Страница 25 из 88
— Может, позвать рабби?
— Пусть он прочитает надо мной молитвы, когда я умру. Может быть, тебе лучше закрыть мастерскую. Однако есть еще заказ для того человека, у которого три акра земли рядом с… Забыл, где это.
— Заказ давно выполнен. Все давно сделано. Я закрою мастерскую.
В Назарете знали, что означает закрытие мастерской, и весь день сюда шли люди, чтобы проститься с умирающим. Но только вечером, когда в доме остались лишь Иисус и Мария, Иосиф произнес свои последние слова:
— Заботься о своей матери. Она благословеннейшая из женщин.
— Я знаю это. А ты был лучшим из отцов. Среди смертных, мне следует сказать. С тобой была любовь сына, и она будет с тобой всегда, ибо если любовь — это одно из проявлений Отца Небесного и умереть не может, то и любящий и любимый должны жить вечно.
Иосиф мало что понял из этого. Иисус вспомнил слова, что звучали в его душе в тот день, когда он стоял во дворе Храма и заря его миссии посылала к нему свои первые лучи из Святая святых. Он произнес их по памяти:
— «Ибо отходит человек в вечный дом свой, и готовы окружить его по улице плакальщицы; — доколе не порвалась серебряная цепочка, и не разорвалась золотая повязка, и не разбился кувшин у источника, и не обрушилось колесо над колодезем. И возвратится прах в землю, чем он и был; а дух возвратится к Богу, Который дал его…[74]»
Иосиф уже почти ничего не услышал из сказанного. Он протянул слабеющую руку в сторону жены, которая, как он знал, стояла справа от него. Мария взяла его руку и зарыдала. Глаза Иисуса оставались сухими. Когда забрезжил рассвет и пропели первые петухи, Иосиф тихо скончался. После бессонной ночи Иисус и Мария выглядели усталыми, но сделали необходимые приготовления к похоронам и, слабо улыбаясь, кивали в ответ на выражения соболезнования.
Итак, некоторое время Иисус и его мать жили вдвоем. Но только некоторое время. Глядя на Марию и видя перед собой женщину, которая была в цвете своей красоты, Иисус не раз спрашивал ее:
— Ты не собираешься снова замуж?
— Настоящее замужество, как у других? С детьми, которые рождаются не от Бога, а после соития мужа и жены?
— Все дети от Бога, мама. Мужчины — это просто орудия Божьего творения. Не выйти ли тебе снова замуж?
— Если меня попросят, я могу подумать об этом. Могу сказать «да», могу сказать «нет» — все зависит от моей прихоти. Легкомысленно звучит, да?
— Женские прихоти тоже от Бога. Некоторые говорят, что лишь по своей прихоти Бог создал и море, и землю, и живущих на ней людей.
В то время он часто повторял слова «некоторые говорят». Помимо сведений о том, как скитался по пустыне Моисей и как устанавливали законы цари и судьи Израиля, он узнавал и многое другое. Мария знала, что Иисус уже мог спорить с чужеземными учениями, изложенными в книгах, написанных на греческом и на латыни, и на равных вел беседы с приезжими греками и людьми из окружения знатных гостей, приезжавших к Ироду Антипатру из Иерусалима и из самого Рима. Он читал римских поэтов и одного великого греческого поэта древности. Иисус придерживался веры своего народа, языческие же верования, предполагавшие многобожие, его не привлекали. Он подробно изучил особенности религии тех странных «чистых» людей, живших у Мертвого моря[75], которые создали учение, отрицавшее плоть. Иисус отрицать плоть не собирался. Плоть, как он говорил, имела для человека важное значение.
Мария продолжала:
— Ты спрашиваешь, не собираюсь ли я замуж. Такой же вопрос я задаю тебе — не собираешься ли ты жениться?
Он покраснел.
— Я давно об этом думаю. Для тебя было бы несчастьем, если бы в доме появилась другая женщина? Я имею в виду — помимо нашей дорогой старой, боюсь, уже очень старой, Елисебы?
— Все будет зависеть от того, кто эта женщина. У тебя есть на примете какая-нибудь определенная девушка?
— Та самая девушка из Каны.
— А, Дикла, финиковая пальма. Высокая девушка, которая мало разговаривает.
— Дикла — это только прозвище. Ее настоящее имя Сара.
— Имя, я бы сказала, с дурным предзнаменованием[76]. По не думаешь ли ты больше об отцовстве, нежели о любви женщины? Ибо… — Мария с трудом подбирала нужные слова. — Ты знаешь, как ты был зачат, и веришь в это… Ты действительно в это веришь?
— Конечно, верю. И еще раз повторяю — есть только один отец. Если у меня будут дети, они не получат какой-то особенной любви. Я должен быть пастырем, стадо которого — весь Израиль.
— Сейчас ты говоришь как еще очень молодой человек, каковым ты на самом деле и являешься. Я сомневаюсь, нужно ли тебе сейчас думать о женитьбе. Твой двоюродный брат Иоанн об этом и не помышляет.
— Мой двоюродный брат идет своим путем. Путем предуготовления. Я же должен проповедовать исполнение, хотя пока не знаю точно, что это означает, и я сам должен исполниться как человек. Я хочу сказать, что должен знать все о жизни мужчины.
— Женитьба как некий долг, не ради совместной жизни или отцовства?
— Когда же ты поймешь, что отцовство — это удел лишь отца нашего небесного? Я уже достаточно говорил тебе об этом.
— Мне не нравится твой тон, сын. Я считаю, что мальчик не должен так разговаривать со своей матерью. Думаю, ты согласишься, что материнство — это нечто относящееся только к женщинам и что отец наш небесный не против того, чтобы оставить этот удел нам — созданиям из женской плоти. Что ж, очень хорошо. Я не взываю к тому, чтобы мой сын оказывал мне какое-то особое уважения, но надеюсь, мой сын достаточно разумен, чтобы понимать — оказывать мне уважение он все-таки должен.
— Прости, мама, — сказал Иисус и поцеловал ее.
— Значит, ты намерен жениться?
Он кивнул несколько раз с самым серьезным видом, словно речь шла о бремени долга, которое он обязался возложить на себя, а не о переходе в состояние, которое может оказаться самым радостным в жизни.
Церемония бракосочетания, как теперь будут знать мои читатели, состоялась в Кане, а свадебное торжество происходило в саду у таверны, владельцем которой был отец невесты, Нафан. Сара, девушка пятнадцати лет — на пять лет моложе своего жениха, была довольно миловидной и высокой, что необычно для дочерей Израиля, которые могут воспеваться как финиковые пальмы разве что в любовных песнях, но гораздо чаще бывают маленькими и коренастыми — кустарник, а не деревья. Но кустарник, если можно так выразиться, никого не обидев, пылающий. Они хорошо подходили друг другу, поскольку Иисус был выше, чем большинство из мужчин Галилеи, рост которых обычно не превышал трех с половиной локтей[77]. У него были широкая грудь и крепкие мускулы. Голос его, когда он того хотел, был громким, как у буйвола (возможно, об этом и нет нужды упоминать особо — ведь именно в голосе таилась природная основа его силы как проповедника), хотя обычно Иисус говорил мягко и тихо, только довольно быстро, словно его переполняли слова. Жених и невеста представляли собой красивую пару. Они стояли теперь в саду, облаченные в простые, но сверкавшие белизной одежды, и выслушивали раздававшиеся в их честь здравицы, в которых иногда звучали добродушные непристойности.
Случилось так, что среди гостей оказался тот старик (хотя никто не помнил, чтобы его приглашали), который однажды ослеп от горя и которого Иисус сумел убедить, что если тот попытается, то сможет прозреть, чему помогли решительность и безвредная магия Иисуса. Будучи навеселе, этот старик говорил теперь группе слушателей, среди которых был и Нафан, что Саре выпало большое счастье, коли она нашла себе такого мужа, поскольку Иисус трудолюбив, аккуратен в денежных делах и имеет замечательный дар целителя, превосходящий обычное умение. Старик рассказывал дальше, что Иисус обладает удивительными способностями и в иных, помимо врачевания, делах и что он якобы наблюдал своими собственными исцеленными глазами, как этот молодой человек разжег костер из деревянной стружки, просто призвав солнце явить свою силу. Более того, старик будто бы слыхал от другого человека, что однажды Иисус прошел под дождем от мастерской до своего дома и при этом остался совершенно сухим.
74
Еккл., 12, 5–7.
75
Очевидно, имеются в виду ессеи — одно из общественно-политических религиозных течений в Иудее во 2-й пол. II в. до н. э. — I в. н. э. Проповедовали общность имущества, коллективность труда и быта, аскетизм, чрезвычайно заботились о сохранении чистоты и строгости нравов и о благочестии.
76
Намек на жену Авраама Сарру, которая до 90 лет оставалась бесплодной. (Примеч. перев.).
77
Около 160 см.