Страница 29 из 37
Мальчик кивнул, и Хью продолжал:
— И я тоже не могу бежать. Кто-то здесь украл мои самые большие ценности — свободу, доброе имя, семью, и я должен попытаться вернуть их назад.
Покинув комнату Кайла и направляясь по коридору, Хью испытывал головокружение. Его ожидания, когда он шел сюда, были ничтожно малы. Теперь ему хотелось только одного — знать, что Тейлор вернулась домой, тогда можно было бы со спокойной душой положить голову на подушку и проспать целую неделю.
Комната Эмметта была большой, что дало возможность разместить в ней весьма громоздкую мебель, но все равно она казалась довольно пустой, и ее немного оживляли фотографии на бюро.
Хью взял одну, с Тейлор, сделанную на ее балу в старшем классе. Здесь они сняты вдвоем. Тогда они были очень молоды, исполнены уверенности и любви. Но чувство, которое он теперь испытывал к ней, не померкло, и это был не просто секс.
Поставив фотографию в серебряной рамке на ночной столик, он направился в ванную и включил душ. Напряжение в мускулах сразу стало спадать, когда тонкие женские руки, плавно скользя, обхватили его, а гладкое тело прижалось к спине. Ему казалось, что он только воображает ее присутствие, даже когда услышал шепот: «Чувствуешь себя лучше?» Ему пришлось повернуться, чтобы удостовериться, что она действительно здесь.
— Да, теперь, когда ты рядом, — ответил он, прижимаясь к ней всем телом, и оно тотчас же отреагировало, словно осознавая, к какой драгоценности прикоснулось. Испытывая все большую потребность в ее нежности, он потерся щекой о ее щеку и спросил: — Все в порядке?
— Вроде бы да. В городе спокойно.
Тейлор тоже, похоже, испытывала нетерпение. Она уткнулась носом ему в ухо, затем поцеловала в шею, прямо в то место, где бился пульс, быстро и сильно.
— Кайл сказал мне, что вы поговорили.
— Он даже позволил мне обнять себя.
— Он сказал, что назвал тебя папой, когда ты пожелал ему спокойной ночи.
От чувства растроганности у него снова, словно тисками, перехватило горло, и он еще крепче прижал ее к сердцу.
— Он замечательный. И ты замечательная. — Он нашел ее рот и чуть коснулся губ, принуждая их открыться. Даже когда ему было необходимо нечто большее, когда хотелось, чтобы их языки страстно обвивали друг друга, он проявлял большую осторожность, желая сохранить нежность. Ему хотелось отблагодарить ее за тот великий труд, который она сотворила, воспитывая их сына, за то, что она была лучше, чем он заслуживал, за то, что возвратила ему желание жить. Он попытался выразить все это своим поцелуем, и она ответила: тело ее выгнулось дугой, приникая к нему, руки красноречиво выражали благодарность и ободрение, передвигаясь от плеч к бедрам. Более того — в своей щедрости она принялась со страстью ласкать его, но Хью отстранился, так как хотел еще многое сказать.
Он склонился к полукружиям ее груди, к розовым соскам, вскормившим их ребенка. Горячая вода уже разнежила ее, но именно его губам удалось вызвать тихие мурлыкающие звуки из глубины ее горла.
Опустившись на колени, он потерся щекой о то место, где из его семени вырос плод. Он пропустил все это — первое удивительное пробуждение жизни, таинственные пленительные изменения тела, шумное появление ребенка... Он не растирал ей спину, чтобы помочь расслабиться, не поддерживал ее во время родов, не дежурил возле ребенка по ночам, чтобы она смогла поспать и вновь обрести силы. Он всем обязан ей, а взамен может предложить только свою любовь. Преисполненный благоговения, он опустился еще ниже. Ощущая, как ее напрягшиеся пальцы впились в его плечи, он собирался дать то, что доставит ей блаженство.
— Позволь мне, возлюбленная, — прошептал он, осыпая умоляющими поцелуями сначала одно нежное, словно шелк, бедро, затем другое. Он молил ее о доверии. Она забыла, как можно отдавать себя полностью, отказаться от стыдливости, а ему хотелось, чтобы она заново обрела этот дар. А также, чтобы тем человеком, которому она доверится, стал он. — Позволь мне, любимая, — бормотал он, приникая к пушистому холмику. А затем сделал то, что время позволило им только однажды, прежде чем жизнь оторвала их друг от друга. Он дал ей то, что, по его твердому убеждению, никогда не захочет дать кому-либо другому, и осуществил то, о чем мечтал бессчетное число дней и ночей.
Она сначала противилась, руки ее погрузились ему в волосы. Но в конце концов тело стало отвечать на его ласки. Сердце его, казалось, увеличилось в размере, когда она уступила и принялась гладить его мокрые растрепанные волосы, позволяя ему самую сокровенную ласку. Тогда он понял, что последняя из разделявших их стен наконец-то рухнула.
— Пожалуйста... — задыхаясь, взмолилась она.
— Сколько пожелаешь, — пробормотал он, не отрываясь от нее. — И так долго, сколько позволишь мне быть рядом.
Глава девятая
Тейлор по-прежнему била дрожь даже после того, как Хью принес ее из ванной и опустил на кровать.
Сам он вытянулся рядом с ней, его мощное тело было тоже влажным и излучало такой жар, что казалось, будто они все еще стоят под горячей струей душа.
— Как ты?
Голос его был столь же нежным, как и прикосновение пальца, ласкавшего ее влажную щеку. Он не упускал возможности коснуться ее, но, казалось, в то же время не спешил к пику близости.
В ответ последовал быстрый поворот головы и поцелуй в ладонь.
— Будет все в порядке, когда ты снова войдешь в меня.
В глазах его зажегся огонь, а реакция тела отнюдь не свидетельствовала о безграничной сдержанности.
— Скоро. Позволь мне сначала насмотреться на тебя. Ты хоть представляешь, какое это наслаждение?
— Тебе прекрасно удается убедить меня.
— Ты просто прекрасна. И мое сердце разбивается при мысли, что ты позволила себе забыть об этом.
Желая отвлечь его от всего грустного, она потянулась к нему, чтобы поцеловать синяк на щеке.
— Даже не знаю, кто из нас сейчас подошел бы больше для обложки хоккейного журнала.
— Я знаю, за кого бы я проголосовал, — ответил он, окидывая взглядом ее обнаженное тело. — При условии, что только я получил бы единственный экземпляр.
Это был Хью Томас Блэкстоун, научивший ее любви, сделавший женщиной. Рослый ковбой с соколиным взором заставил ее почувствовать себя
Мисс Америкой, подругой детства и ангелом в одно и то же время. Как сказать ему о том, что в минувшие годы бывали прекрасные мгновения, чаще всего связанные с Кайлом, которые она не променяла бы ни на что на свете, и все-таки ее мир опустел без Хью?!
Наверное, он прочел это в ее глазах. Он прищурился.
— Что-то не так?
— Ничего, — она улыбнулась, подталкивая его и укладывая на спину, затем приподнялась над ним.
Ей хотелось помочь ему вернуть себя. Конечно, невозможно возместить ему каждый день изоляции, потерянный для солнца и смеха, его долю объятий, в которой ему было отказано, навсегда утраченные священные мгновения жизни. Она опоздала облегчить боль от ран, которые видела на его теле воина, и увечий, скрытых от людских глаз. Но хотела показать ему, что беда и разлука не изменили ее отношения к нему — так же, как он только что показал ей.
Ему всегда нравилось ощущать прикосновение ее рук к своему телу. Ласковыми ладонями она принялась заново знакомиться с телом, которое когда-то знала так же хорошо, как и свое собственное. Зрелость и сила сделали его еще более прекрасным. К тому же он обладал удивительной способностью пробуждать ее чувственность. Даже шрамы, скрывавшие тайну своего происхождения, были его неотъемлемой частью и бесспорным достоинством. Ее руки заскользили от плеч к груди, от ребер к плоскому животу.