Страница 26 из 66
Остап стрелковым маршем двинулся вперед, обогнул Янукидзе и приблизился к одному из кассовых окошек.
– Один билет до Газганда и два до Москвы на послезавтра! – настоятельно продиктовал Остап, протягивая деньги молоденькой узбечке.
Путь из Бришкента в Газганд лежал через Джизак. До отправления поезда оставалось двадцать минут полноценного времени. Остап вышел на вокзальную площадь. Здесь он увидел: по левому флангу – стихийно сложившиеся глинокаркасные двухэтажные дома и величественно возвышающееся над городом медресе Кукельташ, по правому – портально-купольный мавзолей Шейхантаур и здание Туркестанской казенной палаты, прямо – высокий мангал c шашлыками и тучного узбека, на лице которого было написано: «Жарю барашка. Он только что травку кушал. Подходите, покупайте! Теперь вы его кушать будете».
– Сейчас бы мороженого из синего стаканчика c костяной ложечкой, – вытирая платком лицо, выдохнул Остап. – Но придется утолить свой голод этим барашком.
Душисто отрыгнув шашлыком, Бендер зашагал к поезду и, когда сел на свое место в плацкартном вагоне, воскликнул грудным голосом примерно так:
– Чертово торжество в восточном вкусе!
Как только путейцы перестали простукивать буксы, поезд «Бришкент-Газганд» тронулся c места. К вечеру он миновал мост через Сырдарью и кое-как потащился по Голодной степи. Простояв около часа в Джизаке, поезд продолжил свой путь по холмисто-увалистому предгорью и в пять часов утра нырнул в ущелье Санзара, затем прогремел по мостику над арыком Сиаб, прошел рисовые поля и через тридцать минут со скрежетом остановился на наружной платформе газгандского вокзала имени товарища Ленина.
Закусив на вокзальной площади чем аллах послал, Остап форсированным шагом направился к главной аорте города – шоссированной улице Улугбека. Он остановился под вывеской «Прокат автомобилей акционерного общества Узбеккурсо», c деловым видом открыл заднюю дверцу таксомотора «рено», сел на сиденье и, растолкав дремавшего шофера, холодно приказал:
– К рабочему общежитию имени товарища Копыто, улица Максимильена Робеспьера, дом восемь.
Водитель c красным лицом и закрученными усами а ля «жиллет» молча завел мотор, авто взвыл, наддал, развернулся и понесся по проспекту Социализма.
Сладко зевнув, великий комбинатор открыл новый кожаный портфель c окованными металлом углами, вытащил из него коробку папирос и лениво закурил.
Скоро автомобиль заскрежетал и остановился у трехэтажного здания общежития имени товарища Копыто.
Остап поднялся на второй этаж, подошел к комнате под номером двадцать девять и, не постучавшись, открыл дверь. Окно было затянуто ситцевыми занавесками, и комнату заливал тусклый, цвета мочи, свет. По обе стороны от окна стояли две железные кровати, между ними – сверхъестественно скучный стол, покрытый клеенкой, и два стула типа «гей, родимые!». За столом сидел Александр Иванович Корейко. Он по-садистски тыкал вилкой в брусочки свиного сала и сосредоточенно ел их. Обернувшись, Александр Иванович перестал двигать челюстями и открыл от удивления рот.
– Ты жива еще, моя старушка! А вот и я! Привет тебе, привет! – заорал c порога молодой человек, распахнув для объятия руки.
– Здрасьте, – проронила старушка исказившимся голосом.
Остап бросил портфель на кровать, схватил стул и поставил его напротив Корейко.
– Ну что вы на меня смотрите так, словно собираетесь родить ишака? – c наивозможной дикцией пробасил великий комбинатор, верхом усаживаясь на стул. – Что вы там такое лопаете? Уж не бутерброд ли c какой-нибудь собачьей радостью?
– Я...
Остап встал со стула и наотмашь снял кепку.
– Нет, студент не понял. Ставлю вас в известность, Александр Иванович, что я прибыл в Газганд. И отмахнуться от этого факта, как когда-то я говорил небезысветной вам Зосе Синицкой, никак нельзя. Ну же! Что это у вас глаза, как у быка, на выкате?
И в самом деле: Александр Иванович c удивлением смотрел на сияющего, полного задора и неукротимой энергии Остапа Бендера. Наконец он через силу выдавил вертевшуюся внутри фразу:
– Только вас тут и не хватало.
– Ох, как это грубо, – деланно возмутился Остап. – Не по-восточному. К вам приехал гость, а вы его, кроме кислого «здрасьте», ничем не угостили...
Корейко поднял голову и c раздражением спросил:
– Вы что же, опять пришли за деньгами?
– О, деньги! Из вашего фибрового чемодана! Новенькие пачки, аккуратно заклеенные в белую бумагу. Каждая пачка перевязана шпагатом. Этакие милые миниатюрные бандерольки. Билетики Госбанка c рисунком сеятеля! Картинки c выставки! Так вот, они мне не нужны!
Корейко улыбнулся глупейшим образом, пытаясь изобразить на своем лице: «Верю вам!».
– Чего же вы хотите?
– Отлить конную статую товарища Копыто и установить ее перед входом в ваше общежитие, – пошутил Бендер. – Поможете? Для этого мне нужна небольшая бригада скульпторов, пара тысяч серебряных побрякушек и вы в качестве руководителя проекта!
Корейко усмехнулся.
– Меня вчера сократили. Так что можно заняться и статуей.
– Сократили? – Остап был в приподнятом настроении. – Вы, наверно, не сдали нормы ГТО, и из-за вас всю бухгалтерию не допустили к субботнику! Она оказалась в планово-финансовом тупике! Ай, как нехорошо! Не отчаивайтесь. Последний безработный в нашей стране уже получил работу, как недавно сообщила в печати Московская биржа труда. Найдется что-нибудь и для вас! Сибирь большая!..
– Мне не до смеха, – скривился Корейко.
Тут они подумали разно. Корейко: «Может, в этом портфеле у него новое дело-компромат?», Остап: «Вот он тот человек, которому проще отдать деньги, чем объяснить откуда он их взял! А смотрит-то как! Взгляд гиганта мысли! Ей-богу дыру на мне протрет!»
Остап погладил на джентльменский манер свои тонкие усики и, смотря себе под ноги, произнес c повелительной интонацией:
– Ладно, поговорим серьезно. Вы, как мне известно, всеми вашими фибрами дрожите от страха разоблачения и, обнявши свой фибровый чемодан, за который, замечу, партия и правительство были бы вам очень признательны, сидите в норе и смирно дожидаетесь капитализма. Но этого не случится! В ближайшие полсотни лет, по крайней мере.
– Что же вы от меня опять хотите? – в душе подпольного миллионера росло напряжение.
Великий комбинатор подтянул портфель и водрузил его себе на колени.
«Я так и знал. Компромат!» – вновь пронеслось в голове экссчетовода.
– Спокойствие, любезный Александр Иванович! Отцвели уж давно хризантемы в саду... Подзащитного я из вас больше делать не буду. Если нет возражений, мы сейчас же отправляемся в Москву. Такси, как говорил Адам Козлевич, уже подан.
Корейко выглянул в окно и, действительно, увидел черную лакированную крышу «рено».
– Ничего не понимаю. Какая Москва?
– Я предлагаю вам, что не в моих правилах, вступить в концессию.
– Работать c вами? Да вы смеетесь.
– Александр Иванович, я сын турецко-подданного, то есть потомок янычаров. Я очень гордый и могу обидеться... Вам фамилия Оконников, случаем, не знакома?
Корейко невольно охнул.
– Да не трепещите вы! Я не собираюсь по всей республике трубить о ваших прошлых связях c гражданином Оконниковым.
– Все это как-то закомуристо!
Потомок янычаров встал и поместил свой портфель рядом c недоеденным салом.
– Вы хотите поближе к телу?! Получите. Вот здесь лежит отношение, на котором указан номер рассчетного счета. Ничего особенного, так, обыкновенный номер. Но на этом номере можно заработать как минимум пять миллионов.
– Ну и зарабатывайте. Я-то здесь причем?
– Вы хотели сказать: «У меня уже есть деньги!». Но учтите, что за полста лет они превратятся в прах в вашем задрипанном чемодане. При социализме миллионер – это детская игра в крысу. Я предлагаю вам комбинацию по вашей части – небольшое дельце c безналичными рублями.
– И что же?
В этом вопросе уже звучало согласие. Комбинатор вдохновился.