Страница 50 из 66
— Пойдёшь на запасную площадку, дождётесь контрольного времени… — сжал его плечо «вождь и учитель» Сергей Хачариди. — Нет, так нет. А если всё-таки появятся флотские, расскажешь им всё. И про наш план слиться с военнопленными, и про немецкого офицера, что бабу свою на Молоканский хутор отвёз. — Хватка Сергея на секунду ослабла, будто он отвлёкся от инструктажа другими мыслями, но… — Обязательно про офицера! — стиснул он снова плечо мальчишки так, что Володька поморщился. — Если успеют подключиться, пароль для связи прежний, тот же, что и сейчас. Не успеют… — Везунок поднял глаза к молчащей и сияющей бездне и уточнил со сдержанным вздохом: — Или не смогут. Тогда сами сделаем всё, что сможем.
В том, что юный партизанский разведчик сделает всё, как надо, Везунок не сомневался. Будто почувствовал уже, что Вовка Яровой — заговорённый.
Костры в ночи
Оккупированный Крым. Район Феодосии
— У тебя бомбы есть?! — прокричал Саша на ухо пилоту, привстав в штурманском «гнезде» фюзеляжа чуть ли не во весь рост.
— Сядь! — не оборачиваясь, бесцеремонно пихнула его назад ладонью лейтенант Засохина. — Бомбы?!.. — Она резко накренилась в сторону вместе со штурвалом, будто её девичьего веса только и не хватает, чтобы завалить «У-2» на крыло, поскорее отвернуть от столба света, угрожающе поползшего им навстречу.
— Бомбы, блин! — по-мужицки выругалась Татьяна Засохина. — Полные корзины!.. [50] Где они?
Плюхнувшись на сиденье, Саша, тем не менее, снова перегнулся вперед и протянул руку через плечо лейтенанта:
— Заходи на позицию!
За неполные две-три секунды частого сердцебиения, когда едва ли не случайно внезапно вспыхнувший впереди луч немецкого прожектора упёрся в серое брюхо «У-2» Колодяжной, Новик успел засечь азимут, определить, откуда растут, вытягиваются в чёрное небо пунктиры трассеров. Откуда полосуют свистящими и светящимися кнутами очередей немецкие пулемёты утлый её самолётик, то чернеющий в голубых струях света, то предательски блестящий, словно хромированная фигурка на чёрном капоте.
Казалось, не секунды, а долгие часы полосуют, разрывают его в клочья.
— Заходи вправо! Будем крыть сзади! — прокричал Саша в круглую выпуклость кожаного наушника на шлеме Татьяны.
Дань скорее форменному покрою, так как раций на «У-2», как правило, не водилось.
Татьяна обернулась. Секунду её серые глаза с каким-то удивительным, озёрным спокойствием отражались скорее даже не в зрачках, а в самой душе Новика. Обдать она его хотела этим своим озёрным холодом, остудить или вытрезвить? Но, в любом случае, это только придало ему ещё большей уверенности.
«Она сможет, — понял Александр. — Она — да!»
— Ну и что?! — насмешливо дёрнула уголком губ Татьяна. — Ну, зайдём? Сходишь ты на них, что ли?
— По большому! Очень! — многообещающе кивнул Саша, распуская петлю походного «сидора».
Если бы их «небесный тихоход» чуть раньше добрался бы до намеченной позиции, чуть раньше свалился бы в насильственный штопор, заменявший шедевру лёгкой бомбардировочной авиации штурмовое пикирование [51], ситуация оказалась бы проще. Успей они чуть раньше, может быть, не успел бы тогда старший пулемётчик расчёта гефрайтер Урбан. И стежки бело-голубой строчки трассирующих пуль не разорвали бы элерон «У-2» на правом нижнем крыле.
Но уже в следующее мгновение после того, как это случилось, Новик, выбравшись на перекошенное крыло и держась одной рукой за расчалки, швырнул другой рукою фугас в коробке деревянного корпуса. Швырнул вниз, в самый эпицентр, откуда веером расходились пунктиры трассеров. Красная точка трута канула во мгле.
Возникла долгая пауза ожидания, настолько напряжённого, что казалось, отступили, провалились в омут тишины, и рёв близкой теперь сирены, и керамический стук мотора, и тявканье зенитных пулемётов. И наконец…
«У-2» лейтенанта Засохиной чёрным демоном вырвался из багрово-золотых клубов пламени, раскатившихся и разросшихся на месте «вороньего гнезда» пулемётной спарки. Какой-то горящий лом, медно-блестящие пулемётные ленты, правый ботинок бравого гефрайтера закувыркались над развороченной водонапорной башней, где только что «гнездился» его пулемётный расчёт. Башней, над которой самолёт пронесся так низко и неожиданно, взявшись из небытия как творение самой ночи, что пулемётчики едва успели обернуться на рёв пропеллера, а гефрайтер чуть не выронил трубку полевого аппарата.
Впрочем, он успел прокричать в её резиновое ухо о глубокой диверсии русского разведчика. В том, что это был именно «разведчик», гефрайтер не сомневался: не найдя у «ночной ведьмы» даже обязательной пары, не то что прочей эскадрильи, что он мог ещё подумать? И эта его уверенность сохранялась даже несколько секунд после того, как его ботинок, брызгая кровью, закувыркался в огне.
Но лейтенантам Новику и Засохиной было не до торжества.
— Сбили Тасю! — обернулась Татьяна.
Впервые в её серо-стальных глазах Новик прочитал самый обычный, самый что ни на есть бабий вскрик. С надрывом. Плеснули серые озёра через край.
Их «пару» сбили, второй «У-2».
Саша и сам видел, как опавшим листом закружил вокруг феерического ствола голубого дерева света, проросшего с чёрной земли и раскинувшего в небе звёздную крону, и полетел к земле «У-2» с Войткевичем и Колодяжной на борту.
Отчего-то так и прозвучало в голове: «лейтенант Войткевич, младший лейтенант Колодяжная»…
Саша невольно сглотнул комок в горле. Промелькнуло в голове пофамильно, как список на деревянной пирамидке. И теперь казалось, что, косо заваливаясь на изрешеченное крыло, биплан летит прямо в пекло, в преисподнюю… Как-то слишком разгоревшуюся для экономного 500‑граммового фугаса. Не иначе что-то яростно полыхнуло под пожарной водонапорной башней. То, наверное, ради чего и гнездилась на ней немецкая пулемётная спарка, в общем-то здесь неожиданная. На таком-то удалении от самого железнодорожного узла.
«И то, ради чего непременно, — как-то вскользь, мимоходом, сообразил Саша, — сбегутся сюда сейчас и местные полицаи, и немцы понаедут. Не так уж и велико, если подумать, удаление, чтобы им не всполошиться».
Мысль эту «мимоходную» не иначе как нашептала ему интуиция. И уже через пару секунд она обрела актуальность. Кудрявые языки пламени ещё вихрились в цыганской пляске, разгоняя ночную мглу и ложась на днище фюзеляжа «У-2» багровым отсветом, когда они увидели свою «пару», ещё цепляющуюся за небо.
— Давай! Давай за ними! — словно неспешного извозчика, заколотил Новик «своего» пилота по плечу.
— Не понукай! Не запряг! — поморщившись, огрызнулась Татьяна, вроде как сердито, но с радостной дрожью в голосе.
Подгонять её и впрямь нужды не было. Толкнув от себя штурвал «У-2», она вытянула рукоятку акселератора, устремляя биплан вдогонку за близнецом-подранком.
Клубы дыма, подступившие к самым крыльям, чуть приглушили треск и чихание мотора, когда самолёт нырнул в копотную мглу. Мгла отчаянно саднила горло, дурманила, и на вкус была химически-кисловатой. Не иначе, как внизу горело какое-то топливо. Когда она расступилась и Новик убрал от лица локоть, то увидел, как золотистым оперением промелькнул над пожаром «У-2» Таси, выравниваясь для пологого спуска.
«Садятся!» — подтвердилась их с Татьяной догадка, почти интуитивная до сего момента.
Аrbeit macht frei
Оккупированный Крым. Поселок Рыбачье. Лагерь для военнопленных
Военных действий в Крыму не происходило уже с 42‑го, да и отношение к прифронтовой 500‑километровой зоне было, скорее, географическим, — Керченский полуостров хоть и оставался плацдармом для Кавказского направления, но теперь, положа руку на «железный крест», оставался оным сугубо формально. О кавказской нефти после сталинградской трагедии в исполнении 6‑й армии фельдмаршала Паулюса думать не приходилось. Да и поток пленных как-то поиссяк. Тем не менее обустроенности в лагере для военнопленных в поселке Рыбачий с первых дней его учреждения прибавилось не особо. Разве что для конвоя, для господ «фельдполицай» была отремонтирована и отскоблена бывшая контора совхоза да один склад приведён в божеское состояние казармы теми же татарскими рекрутами, которым, несмотря на звучное звание «Hiwi» — вспомогательного батальона, ничего существенней расстрелов и караульной службы не доверялось.
50
Первоначальная, с позволения сказать, модернизация учебного «У-2» под бомбардировщик тем и ограничивалась, что к самолету подвешивались корзины с миномётными снарядами.
51
Уникальность «У-2» как именно учебного самолета заключалась в том, что он самостоятельно выходил из штопора при брошенном управлении. Благодаря малому весу и замечательной аэроподъемности нос самолета просто-напросто задирался и «У-2» сам выходил на планирование.