Дезертир

Распахнулась дверь, и в таберну вошел один из местных пьяниц, человек непримечательной внешности. Он огляделся по сторонам, увидел Аристида, приблизился и что-то шепнул на ухо. Аристид кивнул и удалился на второй этаж, где располагались комнаты постояльцев. Через некоторое время они спустились вместе с Эвдором и его гостями. Мышелов продолжал беседовать со "счетоводами", каждый из которых мог с легкостью согнуть кочергу. Они попрощались, пожали друг другу руки. Эвдор посмотрел на Аристида, тот кивнул на своего собрата по почитанию Вакха.

– Что случилось?

Забулдыга что-то протянул Эвдору. Квинт, который за время службы вышибалой научился обращать внимание на мелочи, успел увидеть, как в пальцах пьяницы блеснула монетка. Не просто монета – серрат[129].

– На рынке ждет, – сказал пьяница.

– А чего сюда не пришел? – спросил Аристид.

– Опасается, – ответил Эвдор, – на рынке проще затеряться.

Он шагнул к двери, но вдруг остановился. Повернулся к Квинту.

– Спартак?

– Что?

– Пойдем-ка с нами.

– Зачем? – спросил Аристид.

– Представлю вас обоих кое-кому. Мало ли. Пригодится...

По дороге на рынок, Эвдор спросил:

– Спартак, как ты относишься к самнитам?

– Полагаю, любой "фракиец" относится к "самнитам" с неприязнью, – хохотнул Аристид[130].

Всю подноготную Севера он знал, Эвдор рассказал ему, как и обещал.

– Нормально отношусь. Большую часть жизни прожил в окружении самнитов.

– Да, я помню, ты говорил. Тем лучше, поскольку он – самнит. Вернее, оск.

– Оски – не совсем самниты, – сказал Квинт, – когда-то давно они были завоеваны самнитами и переняли их язык.

– Спасибо за пояснение, но сейчас это уже не важно, – сказал Эвдор.

От таберны до рынка идти было недалеко.

– У мясных рядов. Он сам подойдет, – сказал проводник и удалился.

Ждали недолго.

– Радуйся, Эвдор, – прозвучал голос за спиной и все трое обернулись.

Перед ними стоял, скрестив руки на груди, крепкий малый, загорелый, черноволосый. Выглядел он чуть постарше Квинта, хотя, скорее, это борода прибавляла ему лет. Он был одет в простую серую тунику с рукавами короче обычного, открывавшими мощные бицепсы. На правом багровел странного вида шрам, напоминавший витой браслет.

– И тебе доброго здоровья, уважаемый...

– Без имен, – перебил Мышелова оск.

Эвдор усмехнулся.

– Никто нас не подслушивает.

И действительно, вокруг царила традиционная рыночная толкотня. Раздавались крики зазывал, громко торговались продавцы и покупатели. Неподалеку от мясных рядов стоял помост, на котором выставляли рабов. Купцы расхваливали товар, а толпа зевак глазела на вереницу полуодетых женщин, стыдливо и испуганно жавшихся друг к другу.

– Я все же поостерегусь, – сказал оск.

– Как тогда называть тебя? "Браслетом?"

Это прозвучало на латыни – "Армилл". Оск поморщился.

– Ты так сказал, чтобы позлить меня, эллин?

– Нет, – усмехнулся Эвдор, – всего лишь для конспирации, которую ты изо всех сил соблюдаешь. Извини, Крикс[131].

Он кивнул на своих спутников и представил их:

– Это Эномай и Спартак.

– Я думал, ты придешь один.

– Это мои люди. Они в курсе наших дел.

Квинт покосился на Аристида. Тот удивленным не выглядел.

– Слишком много ушей, – недовольно сказал оск.

– Не понимаю, чего ты таишься. Время игр в тени прошло. Вы сражаетесь.

– Да, мы сражаемся.

– А зря. Зря меня не послушались.

– Не послушался Телезин, – возразил Крикс.

– Теперь уже не важно. Телезин всех самнитов втянул в эту бойню. Сам геройски сложил голову, а расхлебывать придется вам. Ты думаешь, Сулла про вас с Мутилом забудет? Все ваши крепости падут. Норбу уже предали огню. Та же участь ждет Эзернию и Нолу.

Крикс покусал губы.

– В прошлый раз ты говорил, что царь... заинтересован. Есть ли еще возможность?

Эвдор снова покачал головой.

– Царь заинтересован. Но он сейчас не в том положении, чтобы оказать вам военную помощь. У вас один выход – покинуть крепости и уйти в горы. Исчезнуть до поры. Еще придет время борьбы. Я специально привел с собой этих людей, чтобы вы знали, с кем можно будет говорить, кроме меня. Мало ли что случится. Но сейчас у вас нет другого выхода.

– Мутил не сдаст Нолу, – вздохнул Крикс.

– Тогда вы все погибнете, – сказал Эвдор.

– Ты сам только что сказал, что время игр в тени прошло. Римляне переловят нас поодиночке.

Квинт слушал, постепенно вникая в суть происходящего. Дела, которые обсуждали Эвдор и Крикс становились для него все более прозрачными. Как и тот путь, который следует избрать ему, Квинту Северу, марианцу. Он встрял в разговор:

– Думаю, есть еще время. Сулле пока не до вас. Нужно связаться с Серторием. Он и Эвдор могли бы собрать несколько десятков кораблей и вывезти ядро вашего войска из Нолы и Эзернии.

– Куда? – спросил оск.

– В Испанию. Теперь там собираются все наши сторонники для продолжения борьбы. Я служил под началом Сертория и мог бы стать связующим звеном между вами.

Все, маски сброшены. Теперь нечего таиться и перебрасываться полунамеками. Выбор сделан. Единственно верный выбор. Нечего тут долго рассуждать.

– Ты предлагаешь оставить наши дома, семьи? Покинуть родину? – спросил Крикс.

– Борьбу можно продолжить только так. Иначе вас сомнут.

– Не думаю, что Папий пойдет на это.

Эвдор огляделся по сторонам.

– Все же ты выбрал неудачное место, Крикс. Тут слишком шумно. Пойдемте, я знаю, где мы сможем переговорить спокойно.

– А ну стой! Куда рванулась? Чего там увидала? – крикнул надсмотрщик, схватив за светлые волосы молодую рабыню, которая отчаянно вырывалась и кричала, высматривая что-то или кого-то у мясных рядов.

– Чего она, Нумерий? – недовольно повернулся к надсмотрщику купец.

– Да чего-то взбеленилась сука! Не пойму, что на нее нашло. Все стояла смирно.

– Ты что орешь? – рявкнул купец в лицо девушке, – рот закрой, потаскуха! Распугаешь покупателей, я шкуру с тебя спущу!

Та перестала кричать, сжалась в комочек и тихонько всхлипывала, повторяя еле слышно одно единственное слово. Или имя...

– Ну что за собачий язык у вас, варваров, – раздраженно бросил купец, – заткни пасть! Ну как тебя такую продашь, а?

Он провел пальцами по спине рабыни, на которой белели следы от наказания плетью. Их было много. Девушка вздрогнула.

– Дикая строптивая сука. Нумерий, убери ее с помоста, она весь товар портит. За сирийку пришлось сто денариев скинуть. Тот лощеный хрен все морщился и спрашивал, все ли у меня рабыни такие дикие.

– Куда ее? Обратно в клетку?

– В клетку. Боги, ну что за день сегодня? Никакой торговли. Половину баб придется оптом сбывать в "волчатник". За бесценок. А эту вообще только в довесок возьмут. Ну какого Оркова хера я связался с этим тарентинцем? Сразу же было понятно – гнилой товар, порченный. Беглые, дикие. Цена им асс. Да и асса-то не стоят. Эх...

24

В майские иды в лагерь под Тарраконом вернулся Гай Анний Луск. Возложенная на него задача была полностью выполнена. Серторий убрался из Испании. С ним ушло около двух тысяч сторонников. Луск опасался, что нурсиец отправится в римскую Африку, где под началом зятя Цинны, молодого Домиция Агенобарба, собралось много недобитых марианцев, поддержанных нумидийским царем. Однако вместо этого Серторий бежал в Мавретанию, чем совершенно успокоил Луска.

129

Серрат – монета с зубцами на гурте.

130

Игра слов. Аристид намекает на корпорации гладиаторов – "самнитов" и "фракийцев", которых римляне часто противопоставляли друг другу на арене. При этом члены этих корпораций совсем не обязательно были этническими фракийцами и самнитами.

131

Крикос (греч.) – "браслет, кольцо".