Страница 4 из 7
Ольга не доверяла людям еще со времен учебы, когда она поведала своей подруге Александре страшную тайну: у одной из набожных учительниц совсем юная, но уже алчная девица украла Библию в золотом переплете. Ее соседка по койке побожилась не рассказывать об этом секрете ни единой живой душе, но на следующий день она доложила преподавателю о проделке своей приятельницы. Ученице Сегалович грозило строгое наказание – прекращение обучения и высылка домой, однако руководство сжалилось, понимая, какими усилиями семейство мещан скопило деньги на обучение детей и ее хорошенько высекли. Курносая женщина, которой вернули пропажу, вцепилась своей костлявой и липкой как у лягушки лапой в ухо Ольги и прошипела: «Анафема!». Долгое время девочки дразнили юную преступницу этим неприятным словом, и она стала вести себя показательно хорошо: во время выучивала уроки, ни с кем не ругалась, была на хорошем счету у преподавателей.
Ее родители даже пару раз получали благодарность за прекрасное воспитание отпрыска. Отец восхищенно произнес: «Я же говорил: наш камушек получит достойную огранку!», а мать с подозрением наклоняла голову и задумчиво произносила: «Что тут не чисто!». Ольге были безразличны лавры, она желала, чтобы история с Библией затерлась не оставив после себя неприятных воспоминаний. К выпуску из учебного заведения о ней говорили как об одной из лучших и порядочных воспитанниц, которая была готова к дальнейшей жизни.
– Цель лучшего образовательного заведения – выпускать добрых жен и полезных матерей семейств, – произносила директриса в своей напутственной речи перед выпускницами. – Истинное предназначение женщины не для службы государственной или общественной, подобно мужчине, не для ученого поприща, а для круга семейного, и само воспитание, и образование девицы должно быть направлено к иной цели, чем воспитание юношей!
Она говорила долго, и ее высокопарные слова не производили должного впечатления на Оленьку Сегалович, которая направилась в новую жизнь, сделав самый главный вывод в жизни: никому нельзя доверять.
– Даже если ваши кровати стоят так близко, что дыхание человека, которому ты хочешь рассказать свой секрет, обжигает твою щеку – молчи! – шептала она своему отражению в зеркале, после чего надевала маску радости и спешила затеряться в толпе своих приятельниц. «Каждый за себя!» – решила она, беседуя с другими девочками только об общих вещах и оставляя личное мнение при себе. Она умело маневрировала между другими, стараясь не выделяться на общем фоне. Предпочла стать невидимкой, серой мышью, хотя безумно любила внимание. Ольга научилась становиться чудесной подругой и с удовольствием слушала все, что болтали другие воспитанницы, и благодаря этому свойству она получала много любопытной информация. Некоторые откровенные повествования могли состязаться с запрещенными романами. Так юная Оленька узнала, что у одной из девочек мать – содержанка дворянина, и та учится благодаря тому, что он выдает пособие на отпрыска, свою дочь он официально не признает, потому что женат и имеет вес в обществе. Ольга боролась с искушением прикарманивать чужие вещи, при виде которых у нее просыпалось неуемное желание ими обладать. После инцидента с Библией, Ольга опасалась только одного: ее сестра Мария может все рассказать матери и тогда ее жизнь в родительском доме превратиться в ад. К счастью, ее сестра Мария не стала болтать о том, что случилось, и мать с отцом остались в неведении относительно маленького преступного происшествия.
– Будешь должна! – тихо произнесла сестра, многозначительно глядя на Ольгу.
– Я не признаю шантажа! Если хочешь – можешь все выболтать! Маменька будет рада, а вот наш отец поймет твой поступок превратно!
– Это еще почему? – капризно уточнила Мария, будучи уверенной, что ответа на этот простой вопрос не последует.
– Он все время нам твердит: свои своих не предают. Разве тебе не понятен смысл этой фразы?
– Но во имя спасения заблудшей души необходимо принимать меры! Грех молчать, если есть возможность спасти погрязшего во грехе человека!
– Ты разговариваешь, как наша мать! – недовольно пробурчала Ольга, зная, что сестра ненавидит сравнения и меньше всего на свете желает становиться копией матери, хотя относится к ней с нежностью и бесконечным уважением.
Ольга не сопротивлялась разводу и одобрительно кивнула, когда профессор Цабель ознакомил ее со своим решением жить раздельно.
– Ах, Альберт, вы абсолютно правы! Наш с вами брак – чудовищная ошибка, заблуждение! Возможно, я в чем-то виновата перед вами – так я от всего сердца прошу у вас прощения! Вы заслуживаете лучшей участи! – лепетала молодая женщина, стыдливо опустив глаза. Она надела скромное синее платье, подчеркивающее цвет ее глаз. Ее талия была затянута корсетом, а ворот глухо закрыт. Лишь взбалмошный кружевной подъемник кокетливо выглядывал из-под юбки. Аккуратно уложенные темные волосы украшал гребень с жемчугом. В это мгновение в ней искусно смешивались добродетель и порок. На мгновение Альберт Цабель задумался: правильно ли он поступает? Стоит ли отпускать эту пташку на волю? Десятки коршунов мгновенно слетятся, чтобы вкусить плоти, насладиться нектаром ее нежности. Она умела занять мысли мужчины, увлечь его собой и лишить возможности думать о других дамах. «Плутовка! – размышлял старик. – Снова меня сбивает с намеченного пути!».
– Что же мне делать, мой дорогой друг? – жалобно уточнила женщина, раскрыв чуть припухшие от неспокойного сна глаза. – Двери родительского дома для меня закрыты… Вы ведь помните, что после того, как я приняла лютеранство по вашему настоянию, мой отец перечеркнул наше родство?!
Пожилой мужчина вздрогнул, вспомнив про раскол в семье Сегаловичей, в котором винил себя.
– Что же Ольга Зельдовна, я, конечно, не уверен, что вы были мне преданной женой, – начал было старик, но тут в его супругу словно вселился дьявол: она резко вскочила с кресла, стоящего почти посередине небольшого кабинета и со всего размаху влепила пощечину мужчине, желающему убедить ее в финансовой поддержке.
– За что? – спросил он по-детски удивленно, ухватившись за полыхающую щеку.
– Мне не нужно ничего от вас! Поселюсь на вокзале или буду скитаться, как бродячая собака, но подальше от ваших подозрений!
Она гордо развернулась и пошла прочь, прекрасно понимая, что без средств к существованию не останется. Ее муж – ничтожество, но все же сострадание ему не чуждо. А самое главное – его тревожит то, что скажут о нем люди. Она знала, что карманы Альберта почти пусты и от этого была спокойна.
– Что нужно старику, кроме миски каши по утрам? – размышляла она. – Его жизнь – лекарственные порошки и ожидание конца. Я же совсем молода! Я поделилась с ним своей молодостью и пора мне…
– Вас просют в кабинет. Пришел важный человек, принес бумаги! – произнесла большегубая служанка, прервав размышления Ольги. Торопливость супруга вызывала тревогу, но Ольга справилась с волнением и направилась снова в кабинет.
– Это день когда-нибудь закончится?! – гневно воскликнула она, расправив небольшой шлейф, тянущийся за платьем, и поспешно направилась в кабинет профессора, чтобы раз и навсегда поставить точку в их отношениях.
– Не забывайте, что я вас ввел в высшее общество! Из своей провинции вы перебрались в Санкт-Петербург и взяли фамилию почтенного человека! – немецкий акцент неприятно резанул слух и Ольга, очнувшись, уставилась на супруга, который навис над ней грозной тучей, глаза его злобно сверкали, а ноздри грозно раздулись, явив взору густые волосяные заросли. Ольга брезгливо отвернулась. Прощальные укоры были неуместны, ведь мужчина получил то, что хотел – подпись на документе, который делал его свободным.
– От фамилии почтенного человека я с охотой избавлюсь в скором времени! Уж поверьте! Цабель… звучит, как цапля! – с вызовом произнесла Ольга, устав от затянувшегося прощания. – Надеюсь, вы еще устроите свое счастье: найдете еще какую-нибудь глупую провинциалку, расскажете ей о своих музыкальных достижениях и возможно даже сыграете на арфе для услаждения ее слуха. Поманите огнями Петербурга и пообещаете изменить ее унылую жизнь к лучшему – превратить в настоящий праздник с балами и театрами! Заплатите ее отцу, обратите в лютеранство и закроете в своем старом замке. И она станет доблестной женой-сиделкой, поправляющей вам подушки и читающей на ночь книги на немецком! Ведь больше вам нечем порадовать молодое женское тело! Чудесная перспектива! И зачем я согласилась на развод?!