Страница 34 из 45
– Вэнс Эскрау, – представился незнакомец. Он выпрямился и, расставив ноги чуть ли не на всю ширину палубы, протянул руку.
Эверетт воспользовался рукопожатием, чтобы получше утвердиться на ногах.
– Эверетт долго не был в городе, и теперь Илфорд им заинтересовался, так сказать…
– Ладно, не рассказывай. – Вэнс состроил гримасу, повернулся, и Эверетт ощутил, как в него, пробуравив темные очки, впился изучающий взгляд.
– Сны показываешь?
– Да, – ответил Эверетт.
– Тогда давай к нам.
– Да ладно тебе, Вэнс, – сказал Кэйл. – Он про войну хочет узнать, вот я его и привел.
Вэнс ухмыльнулся:
– Ну, что ты хочешь узнать? Мы – это все, что осталось. Пятнадцать или шестнадцать сотен свободных людей. Все прочие – обезьяны безмозглые, рабочая скотина. Но мы их стараемся помногу не гробить – они ж не виноваты, верно? Мы ищем ульи.
Машина выровняла полет, снизилась и пронеслась над заброшенным парком, над ветшающими аттракционами. Эверетт увидел темные силуэты – горожане, точно крысы, шмыгали за углы. Из кабины сквозь треск помех пробились голоса на короткой волне.
– Эй, Стоуни! – обернулся Вэнс. – А ну, выруби. Мы тут беседуем.
– Есть, ваша честь, – донесся саркастический отклик.
– Я думал, вы с пришельцами деретесь, – сказал Эверетт.
– Правильно думал, но они не такие, как ты навоображал. Не марсиашки на ходулях. Догадываешься, почему мы в воздухе? Кэйл не сказал?
– Пришельцы господствуют на земле, – объяснил Кэйл. – Они тоже хозяева снов, только сны у них инопланетные. Единственное спасение от этих тварей – держаться в воздухе.
– Если сядем, – добавил Вэнс, – тоже заделаемся рабами. Вольным людям летать приходится, вот так-то.
– Чьими рабами? – Косясь на иллюминаторы, Эверетт напомнил себе, что скользящий за ними ландшафт нереален.
– Ульи, – ответил Вэнс, – растут в домах. А людям поручено за ними ухаживать, жратву таскать, безделушки, всякие мелкие подношения. У пришельцев на родине господствующим видом являются этакие насекомые с коллективным разумом, а крупные животные служат им руками и ногами. Они и тут такой обычай завели, когда приземлились. Превратили нас в животных. Добро бы хоть заботились о своей скотине, так ведь ни хрена подобного! Да и чего им за людей волноваться, когда нас тут такая прорва? Ежели хочешь знать, народ даже зубы чистить отвык. И про еду больше не вспоминает.
– А ульи… выбираются наружу?
– Не-а. Ульи, Мун, – это что-то вроде раковых клеток. Опухоль. Представь, как внутри дома растет земляная опухоль, ломает перекрытия, и каждая клетка битком набита чудовищной инопланетной жизнью, которая способна забраться тебе в башку, промыть мозги и сделать своим холуем. Представь, как ты шестеришь на опухоль. Здорово, правда?
Они парили над водой. Эверетт смотрел вниз, на отражение летательного аппарата. Беспропеллерный вертолет, вроде того, из пустыни, с которого пометили розовой кляксой его машину.
– Так вы что, даже не садитесь? Вэнс отрицательно покачал головой:
– Здесь – нет. Приходится улетать в другие зоны. Ничего, привыкаешь. Человек ко всему приспосабливается.
– Кому ты это говоришь?! – Кэйл хмыкнул. – Эверетт – это Мистер Адаптация.
– Это уж как пить дать, – ухмыльнулся Вэнс. – Мун, ты откуда будешь?
– Из Хэтфорка, это в Вайоминге. Но раньше жил в Калифорнии.
Вэнс мотнул головой в сторону Кэйла:
– Ты этого парня знал до Развала?
– Росли вместе, – сказал Кэйл, опережая Эверетта.
– Стало быть, Илфорд Эверетта в компаньоны зовет. – Вэнс прислонился спиной к переборке и сложил руки на груди. – Небось большие дела затевает?
Кэйл кивнул.
Вэнс повернулся к Эверетту:
– Слушай и вникай. Если Илфорд сюда сунется или еще куда-нибудь, где ульи командуют, я ему не позавидую. Их ведь только Развал и удерживает. Иначе бы они во всем мире хозяйничали.
– Может, если бы изменилась реальность, – сказал Эверетт, – вы бы и победили.
– Друг ты мой, соты пришли из какой-то иной реальности. И не нам с ними тягаться. Я это к тому, что было у нас тут, в воздухе, несколько хозяев снов, проку от них… Только операции срывали. В общем, пришлось их изолировать. А там, внизу, фокусник вроде тебя – еще одна безмозглая обезьяна.
– Ну а коли так, зачем я вам нужен?
– Мы сейчас с такими, как ты, работаем. Осторожно. Не здесь, а в Мексике. Есть кое-какие задумки.
– Мы с Вэнсом не во всем соглашаемся друг с другом, – произнес Кэйл. Вэнс недовольно отмахнулся.
– Скажи, Мун, по-твоему, мир почему рассыпался? Да потому, что инопланетяне на Землю прилетели. Защитная реакция, понял? Очередная ступень эволюции. Реальность раздробилась, чтобы изолировать ульи.
– Никак не пойму, при чем тут сны, – сказал Эверетт.
– Все дело в ульях. Это они делают сны. Чем целее мир, тем больше земли они способны захватить. Реальность сопротивляется. А ты, Мун, и другие так называемые хозяева снов – олухи, шестерки.
"Чтобы я поверил в нашествие инопланетян? – мысленно обратился к нему Мун. – Многого хочешь. Даже слишком многого».
И насчет олуха и шестерки Эверетт был с ним в корне не согласен.
– Ладно, Мун, постараюсь объяснить попроще. – Вэнс повел вокруг себя рукой. – Из того, что наш вундеркинд создал эту красочную иллюзию, еще не вытекает, что в Лос-Анджелесе все осталось по-прежнему. Может быть, я – настоящий я – уже мертв. Но тут я живой, и в воздухе им меня пока не взять. А коли дело обстоит так, значит, только Развал мешает тебе и многим другим умникам поближе познакомиться с ульями.
Машина прорвалась сквозь нижний слой облаков, и снова город, кренясь, вошел в поле зрения. Только теперь Эверетт понял, что там, внизу, не так. Лос-Анджелес был построен для машин – без них он стал никчемным, как обескровленный труп. Или как опустошенные ульи.
– Ну и много ли во всем этом было настоящего? – спросил Эверетт, вновь очутившись в нуль-пространстве Кэйла.
Кэйл развел руками:
– Ты видел и слышал ровно столько же, сколько и я. – Казалось, он приуныл.
Действие наркотика слабело. Эверетт это чувствовал.
– По дороге сюда, в пустыне, я видел машину вроде этой, на которой мы сейчас летали. С нее мою тачку пометили.
– Да, такие машины тут встречаются. А может, просто снятся. Ты когда-нибудь видел соты? Ведь не видел, правда?
– Правда.
– И я. В вэнсовском Лос-Анджелесе с ними не соприкасаешься. Только летаешь и лупишь по ним издали.
Эверетт вдруг подумал: а вдруг он и впрямь способен на то, чего ждет от него Кэйл? Вдруг он способен во сне сделать пробирочный мирок Кэйла явью? И если в настоящем мире Вэнс действительно мертв, вдруг он оживет?
Может быть, он обязан это сделать ради Гвен?
– Конечно, я помню Вэнса, – сказала Даун Крэш. – Тупой самонадеянный мужлан.
– Значит, он настоящий, – сказал Эверетт. – Не просто выдумка Кэйла. – Ему приходило в голову, что сцена над Лос-Анджелесом могла быть всего-навсего риторическим вымыслом, пропагандистским трюком в холодной войне Кэйла с Илфордом.
– Конечно, настоящий. И скандалы тут устраивал настоящие, пока его Илфорд не выгнал. – Она усмехнулась. – Если хочешь знать, я с ним даже спала.
– Выходит, пришельцы…
– Вэнс настоящий, но из этого еще не следует, что инопланетяне тоже настоящие, – возразил Фолт. – Всего-навсего еще один сон. Знаешь самый легкий способ держать народ в узде? Покажи ему какого-нибудь грозного врага, и тогда все твои глупости можно будет оправдать военной необходимостью.
Едва наступил вечер, Даун и Фолт приехали на машине и предложили Эверетту развеяться. Эверетт сидел в комнате Фолта у подвального окна, смотрел, как меркнет в тумане закат, и отходил от визита к Кэйлу. При виде взломанного холодильника Фолт нахмурился, но ничего не сказал.
Они спустились с холма в Прикрепленный район, к злачному местечку под названием «Пустота», где подавали мерзкое пиво в объемистых грязных кувшинах. Бар показался Эверетту знакомым, но воспоминания ускользали и на фоне всего прочего, что никак не удавалось припомнить, испортили ему настроение. В баре было людно, в кабинках и за столами – уйма мексиканских подростков с жидкими бороденками и стареющих шлюх, охотниц за дармовой выпивкой. У бильярдного стола, примеряясь стукнуть по шару, скалил зубы негр. Бармен непрестанно пихал монеты в проигрыватель, будто ему давно осточертела болтовня посетителей и он хотел заглушить ее музыкой. Эверетт, Даун и Фолт расположились в сумрачной кабинке у черной стены.