На странных берегах

Шэнди с ужасом чувствовал, что силы его уже на исходе. Компасная игла в ладони причиняла ему обжигающую боль, и казалось, стоит лишь мотыльку сесть на саблю, как он не выдержит и потеряет сознание. Однако Шэнди заставил себя сделать шаг вперед и поднять саблю, хотя от одного этого движения весь покрылся холодным потом.

Мертвец тоже сделал шаг вперед. Харвуд улыбнулся, приказал: «Убей Шэнди!» – и смертоносное оружие взлетело над головой моряка, готовое нанести удар.

Шэнди заставил себя сосредоточиться, приподнял саблю, с усилием стиснув эфес.

Но клинок не опустился на Шэнди, он метнулся в сторону и обрушился на Харвуда, швырнув его на палубу. И в то самое мгновение, как мертвый моряк рухнул на палубу грудой костей и серые мертвые руки испарились с лацканов камзола Шэнди, его взгляд встретился с взглядом мертвеца, и искорка понимания промелькнула между ними. Они узнали друг друга, в этом взгляде было все: приветствие и одновременно прощание истинных друзей. Потом не осталось ничего, кроме груды старых истлевших костей да жалкого тряпья. Шэнди выронил саблю, опустился на колени и наклонился над останками. Глухота неожиданно прошла, и он явственно расслышал стук собственных слез, падавших на палубу.

– Фил, – вскрикнул он. – Фил, друг, не уходи! Вернись!

Но Дэвис и весь остальной экипаж мертвецов исчез. На палубе остались только те, кто высадился с «Дженни».

Харвуд, шатаясь, прислонился к борту, его лицо покрывала смертельная бледность, а пальцы сжимали обрубок недавно выращенной руки. Крови не было, но все колдовские силы Харвуда явно уходили на то, чтобы не дать себе истечь кровью.

Харвуд пошевелился. Он оттолкнулся от борта и медленно, с усилием направился к кормовой каюте. Шэнди тоже поднялся на ноги и поплелся за ним.

Харвуд пнул дверь, она открылась, и он ввалился внутрь. Шэнди застыл снаружи, вглядываясь в полумрак.

– Бет, вы здесь? – неуверенно позвал он. Никакого ответа, кроме неразборчивого бормотания Харвуда, не последовало. Шэнди глубоко вздохнул, здоровой рукой вытащил складной нож и шагнул внутрь.

Харвуд лихорадочно рылся в сундуке, и когда он выпрямился, Шэнди увидел в его руках знакомую деревянную шкатулку. Он повернулся и пошел на Шэнди. Воздух словно бы сгустился, выталкивая того наружу. Вскоре Шэнди снова оказался на прогретой солнцем палубе, и ему стало ясно, что Харвуд направляется к шлюпке.

Шэнди наполовину раскрыл свой нож, положил палец и захлопнул, кровь прыснула из пореза, и сопротивление воздуха пропало. Очевидно, даже обычное железо было теперь способно противостоять заклинаниям Харвуда. Шэнди шагнул вперед и, прежде чем Харвуд успел заметить собственное бессилие, выбил шкатулку из его руки.

Шкатулка покатилась по палубе, и Харвуд, с открытым от напряжения ртом, повернулся, но, сделав шаг, рухнул на колени и, помогая себе единственной рукой, пополз к шкатулке.

Шэнди был не менее обессилен, однако сумел опередить Харвуда, сел на горячую палубу рядом со шкатулкой и пальцем, все еще зажатым лезвием ножа, откинул крышку.

– Мою саблю! – прохрипел он, обращаясь к Скэнку, который оказался поблизости, перебинтовывая себе ногу.

Молодой пират оторвался от своего занятия, потянулся и ногой толкнул саблю, которая со звоном подкатилась к Шэнди.

Не обращая внимание на лезвие ножа, Шэнди ухватился за эфес, вгоняя иглу в ладонь, затем размахнулся и воткнул лезвие в шкатулку.

Иссохшая голова в шкатулке лопнула со звуком разрываемого холста.

Харвуд замер, не веря своим глазам, потом со свистом втянул в легкие воздух и издал такой душераздирающий вопль, что даже самые тяжело раненные невольно оглянулись на него. После этого он ничком рухнул на палубу, и из обрубка руки толчками забила алая кровь.

С содроганием Шэнди выронил саблю, высвободил палец и, стащив с себя камзол, принялся ножом кромсать его на полосы, чтобы перевязать рану Харвуду – он не хотел, чтобы Харвуд истек кровью. Ему нужно было узнать, где сейчас Бет.

Из-за приступов головокружения и тошноты Шэнди казалось, что обыск «Кармайкла» затянулся на целую вечность – он дважды заглядывал во все каюты и открывал подряд все сундуки, даже те, где Бет явно не могла поместиться. Причиной этого был ужас перед тем, что ему придется сделать, если Бет Харвуд не окажется на корабле. Но все-таки это время настало: Шэнди вынужден был признать, что он обследовал каждый фут на судне. В трюмах обнаружилось столько золота и драгоценностей, что не разгрузить и за день, однако Бет Харвуд отсутствовала.

Шатаясь от усталости, он выбрался на палубу и, моргая от ослепительно яркого солнца, оглядывал столпившихся пиратов, пока наконец не признал Скэнка.

– Харвуд пришел в сознание? – спросил он.

– Пока нет, – ответил Скэнк. – Послушай, там внизу ты ничего не нашел?

– Нет. – Шэнди нехотя повернулся к каюте, куда отнесли Харвуда. – Найди мне…

Скэнк и дюжина пиратов, которые еще держались на ногах, загородили ему дорогу. Лицо молодого пирата было столь же жестким, как высушенный солнцем кусок плавника.

– Капитан, – прокричал он внезапно охрипшим голосом, – черт побери, ты же нас уверял, что он держит в трюмах всю добычу, добычу, награбленную со всех кораблей, которые он потопил…

– А, добыча. – Шэнди устало кивнул. – Да, конечно. Полно всего, как я и говорил. Я даже надорвался, двигая один сундук, полный золота. Отправляйтесь вниз, купайтесь в золоте, сколько хотите. Но сначала зачерпните ведро морской воды и поищите где-нибудь огонь… свечу… что угодно. Я буду в каюте с ним.

Скэнк ошарашенно отступил в сторону.

– Э-э, да, конечно, кэп. Разумеется. Шэнди печально покачал головой, войдя в каюту. Харвуд без сознания лежал на дощатом полу. Из его горла вырывалось натужное дыхание, похожее на скрип пилы по сухому дереву. Его рубашка потемнела от крови, пол покрывали темные брызги. Однако кровотечение, похоже, прекратилось.

Шэнди смотрел на Харвуда, размышляя над тем, с кем же все-таки имеет дело: с оксфордским профессором, автором «Оправдания свободы воли»? Отцом Бет? Супругом мертвой Маргарет? Или Улиссом Сегундо, пиратом? На осунувшемся лице проступили заострившиеся скулы. Шэнди попытался представить себе облик молодого Харвуда, но так и не смог. Он присел рядом на корточки и потряс того за здоровое плечо.

– Мистер Харвуд, проснитесь. Ритм дыхания не изменился, морщинистые веки не дрогнули.

– Мистер Харвуд, это очень важно. Пожалуйста, проснитесь же.

Никакой реакции.

Шэнди опустился на одно колено и, глядя на старика, попытался прогнать тяжелые мысли. Наконец за спиной раздались тяжелые шаги Скэнка. В полутьме каюты заколебалось оранжевое пламя, маленький огонек лампы едва мог соперничать с ярким солнцем снаружи.

– Вот вода, кэп, – сказал Скэнк, со стуком опуская на пол ведро. – И лампа. – Неуверенно оглядевшись по сторонам, он нагнулся и тоже поставил ее на пол.

– Отлично, – прошептал Шэнди. – Спасибо. Скэнк вышел, прикрыв за собой дверь. Теперь только лампа освещала каюту.

Шэнди зачерпнул воду из ведра и плеснул ее в лицо Харвуду. Старик слегка нахмурился, больше никак не прореагировав. – Проклятие! – взорвался Шэнди, из горла невольно вырвался всхлип. – Не вынуждайте же меня!

Он схватил Харвуда за ухо и с силой крутанул. Никакого эффекта.

В отчаянии и гневе Шэнди поднялся, отпихнул лампу ногой и, схватив ведро, выплеснул воду на Харвуда. Под действием струи голова старика повернулась, редкие волосы слиплись, словно зубцы короны. Однако, несмотря ни на что, он продолжал дышать так же ровно и безмятежно.

Рыдая в голос, Шэнди потянулся за лампой и тут же прошептал благодарность Богу: за спиной раздался протяжный стон.

Он присел подле Харвуда.

– Проснитесь, – настойчиво потребовал он, – Вам будет лучше.

Веки Харвуда медленно поднялись.

– Мне… больно… – прошептал он.