский лед Кольского озера, все же он сумел удержать себя от преждевременных и необдуманных действий.

Ничего, пускай скачут вороные, а черные охотники пусть думают, что нет на них узды.

Беспокоило Лунева поведение рыбаков. Ослепли. Тут такая туча надвигается, а они, кроме снитков, ни о чем другом и знать не хотят.

Расстояние, отделяющее рыбаков от черных молодцов, все уменьшалось, а рыбаки словно прилипли к ледяным отдушинам. Лунев готов был закричать от досады. Недогадливые рыбаки могли сорвать его план. И он не знал, как и чем отогнать их от сетей. А тут еще эта проклятая метель. Налетчиков Лунев временами совсем терял из вида.

Но вот Лунев заметил в рыбном стане оживление. Рыбаки, побросав сети, разом кинулись к лошадям, ввалились в сани и погнали коней к советскому берегу.

— Давно бы так, — одобрил Лунев поведение рыбаков. На рыбную ловлю они обычно выбирались только с топорами и лопатами.

Настала очередь Лунева заявить о себе. Шесть налетчиков! Но если бы их было сто двадцать шесть, Лунев и тогда выступил бы против них.

Охотники открыли стрельбу по рыбакам, требовали, чтобы рыбаки остановились. Но какое там. Тогда налетчики поднялись в санях и, размахивая винтовками, погнались за рыбаками еще быстрее.

Лунев взял на мушку крайнего жеребца правофланговой пары лошадей, ближе всех находившейся к рыбакам. Сердитый толчок в плечо винтовкой, и вот мчавшийся во весь мах красавец жеребец неестественно взметнул гривой и грузно сел на задние ноги. Лунев еще раз приложил винтовку к плечу. Второй жеребец подскочил и тяжело рухнул.

Ехавшие на второй паре лошадей обернулись. Кто осмелился обстреливать их? Делиться впечатлениями им уже пришлось на льду: подстреленные лошади опрокинули сани, выбросили седоков.

Теперь боец был спокоен за рыбаков.

Внезапная стрельба с тыла так озадачила налетчиков, что они долгое время неподвижно лежали на льду. Обстрелять их мог только советский пограничник. Но где он? И почему он дал о себе знать только сейчас, когда они нарушили границу.

Куда бы они ни смотрели, всюду видели одну лишь шершавую ледяную равнину и блуждающие снежные сопки.

Не придумав ничего лучшего, они открыли стрельбу по снежным сопкам.

Пробитые пулями снежные бугорки подскакивали, рассыпались. На их место ветер наносил все новые и новые снежные бугры.

Лунев нарочно не отвечал. Ледяной окоп надежно прятал его от вражеских пуль.

Черные охотники прекратили стрельбу. Тишина длилась несколько секунд, а затем на сверкающей глади озера снова с жалобным писком застрекотали пули. Лунев не ответил и на этот раз.

Это окончательно утвердило нападающих в том, что с советским пограничником, случайно оказавшимся у них в тылу, покончено.

Все же, из предосторожности, они выслали разведку.

Со льда поднялся долговязый налетчик лет двадцати пяти. Он огляделся и, широко расставляя длинные ноги, храбро пошел в сторону Лунева. Пройдя несколько шагов, он остановился и дал знать своим, чтобы они тоже поднимались. Лунев с трудом удержал себя от искушения всадить пулю в башку развязного молодца.

Пограничник дал им подняться, пройти несколько шагов, а потом двумя меткими выстрелами снял двоих.

Четверо налетчиков шлепнулись на лед и, отстреливаясь, поползли к саням. Добравшись до саней, они, не прекращая стрельбы, лежа обрубили оглобли, отрезали постромки, поставили на полозья сани и, укрывшись за ними, погнали сани на советского пограничника.

«Живьем хотят забрать, — разгадав намерения налетчиков, подумал Лунев. — Ну, что ж. Пытайтесь, пробуйте. А что касается Лунева, он останется верен своей тактике. Он будет лежать в выемке и ждать, когда кто-либо из них высунется, а остальное доделает верная советская пуля».

Один из охотников немного приподнялся. В прорези саней что-то мелькнуло. Лунев нажал курок.

Когда сани отъехали, он увидел на льду человека, уткнувшегося лицом вниз. Налетчик лежал в непринужденной позе, трудно было поверить, что это убитый. Казалось, черный охотник, толкая сани, заметил что-то интересное подо льдом и теперь поглощен причудливыми видениями озерного дна.

Лунев не видел лиц своих врагов. Сани медленно, со скрипом двигались на него. Будто сани сами, точно заколдованные, ползли, чтобы раздавить, растоптать его.

Проклятые! Они могли вывести из душевного равновесия даже опытного пограничника. А Лунев жил на заставе около года и еще ни разу не бывал в такого рода переделках.

Иногда у Лунева появлялось желание покончить с черными охотниками одним ударом: подняться и перестрелять налетчиков, как бешеных собак.

И другое лезло в голову: смотри, Лунев, как бы они с тобой скорее не разделались! Держись за свою лунку, за свой ледяной окоп. Осторожность, выдержка и спокойствие!

Нельзя было отступать. Отступать сейчас никому нельзя было. Поднимись Лунев — налетчики взяли бы его на мушку; оторвись от саней кто-нибудь из них — не дал бы маху и Лунев.

Боец и не думал об отступлении. Он находился на своей территории и должен продержаться. Его пост был от заставы в пяти километрах, рыбаки доберутся до заставы не раньше как за полчаса, пять минут на сборы, полчаса на дорогу пограничникам. Раньше часа помощь не может прийти. Будь немного потише и ветер другой, на заставе давно услышали бы стрельбу. Как нагрех ветер дул с советской стороны, относя эхо выстрелов на землю соседей.

Была минута, когда захлестанный снегом Лунев напрасно силился хоть что-нибудь увидеть, — озеро, сани, налетчики потонули в крутящейся снежной мгле.