Дезертир

Весь день Север проторчал на стене, бесцельно обозревая окрестности. Уже смеркалось, а Марк так и не появился. Легкое беспокойство давно уже сменилось все нарастающей тревогой, а та, в свою очередь, превратилась в уверенность: что-то случилось.

"Ну, давай же, возвращайся".

На северо-западе над лесом в свинцовых облаках сгущалась черная клякса. Дым, что ли? Центурион потер глаза, всмотрелся. Орк его знает, что это. Темнеет, облака низко спустились, воображение и чудит в очередной раз. От душевного напряжения. Только бы Марк вернулся, вот уж он ему по роже съездит за это бдение.

Квинт первым, раньше часовых, заметил обоз, показавшийся из леса. Он полз по северной дороге, со стороны Скоп. Пять под завязку груженых телег с трудом преодолевали вязкую жижу. Сопровождали обоз человек десять легионеров во главе с центурионом.

Квинт, взвинченный долгим отсутствием Марка, расставил на северной стене почти всех караульных, два десятка солдат. Этого ему показалось мало, и он приказал Барбату собрать еще столько же бойцов. Телеги сопровождали римляне, издалека видно. Римляне? А ну как ряженые варвары?

Обоз приблизился. Север потребовал назвать пароль. Удовлетворившись ответом, приказал открыть ворота и телеги вползли внутрь.

– Децим Лонгин, – представился пришлый командир, – пятая центурия второй когорты.

Квинт назвал себя.

– Куда направляетесь?

– Никуда, – ответил Лонгин.

– Как это? – удивился Квинт.

– Приманка мы. Ловим варваров на живца. Ездим между крепостями, изображаем обоз. У меня приказ всем начальникам гарнизонов – оказывать содействие.

– Как же вы вдесятером собираетесь с теми разбойными справиться? – Север прошел вдоль телег и вдруг споткнулся: на одной из них лежали три тела.

– Ваши? – мрачно спросил Лонгин.

"Юпитер... Как же это..."

Аттий казался спящим, глаза закрыты, набегался по лесам, прилег отдохнуть... Лицо белое-белое, как снег. И спокойное. Никогда у него не было такого спокойного лица...

– Недалеко от крепости. У самой дороги. Похоже, их убили не здесь. Подбросили.

Губы Лонгина шевелятся, а слова еле слышны, словно доносятся из невообразимой дали.

– Где-то поблизости ублюдки. Караулят. Ну, ничего. Теперь-то уж мы их прищучим.

– Как?

Это что, он, Квинт, произнес? Голос совсем чужой, охрипший и безжизненный. Весь гарнизон высыпал во двор. Солдаты молчали. Тишину с треском разорвало воронье карканье, громкий шепот из задних рядов:

– Так тебе и надо, гад... Все спину мне раскровил ни за что...

– Заткнись, урод, – одернули дурака.

Север без замаха впечатал кулак в большое колесо телеги. Оно скрипуче застонало от боли и обиды.

– Как вы собирались бить этих тварей?

Голос новоиспеченного начальника гарнизона не дрожал, к воронам бабские слезы. Совсем мало было в жизни Квинта Севера друзей, но Марка Аттия, пожалуй, безо всяких натяжек можно записать в их число. Можно было... Что же, остается одно – поймать убийц.

– Позади нас прикрытие. Полсотни ауксиллариев.

Скордиски? Опять скордиски, будь они неладны...

– Где они?

– Префект Осторий, как покойников увидел, в ярость пришел. Помчался в деревню варваров, что ближняя к крепости, видать побывал уже тут, знал дорогу. Выведывать, поди, у косматых будет, где убийцы прячутся.

И Осторий здесь? Вот радость-то. Выведывать поехал... Квинт вдруг встрепенулся, вспомнив подозрительную темень в облаках.

– Куда он поехал?

– Туда, – ткнул Лонгин рукой на северо-запад.

Проклятье...

– Барбат, шестой центурии построиться во дворе! Все в доспехах и с оружием. Выступаем немедленно.

– Куда ты собрался? – забеспокоился Лонгин.

– В эту деревню. Остановить Остория, иначе он ее вырежет. Может уже поздно, я видел дым в той стороне. Этому ублюдку на все насрать, но мы только-только утихомирили варваров, он добьется лишь новой вспышки безумия. Он или дурак, или предатель!

– Никуда я тебя не пущу! – резко возразил Лонгин, – я старший и у меня приказ легата. Ты поступаешь под мое начало.

– Децим, – сквозь сжатые зубы прорычал Квинт, – промедление смерти подобно! Будет только хуже, поверь мне! Я сижу тут уже месяц, на нас местные волками смотрели, но мы с Марком не резали никого, селянам не мстили, это не они против нас воюют, я им в глаза смотрел!

– В глаза смотрел? Покой тут, значит, у вас, как на богатой вилле в Байях? – вскипел Лонгин и ткнул пальцем в трупы, – это твой покой?!

– Слушай, Децим, ты мне приказами перед носом не маши. Меня сюда определил Марк Лукулл и не тебе тут командовать.

– Это ты ведь у нас марианец? – прошипел Лонгин, – все понятно с тобой, скотина предательская!

"Как вы мне все надоели..."

Может, оставить тут Барбата? А то ведь, кот из дома – мыши в пляс. Пока Квинта не будет, этот индюк, у которого только десять человек сейчас, всю центурию Марка к рукам приберет. Нет, Луций нужен, его борзый язык может сгодиться против Остория. Квинту очень не хотелось доводить до драки с ауксиллариями, хотя он понимал – шансов избежать ее, учитывая их взаимную "любовь" с префектом, почти нет.

– Секст! – позвал Север опциона третьей центурии, которого смерть Аттия сделала временным командиром, – я возьму половину твоих людей и половину своих.

– Отставить! – рявкнул Лонгин, – опцион, слушай мою команду! Этого бунтовщика арестовать!

Секст колебался, глядя Квинту в глаза. Лонгин перевел взгляд на Барбата.

– Тебя тоже касается. Ты теперь командуешь центурией! Забери у него меч!

Барбат медленно покачал головой.

– А вот хрен тебе! – Север хлопнул ладонью по локтевому сгибу правой руки, – Луций, Авл, ребята, выступаем!

Квинт не давал себе вздохнуть и задуматься, что же он творит. Ведь все мосты жжет. Сулланцы не простят. Север словно прыгнул в стремительный горный поток, в котором некогда предаваться пространным размышлениям о добре и зле – надо бороться за жизнь. Холодная голова, взвешенные решения, за которые его так ценил Серторий... Стоило увидеть на миг голубые бездонные глаза ребенка, грязного, голого, сидящего возле мертвой матери, на одно мгновение поддаться чувствам, и вот уже крепость под названием "невозмутимый и расчетливый Квинт Север" рассыпалась по кирпичику.

Пятьдесят легионеров (Квинт все же не стал брать всех) вышли из ворот и быстрым шагом двинулись по северной дороге. В сумерки. В спину неслась брань Лонгина, обещавшего над каждым предателем сотворить изощренное насилие.

"Сам себя трахни, урод".

Квинт посмотрел на лица солдат – бледны, напряжены. Все понимают, что произошло. Вообще-то, им наказание не грозит, они выполняют приказ непосредственного начальника, но все же страх есть: как оно там повернется? Только Юпитер ведает.

– Шире шаг!

Квинт почти бежал. Он еще не знал, что бежит прочь от привычного уклада жизни, наполнявшего смыслом все его существование в последние восемь лет. Прочь от ежедневной солдатской рутины, легионных лагерей, похожих на муравейники, крепостей, переходов, бесконечной стройки дорог – всего того, что призвано расширять и преумножать жизненное пространство его родины. Ему посчастливилось родиться римлянином, не каким-то фракийцем, но именно ради них, косматых варваров, пускающих ему стрелы в спину, он готов был отказаться от всего того, что составляло его мир. Единственный из возможных, другого он просто не знал. Почему?

Остановись он сейчас, задумайся об этом – не ответил бы. Опомнись, Квинт Север, что ты творишь?!

– Шире шаг!

...Мертвые руки Инстея Айсо, самнита...

...Маленький копошащийся сверток среди горы трупов...

Ишь ты, жалостливый какой нарисовался! Ну, давай, Квинт, спасай немытых варваров, которые убили Марка! Если уж мерить зло, так ты вспомни римских граждан на колах перед воротами Гераклеи!

"Помню. Шире шаг, ребята. Быстрее. Все я помню".