Сумерки Эрафии

— В чем дело, дядя Том? — полушепотом пробормотал Гримли, пряча свое сокровище за спину.

— Ты как-то говорил, что можешь не только читать, но и писать… Так давай помогай мне! Аскольд просил обсказать, что, мол, я повезу в Александрет. Там говорят, будет сам король Эдрик! Видишь — счастье какое! Сходи в управу, сделай все, как он скажет. Поторопись, уже время обеда сто раз прошло, надо еще собирать вещи до ночи. Так что давай побыстрее!

Гримли выскочил из дома. В соседних домах скрипели телеги, ржали лошади, мычали коровы, кудахтали перепуганные куры. Бренн был достаточно богатой, хотя и отдаленной общиной. Испокон веку тут не было господской вотчины. На юго-западной границе Эрафии вообще было много свободных земель. Если где и встречались зависимые селения, то их хозяева слыли в своем сословии чудаками и большими любителями всего нового. Они были добрыми хозяевами и не обижали крестьян.

Подходя к зданию управы, Гримли вдруг насторожился. В привычный шум сельской улицы вторгся необычный звук. Через село, чуть не сбив переходившую дорогу старуху, пронесся всадник. Он был в зеленом камзоле, с простолюдинской охотничьей шапкой на голове. Но еще более Гримли удивило следующее. Минут через десять, когда он сидел на скамье у входа в управу, в ожидании разрешения от бодрствовавшего стража, по улице проскакали несколько странных рыцарей. Их кони, несмотря на то что были закованы в тяжелую блестящую броню, двигались очень быстро. Серебристая эрафийская броня была и на всадниках. Только один из них носил темно-фиолетовый доспех. Шлем этого рыцаря украшали два завитых рога, забрало закрывало лицо. Когда он поравнялся с Гримли, юноша почувствовал что-то странное. Как будто в голове разом закричали десятки людей, сгорающих заживо. У парня потемнело в глазах, и он чудом не упал на землю. Таинственные всадники покинули Бренн так же стремительно, как и появились. С неприятным тупым холодом в груди Гримли вошел в здание управы. В прихожей пригласивший его старый алебардщик деловито чистил оружие. Гримли неожиданно пришла в голову мысль, что будь те странные всадники передовым отрядом вражеской армии или просто бандитами, то для них захватить такое селение, как Бренн, не составило бы труда.

— Это ты, что ли, Гримли Фолкин? — спросил его неожиданно выглянувший из соседней комнаты писарь.

— Да, я.

— Проходи ко мне, вот список и перо, я пошел к Аскольду, а ты постарайся вписать сюда все. И смотри, без грязи и помарок, а то высекут — каждый свиток на вес золота!

Гримли быстро и аккуратно выполнил задание и осмотрелся.

На столе лежало еще несколько пергаментов. Затаив дыхание, он развернул один из свитков и впился глазами в текст. Как глубоко было его разочарование — там были в основном цифры и имена владельцев товара! Все это казалось Гримли скучным, непонятным и пустым. За хороший пергамент можно было купить ягненка, а здесь столько кожи изводили на какую-то ерунду. Никаких легенд, никаких фантазий — только цифры! Тут он услышал шаги писаря, благоразумно свернул свиток и сунул его на место.

К его удивлению, писарь вернулся не один. Гримли и раньше знал, что у него была дочь, но жила она в Мельде. Писарь открыл дверь, и следом за ним вошла нарядно одетая девушка.

— Это Эльза, моя дочь, — представил ее помощник старосты.

Как у любой девушки Южной Эрафии, ее лицо и руки были смуглы от загара. В глазах у Гримли все расплывалось. Казалось, само время вокруг потекло медленнее.

— Здравствуйте, — только и смог он сказать.

Но она ничуть не смутилась и сама начала разговор:

— Здравствуйте, мой отец сказал, что вас зовут Гримли и вы сын местного кузнеца Тома Фолкина.

— Да!

— Я проделала жуткий путь в эту глушь не только для моего папочки, — она поцеловала в щечку писаря, — но и для вашего отца. Я должна передать ему послание от его брата Егана. Если вы, молодой человек, будете так любезны, то проводите меня к вашему двору. Я должна еще кое-что передать ему на словах…

— С удовольствием!

Чем крупнее селение, тем развязнее и опаснее люди, некстати всплыли в голове Гримли слова его отчима.

С неизвестно откуда взявшейся галантностью он пропустил Эльзу вперед, придержав дверь. Эльза была одета в кожаные штаны, вышитую блузу и коричневую накидку. Гримли шел чуть сзади и краем глаза любовался ее фигурой. Все девушки, каких он видел прежде, носили юбки. Неужели Церковь Велеса допускает такое?! Наряд гостьи волновал его, заставляя напрягаться тело, а мысли путаться. Юноша заметил, что ни одна из собак, обычно облаивающих случайных прохожих, не пыталась даже гавкнуть в их сторону. Гримли не хотелось показывать Эльзе, как бедно они живут, поэтому он уговорил Тома принять девушку на веранде. Старик распорядился:

— Вынеси нам молока и печенья, которое я припас на дорогу.

Десять минут они говорили о чем-то своем. Гримли, сидя в доме, слышал, как дядя Том пару раз чуть не срывался на крик. Эльза оставалась спокойной.

— Итак, я передала все, что хотела. Кстати, ваш сын ведет себя куда приличнее!

И она ушла, причем ни одна вечно скрипящая доска лесенки не издала ни звука под ее ногами. Гримли смотрел ей вслед, вдыхая запахи солнечной свежести и цветущего луга. Только сейчас он смог почувствовать их. Ему казалось, что за спиной у него прорезаются крылья.

— Какая красивая, — сам того не ожидая, сказал он вслух.

— Сволочь, хотя я и не таких видел, тьфу…

— Как ты можешь так о ней говорить! — вспылил Гримли, сам удивляясь той ярости, с которой защищал еще пять минут назад незнакомого человека.

— Да я не о ней, а о Егане! А ты, я смотрю, уже втюрился с первого взгляда? Выкинь из башки эту дурь сразу! Ты моложе ее на пять-шесть лет. Ее приглашают в рыцарские охотничьи выезды под Ситодаром как старшую над погонщиками, а ты хочешь лишиться жизни или здоровья из-за своей оглобли? В общем, к Егану не заедем, если все будет хорошо, а может… продадим дом и останемся в Александрете.

— Что с тобой, расскажи, о чем вы говорили, на тебе лица нет!?

— Еган должен много денег одному тамошнему богачу. Говорит, если я не расплачусь за него, его прямо в Мельде прирежут. Правда, что я когда-то брал деньги у Егана, но куда меньше, и это было между нами, по-семейному, но сейчас он сказал, что если не вернем… Если бы тогда я напрямую занимал у того богача, так ведь нет… Занимал он, я же не видел и половины… Я бы не прочь помочь ему спасти свою шкуру, все-таки брат, но я уверен — он может выплатить сам, а заставляет меня вспоминать прошлое, разоряться…

Гримли взял в руки клок пергамента, который привезла Эльза, там черным по белому значилось: восемьдесят циллингов. Это было очень много, даже для крестьянина-середняка с хорошим хозяйством. Ведь корова стоила десять циллингов, бык — двадцать, а объезженная неплохая лошадь — тридцать золотых эрафийских монет. Сколько стоила жизнь закрепощенного крестьянина, Гримли не знал, но слышал, что немногим больше. У Фолкина ни коровы, ни лошади не было.

— Я знаю, с чего все эти богачи так взъерепенились и дерут со всех по три шкуры. — Том завязывал тюк с продуктами и теплыми вещами в дорогу. Он пыхтел от натуги, но узел снова и снова расходился.

— В Мельде с местных крестьян снимают повинность. Они организуют общину вроде нашей, только там людей раз в десять больше. Долго они за нее боролись против губернатора и его людей. С монастырем Ордена какая свара была… Вот богачи и теряют свои доходы. Я поражаюсь, зачем король это делает? Ведь он отнимает деньги сам у себя. Раньше платили налог господам-рыцарям, лордам Александрета и Ситодара. Но ведь те тоже платили какую-то королевскую долю. Выходит, король лишает себя денег, зачем? Я бы никогда так не поступил и он тоже…

— Кто он?

— Неважно! Есть многое, Гримли, что непонятно нам с тобой — простым смертным. Есть люди, бродящие мыслями и делами куда выше нас. А мне больше всего хочется засунуть все это в один тюк! — И Том снова принялся перевязывать расходившуюся ткань.