На странных берегах

Джек налег на весла, словно это могло приблизить его к ненавистному дядюшке. Ему вспомнился разговор с хозяйкой убогой гостиницы, где умер его отец. Джон Шанданьяк отправился туда, как только получил известие о смерти отца, и щедро поил старуху тягучим голландским джином, пытаясь заставить сосредоточиться на бродячем кукольнике, чье тело снесли по лестнице ее гостиницы четырьмя днями раньше. Она наконец вспомнила это маленькое происшествие.

– Ah, oui, – сказала она, улыбаясь и кивая. – Oui. C'etait impossible de savoir ci c'etait le froid ou la faim.

Его отец либо насмерть замерз, либо умер с голоду, отметил про себя Джон тогда, и никто в этой грязной лачуге даже не знает, от чего именно.

У Джека Шэнди не было ни планов, ни идей – как поступить, когда он доберется до Порт-о-Пренса. Хотя он и прихватил с собой свидетельство о смерти отца для французских властей на Гаити, однако поверенный предупредил его, что предъявить обвинение жителю другой страны, находящейся в другом полушарии, практически невозможно. Поэтому Шанданьяк и решил сам отправиться туда, где жил его дядя Себастьян. Он мог только догадываться, с какими проблемами ему придется столкнуться: ведь ему, иностранцу, предстояло предъявить уголовное обвинение, нанять местного адвоката и выяснить, какие – если вообще они существуют – местные законы были при этом нарушены… Нет, он просто знал, что должен оказаться лицом к лицу с дядей: пусть тот знает, что преступление раскрыто, что он виновник смерти обворованного брата…

Шэнди налег на весла и, глядя на играющие на своих руках мускулы, мрачно улыбнулся. Работа шла вовсю. Вдобавок к новым орудиям, запасам пороха и ядрам на борт «Кармайкла» были погружены магические предметы, необходимые для обрядов вуду. Какое-то магическое действие требовало наличия большого зеркала; в числе прочей добычи другой пиратский экипаж захватил несколько зеркал, и одно из них было продано Грустному Толстяку – главному бокору Дэвиса; Шэнди поручили доставить его на борт. Занимаясь этим, Джон глянул на свое отражение и в первую секунду даже не узнал себя: ему показалось, будто он видит кого-то из пиратов. После нескольких недель изнурительного труда на «Кармайкле» его плечи и грудь стали шире, а талия тоньше, на руках появились новые шрамы, а щетина на щеках превратилась в бороду. Борода, как и отросшие волосы, которые теперь для удобства он завязывал на затылке шнурком, выгорела. Но даже не это делало его похожим на заправского пирата, а тот темный загар, который он приобрел за недели работы без рубашки на тропическом солнце.

Да уж, подумал он, остается только прокрасться в ворованное поместье дядюшки Себастьяна и, когда тот будет гонять браконьеров по кустам – чем там еще занимаются аристократы, – выскочить прямо на него и припугнуть саблей.

Но тут его злорадная ухмылка стала добродушной: он припомнил свой последний разговор с Бет Харвуд. Девушке удалось сбежать от Лео Фрейда, и они с Шэнди отправились на южный берег острова в тот послеобеденный час, когда дует прохладный бриз и попугаи с криками летают над головой. Джон рассказал ей о своем отражении в зеркале: как он подумал, будто увидел одного из пиратов Дэвиса.

– Я хочу сказать – одного из остальных пиратов, – добавил он с оттенком мальчишеской гордости в голосе.

Бет снисходительно рассмеялась и взяла его за руку.

– Вы вовсе не член их команды, – возразила она. – Разве вы могли бы стрелять в матросов или убить такого человека, как капитан Чаворт?

Снова став серьезным и надеясь, что загар скроет краску, которая залила лицо, Шанданьяк буркнул:

– Нет.

Какое-то время они шли молча, и только когда впереди показался «Кармайкл» и настало время возвращаться, она отняла руку.

Налегая на левое весло, чтобы развернуть лодку к берегу, Шэнди бросил взгляд через плечо и увидел Скэнка и прочих, поджидающих его возле груды плит каррарского мрамора, которая с утра заметно уменьшилась. Белый песок ослепительно сверкал под лучами полуденного солнца, по нему, словно заплатки, были рассыпаны выцветшие палатки, а дальше начинались джунгли. По гребню дюны шла женщина в рваном лиловом платье.

Веннер вошел в воду, когда лодка приблизилась к берегу. Шэнди выпрыгнул, вместе они, ухватившись за планшир, вытянули лодку на песок.

– Если ты устал, Джек, я могу и сам перевезти весь этот мрамор, – дружелюбно предложил Веннер с улыбкой, которая, как и загар, никогда не сходила с его лица. За его спиной маячил мистер Берд – тот самый негр, которому все казалось, будто его обзывают собакой.

– Да нет, не надо, Веннер, – откликнулся Шэнди, наклоняясь и хватаясь за край мраморной плиты. Он поднял ее и на несгибающихся ногах поковылял к лодке. Там он погрузил камень сначала за заднюю банку, а затем на дно. – На «Кармайкле» они уж сами вытягивают их на канатах, мое дело – перевязывать их веревками. – Он двинулся за новой плитой, разминувшись со Скэнком, который тоже нес такой же груз.

– Хорошо, – заметил Веннер, берясь за край глыбы. – Не высовываться и не рвать пупок – вот мой девиз.

Они вместе подхватили большую плиту и потащили ее, и Шэнди задумчиво посмотрел на Веннера. Тот всегда норовил уклониться от тяжелой работы, но именно он не дал убить Шэнди в тот день, когда Дэвис захватил «Кармайкл», а его философия ненадрывания пупка искушала Шэнди поделиться с ним своим планом бегства. Веннер должен был расценить предстоящий вояж как ненужную тяготу, и уж коли Шэнди собирался прятаться на берегу до тех пор, пока «Дженни» и «Кармайкл» не выйдут в море, а затем выйти из джунглей и дождаться прибытия нового губернатора, то товарищ, который бы знал остров как свои пять пальцев, был просто необходим.

Мистер Берд тоже подхватил одну из глыб и, неуклюже переваливаясь и подозрительно оглядываясь, потащил ее к лодке. Шэнди уже собирался спросить у Веннера, где бы они могли уединиться после работы и обсудить некоторые практические аспекты высказанных им убеждений, но позади зашуршал песок, и Шэнди обернулся посмотреть, кто к ним приближается.

Это оказалась женщина в лиловом платье, и когда они опустили глыбу в лодку, Шэнди, прикрыв ладонью глаза от солнца, пригляделся к ней.

– Здорово, Джек, – окликнула она его, и Шэнди с опозданием сообразил, что это не кто иной, как жена Джима Бонни.

– Привет, Энн, – отозвался он, раздосадованный тем, что, как всегда при ее появлении, ощутил озноб, а сердце начало колотиться быстрее, хотя это была всего лишь коренастая девушка с торчащими вкривь и вкось зубами. Если рядом с Бет он немного стыдился своей бороды, отросших волос и темного загара, то, когда к нему подходила жена Бонни, Шэнди втайне гордился этим.

– Все еще грузите балласт? – спросила она, кивая на «Кармайкл». Этот непривычный термин она выучила в один из дней, когда наблюдала за его работой.

– Угу, – откликнулся он, выбираясь из воды и стараясь не коситься на ее полные груди, видные под небрежно застегнутым платьем. Он заставил себя сосредоточиться на том деле, которым занимался. – Кончаем грузить подвижный балласт. Прежде «Кармайкл» сильно кренился, особенно при сильном ветре. Чуть не сбросил нас всех с палубы, когда разворачивался к «Дженни». – Ему вспомнился опрокинутый стол и летящие за борт салфетки, когда они с Бет, ухватившись за леер и друг за друга, пытались удержаться на ногах.

Он вдруг сообразил, что его взгляд снова прикован к груди Энн. Шэнди отвернулся и суетливо подхватил очередную глыбу мрамора.

– Да это же целая прорва работы! – заметила Энн. – И зачем вы столько вкалываете? Шанданьяк пожал плечами:

– Моря и стихии нам не подвластны – мы либо принимаем их правила, либо идем ко дну.

Он поднял глыбу, повернулся к ней спиной и побрел к лодке, где мистер Берд и Скэнк опускали на дно предыдущую. Веннер же уже сидел на песке, демонстративно, с деловитой озабоченностью рассматривая пятку.

От напряжения сердце тяжело ухало в груди, в ушах шумело, он даже не слышал, как Энн вслед за ним вошла в воду. Скэнк и мистер Берд уже вышли на берег, когда Шэнди опустил свою ношу, распрямился и повернулся: в тот же миг Энн его поцеловала.