Страница 25 из 51
Эти бесчисленные приемы и пресс-конференции, на которые приходится ходить, постоянные меры безопасности, из-за чего надо тратить часы для получения пропусков, для свидания с нужными людьми, для посещения Олимпийской деревни».
Он устал от необходимости в кратчайший срок писать свои обзоры и очерки, а не так, как он хотел бы это делать,— неторопливо, имея время на размышление. От того, что приходилось ловить и понукать авторов составляемого им олимпийского сборника, не менее занятых и торопящихся, Луговой тоже устал.
Но, как всегда бывает, на все хватало сил, он держался на нервах. «В Москве отдохну», — говорил он себе, тоскливо вспоминая уединенные аллеи Ботанического сада, где так любил гулять с Ириной, и прекрасно знал, что никакого отдыха не будет.
Советские журналисты держались дружной когортой — они часто встречались на соревнованиях, в пресс-центре, обменивались новостями, помогали друг другу чем могли, советовались.
И хотя все они представляли разные газеты, журналы, ТАСС, АПН, они работали не как их западные коллеги по принципу «каждый за себя, а бог за всех», но как единый монолитный организм.
Была еще одна особенность, присущая, впрочем, положению любых советских людей за границей.
К ним обращались с вопросами, разъяснениями, с критикой, даже с просьбами как к представителям своей страны. Западные журналисты представляли каждый лишь себя, свою газету. Советские — всю страну.
И относилось это не только к журналистам, но и к спортсменам, судьям, спортивным дипломатам.
- Знаете, — говорил Луговому советский представитель в Международной ассоциации фольклорной борьбы Сергей Алхимов, которого Луговой хорошо знал по Москве, — иной раз я жалею, что плохо готовил уроки в школе. Столько вопросов задают из любой области — ну ладно, политика, спорт, история, но ведь и медицина, сельское хозяйство, наука, юстиция... Они считают нас всех энциклопедистами. Лестно, конечно, и радостно, но ох как трудно.
- Да, вы правы, — соглашался Луговой, — иногда кажется, что тебя интервьюируют.
Они сидели в зале на соревнованиях по борьбе, беседуя, но то и дело прерывая эту беседу, чтоб подать очередной совет борцу, хотя оба прекрасно знали, что борец этих советов никогда не слышит.
Вернувшись, как обычно, в Отель часам к одиннадцати, Луговой неожиданно нос к носу столкнулся с Элен. Она стояла, словно кого-то ожидая, перед стеклянными дверями с зонтиком в руках, присматриваясь к накрапывающему дождю, и была очень эффектна: ее великолепную фигуру, как перчатка, облегал золотистый брючный костюм, гармонировавший с цветом ее глаз. Она выглядела удивительно красивой в неоновом свете ламп. Ничего не скажешь, Вист умел подбирать себе секретарш. Если она так же компетентна в своей работе, как красива, — Висту повезло.
Луговой так и сказал ей, стремясь быть галантным. Элен улыбнулась в ответ и задержала его руку. Луговой нахмурился — светский обмен любезностями грозил превратиться в беседу, а он до смерти устал — сегодня был особенно утомительный день.
—Куда вы так спешите, господин Луговой? — Элен улыбнулась, обнажая ровный ряд безупречно белых зубов. — Я заказала машину — она сейчас придет. Составьте мне компанию хоть на пять минут.
Луговой обреченно вздохнул.
- А где ваш шеф?
- Он в корпункте. К нему я и еду.
- Нехорошо заставлять так поздно работать такую очаровательную женщину, — выдавил из себя Луговой.
- Если б он ограничивался только этим, — усмехнулась Элен. Луговому не понравился столь откровенный цинизм.
- Здесь всем приходится много работать, — сухо заметил он.
- Скажите, — неожиданно спросила Элен, — как вы считаете, канадское телевидение справляется со своими задачами, я имею в виду освещение Игр?
- Мне кажется, да, — ответил Луговой, — две программы на английском, две — на французском, вечерний калейдоскоп, прямые передачи. По-моему, они хорошо работают.
- Да, по-моему, тоже, — согласилась Элен, — а как они показывают ваших спортсменов?
- Неплохо.
- Объективно?
- Что вы имеете в виду? — насторожился Луговой.
- Ну, я имею в виду, не делают ли они там всяких выпадов, что ли? Вы же знаете, наши газеты и телевидение не всегда справедливы к вам... к вашей стране.
- Да? — улыбнулся Луговой. — Вы это заметили? Впрочем, у вас есть блестящий пример такого, как вы деликатно выразились, несправедливого отношения совсем под боком.
- Это вы о моем шефе?
- Это я о вашем шефе, — подтвердил Луговой.
- Пожалуй, — неожиданно согласилась Элен. — Но знаете, он ведь борец за чистоту спорта. Он знаменит своими разоблачениями разных грязных комбинаций в области спорта.
- Очень интересно, поздравляю его, — иронически заметил Луговой, — так он что, теперь ищет такие комбинации у нас в стране? Боюсь, он будет разочарован.
- Скажите, а что бы сделал советский журналист, вы, например, если бы у вас в руках оказался сенсационный материал, разоблачающий какое-нибудь скандальное дело в области спорта... или спортивной прессы, телевидения, радио?..
- То же, что и господин Вист, — выступил бы с разоблачением.
- А вам бы разрешили?
- Разрешили, можете не беспокоиться, — Луговой улыбнулся про себя, вспомнив «дело „Мотора"».
- Скажите, — она опять помолчала, — когда вы выступаете с сенсацией, вас не могут привлечь за клевету?
- Вы имеете в виду ваши законы о диффамации? — спросил Луговой. — У нас тоже есть аналогичные. Но разница в том, что у нас ни один журналист не станет никого критиковать, как вы выразились, разоблачать, не имея веских, хорошо проверенных сведений.
- А если речь идет о разоблачении кого-нибудь из западной страны?
- Тем более.
- Но уж если есть веские доказательства, тут вы не стесняетесь?
- Не стесняемся. Я, во всяком случае. А что мне стесняться? Вот ведь ваш уважаемый шеф не стесняется, не имея не то что веских, а вообще никаких доказательств, а иной раз имея доказательства обратные.
— Да, интересно, — задумчиво произнесла Элен. Неожиданно она нахмурила брови, посмотрела на часы.— Ну что же нет машины? Пойду позвоню.
—Счастливого вечера, — сказал Луговой, радуясь, что наконец окончил этот затянувшийся нелепый разговор.
Элен направилась к телефону, а он к лифту.
Однако по дороге он переменил намерение и, легко взбежав по неширокой лестнице на галерею, подошел к столу, где допоздна дежурили девушки из бюро информации. Он хотел спросить у них, как проще всего проехать к месту конного кросса пятиборцев. Пока ему добывали нужную справку, он рассеянным взглядом смотрел на простиравшийся внизу огромный холл. Вот вернулись наши спортивные дипломаты с какого-то приема — они торопятся к лифту, вот какие-то шумные, веселые африканцы потешаются, столпившись над вечерней газетой, тут и там стоят группки беседующих, курсируют в толпе официанты с подносами, посыльные, швейцары, девушки-переводчицы в дурацких, уродующих их пестрых картузиках. А вот и Элен в своем золотистом костюме, идущая к телефону. Он проследил за ней взглядом.
Она подошла к телефонам на другом конце холла, оглянулась, внимательно осмотрела холл, подняла взгляд на галерею, но не увидела его и, постояв несколько секунд, так и не позвонив никуда, неторопливо направилась к лифтам.
Странно... А как же машина, поездка в корпункт, спешка?
Луговой пожал плечами. Странно...
Получив справку и поблагодарив девушек, он поднялся в свой номер.
...А тем временем Элен поднималась в свой. Устало опустив плечи, она медленно прошла по коридору и вставила ключ в замок. Как во многих старых отелях (а «Шератон» был одним из первых, построенных в Монреале), здесь все номера сообщались между собой, и двери между номерами запирались на ключ и на задвижку с каждой стороны. В те времена «люксов» и «сюит» еще не делали, но богатый постоялец мог снять несколько смежных номеров и получить таким образом в свое распоряжение целую галерею сообщающихся помещений.