Страница 16 из 115
Из сведений, собранных Уоллисом о нравах и обычаях таитян, мы упомянем лишь о некоторых, так как будем иметь случай вернуться к ним при описании путешествий Бугенвиля и Кука.
Высокие, хорошо сложенные, ловкие, смуглокожие жители Таити носят одежду из белой ткани, изготовленной из древесной коры. Из двух кусков ткани, представляющих собой весь их наряд, один имеет четырехугольную форму и напоминает плащ. С дырой посредине, в которую просовывается голова, он походит на «сарапе» мексиканцев и «пончо» индейцев Южной Америки. Второй кусок ткани свободно обертывают вокруг туловища. Почти все мужчины и женщины имеют обыкновение покрывать тело татуировкой, состоящей из черных линий, расположенных близко друг от друга и образующих различные узоры. Эта операция производится следующим образом: кожу накалывают и углубления заполняют особой смесью из растительного масла и животного жира, оставляющей неизгладимый след.
Материальная культура была развита слабо. Выше мы упоминали, что таитяне не знали гончарных изделий. Поэтому Уоллис подарил королеве котел, который все островитяне рассматривали с исключительным интересом.
Что касается религии туземцев, то командир не обнаружил никаких ее следов. Ему показалось только, что в некоторые места, по всей вероятности кладбища, они входили с почтительным, скорбным видом.
Один из островитян, по-видимому более склонный, чем его соплеменники, к подражанию английским обычаям и их заимствованию, получил полный европейский костюм, оказавшийся ему очень к лицу. Джонатан — так его прозвали моряки — очень гордился новым нарядом. Чтобы довести до совершенства изысканность своих манер, он пожелал научиться пользоваться вилкой; но ему не удалось овладеть этим инструментом. В силу привычки он все время подносил ко рту руку, а кусок, наколотый на вилку, проходил мимо его уха.
Двадцать седьмого июля Уоллис покинул остров Георга III (Таити). Пройдя вдоль берегов острова Дьюк-оф-Йорк, он открыл один за другим несколько островов или островков, к которым не приставал. К их числу относятся острова Хау (Общества), Сцилла, Боскавен (Кокосовый) и Кеппел (Предателей). Последние два были открыты в 1616 году Схоутеном и Ле-Мером. Враждебные намерения туземцев и трудность высадки не дали англичанам возможности сойти на берег ни на одном из этих островов.
В Южном полушарии скоро должна была начаться зима. На корабле во многих местах обнаружились течи; особенно изношенной оказалась расшатываемая рулем корма. При таких условиях благоразумно ли было идти к мысу Горн или Магеллановым проливом? Не значило ли это подвергать себя неминуемой опасности кораблекрушения? Не лучше ли направиться к Тиниану (Марианские острова) или в Батавию, где можно было бы произвести ремонт и вернуться в Европу через мыс Доброй Надежды? Уоллис остановился на последнем плане. Он взял курс на северо-запад и 19 сентября, после слишком благополучного, чтобы о нем стоило говорить, плавания, бросил якорь в гавани Тиниана.
Все, испытанное Байроном во время стоянки в этом месте, повторилось, к сожалению, с полной точностью. Как и его предшественник, Уоллис не мог похвалиться, что ему легко удалось раздобыть все необходимое и что климат страны пришелся его морякам по вкусу. Все же больные цингой через короткое время поправились, паруса удалось починить, корпус корабля отремонтировали и проконопатили, и никто из экипажа каким-то чудом не схватил лихорадки.
Шестнадцатого октября 1767 года «Дофин» снова вышел в море; на этот раз, однако, его неоднократно застигали ужасные бури: паруса были порваны, течи снова открылись, руль оказался поврежденным, носовую рубку снесло вместе со всем, что в ней находилось.
Тем не менее Уоллису удалось обогнуть острова Бабуян и миновать Формозский (Тайваньский) пролив. Пройдя в виду острова Суматра, «Дофин» 30 ноября прибыл в Батавию (Джакарту).
Последняя часть путешествия проходила по местам, о которых мы уже имели случай несколько раз говорить. Поэтому достаточно будет упомянуть, что из Батавии, где экипаж болел лихорадкой, Уоллис направился к мысу Доброй Надежды, затем к острову Святой Елены и 20 мая 1768 года прибыл в Лондонский порт после 637-дневного плавания.
Можно пожалеть, что Хоксуорт не привел инструкций, данных Уоллису Адмиралтейством. Не зная их, мы не можем судить, насколько точно выполнил отважный мореплаватель полученный им приказ. Как мы видели, он неуклонно следовал тому пути, который был проложен в Тихом океане его предшественниками. В самом деле, почти все путешественники приставали к Опасному архипелагу (Туамоту), оставляя в стороне ту часть Океании, где больше всего островов и где Куку предстояло совершить столько важных открытий.
Искусный моряк, Уоллис, несмотря на поспешное и вследствие этого недостаточно тщательное снаряжение своего корабля, сумел использовать все непредвиденные возможности, что позволило ему довести до благополучного конца рискованное предприятие. Нужно также отдать должное его стараниям, направленным на то, чтобы собрать серьезные материалы о виденных народах. Если бы на борту его корабля было несколько специалистов-ученых, научные результаты экспедиции, несомненно, оказались бы более плодотворными. Вина за это лежит на Адмиралтействе.
Мы уже упоминали, что 10 апреля 1767 года, когда «Дофин» и «Суоллоу» вышли из Магелланова пролива в Тихий океан, первый из этих кораблей, подгоняемый свежим ветром, вскоре потерял из виду второй, который не был в состоянии за ним поспевать. Разъединение принесло капитану Картерету очень большие неприятности. Лучше, чем кто-либо из его команды, он отдавал себе отчет в плачевном состоянии своего корабля и скудности имевшихся на нем запасов. Он понимал, наконец, что не может надеяться на встречу с «Дофином» до возвращения в Англию, так как никакого плана кампании не было выработано и никакого места встречи не было назначено — очень серьезное упущение со стороны Уоллиса, хотя тот и знал о ветхом состоянии «Суоллоу». Картерет счел, однако, благоразумным скрыть от команды свои опасения.
Впрочем, ужасная погода, встретившая «Суоллоу» в Тихом океане, отнюдь не оправдывающем своего названия, не оставляла людям времени на размышления. Опасности данного момента, которые приходилось преодолевать, чтобы не пойти ко дну, заслоняли перед ними будущие беды.
Картерет шел курсом на север вдоль берегов Чили. Когда он выяснил количество остававшейся на корабле пресной воды, ему стало ясно, что этого запаса недостаточно для предпринимаемого им перехода. Поэтому он решил, прежде чем пуститься в путь на запад, набрать воду на островах Хуан-Фернандес или Мас-Афуэра.
Погода по-прежнему стояла ужасная. 27 апреля вечером налетел очень сильный шквал, направление ветра резко изменилось, и он задул прямо в лоб. Еще немного — и ураган сломал бы мачты и опрокинул бы корабль. Буря продолжала бешено неистовствовать, и совершенно намокшие паруса так прилипли к мачтам и снастям, что почти невозможно было с ними управляться.
На следующий день огромная волна сломала рей бизань мачты[64] в том месте, где был зарифлен парус, и на несколько минут покрыла водой весь корабль. Буря стихла, но ненадолго; не успел экипаж «Суоллоу» несколько прийти в себя и починить полученные кораблем повреждения, как она возобновилась и продолжалась в виде сильных шквалов до 7 мая. Затем ветер перешел в попутный, и через три дня на горизонте показался остров Хуан-Фернандес.
Картерет не знал, что испанцы возвели на этом острове укрепления. Поэтому он очень удивился, увидев на берегу большое скопление людей; у самого края воды он различил батарею из четырех орудий, а на холме — форт с двадцатью амбразурами, над которым развевался испанский флаг. Порывы ветра помешали ему войти в бухту Камберленд, и, прокрейсировав целый день, он вынужден был направиться к Мас-Афуэра; но те же препятствия и разбивавшийся о берег океанский накат сильно мешали его действиям; с большим трудом ему удалось погрузить несколько бочек с водой. Моряки, вынужденные из-за состояния моря задержаться на берегу, убили столько цесарок, что их хватило на весь экипаж. Цесарки да тюлени и некоторое количество рыбы — вот и все, чем удалось разжиться за время пребывания в этих водах, отмеченного непрерывными шквалами и бурями, не раз грозившими кораблю гибелью у берегов острова.
[64] Бизань-мачта — ближайшая к корме мачта судна.