Страница 20 из 25
Виртанен с трудом заканчивала протокол очной ставки. Ей казалось, что она сейчас сойдет с ума. Где тут правда, где оговор? Может быть, данные Нечитайло расставят все по своим местам? Виртанен тоскливо надеялась, что Феликс ни в чем не замешан.
XXIII
Любовь Карловна осталась с Нечитайло наедине. Дала ей четыре протокола: обысков в доме Иванцовой, в доме ее дяди, допроса Иванцовой и ее очной ставки с Николаевым. Прежде чем начать читать, Прасковья Павловна долго, изучающе смотрела на опустошенное, горестное лицо Любы, стараясь разгадать причины переживаний. «Неужели, — подумала она, — Иванцова оказалась «механическим зайцем» и Люба раздражена зря потраченными усилиями? Значит, по молодости, еще не уразумела, сколько нашего труда порой идет в отвал. Или лопнула версия с наркотическим зельем, нет связи с нальчикским делом?»
Отложив бумаги, Прасковья Павловна вопросительно глянула на Виртанен, та отозвалась:
— Иванцова наверняка уже в управлении. Моя версия относительно причастности ее мужа к распространению наркотиков подтверждается пока лишь косвенно. Пока нет данных из Нальчика. Но Иванцова утверждала, что обнаруженный в ее доме тайник предназначался для хранения сумм, выплачиваемых ее мужу за помощь в сбыте тех самых тонн мандаринов, которые вы, Прасковья Павловна, так долго разыскиваете здесь. О наркотиках Надежда, видимо, действительно ничего не знает. Однако ответить, от кого получал покойный муж деньги — тысячу рублей за одну поставку, — она отказалась. Хотя дала мне понять, что в этом деле каким-то образом замешан подполковник Николаев. Он в свою очередь отвергает обвинения Иванцовой. Я хочу знать, что показал вам Гуляев.
Нечитайло хитровато улыбнулась:
— Формулируйте четче, капитан. Ты хочешь знать, виноват или нет Николаев. И надеешься, что я его реабилитирую.
Помолчала. Взяла с подоконника стопку газет и журналов — местных и несколько центральных.
— Здесь, — она разложила газеты и журналы на столе, — есть любопытнейшие очерки и статьи. В них взахлеб рассказывается о замечательных людях совхоза «Цитрусовый». В том числе и о нынешнем директоре совхоза орденоносце Гуляеве, у него орден Трудового Красного Знамени, есть очерк и о бывшем директоре совхоза Разинской, награжденной восемь лет назад орденом Ленина… Вот так-то! Ты ждешь, я скажу, что все написанное — ложь? Нет, это искреннее заблуждение журналистов, которые не удосужились разобраться в людях, увидели их только с одной, официальной стороны. Но я давно научилась относиться к публикациям в прессе критически. Взглянула на «героев» статей беспристрастно. И сегодня я знаю, что в «Цитрусовом» раз, а то и два в сезон утаивалось до двадцати, а то и больше тонн мандаринов, эти мандарины сбывались, правда, по госцене, но подпольно, выручка от их реализации составляла до ста тысяч рублей и шла в карман, естественно, организаторам преступления. Что мог Гуляев противопоставить этим фактам? Нет, он, разумеется, пока не сознался. Ходит гоголем и отсылает меня разбираться с мелкой сошкой, с теми, кто занят сбором, учетом, сдачей продукции. Но он не знает еще, что я отработала все каналы. Разделение урожая, вычленение из общего груза законспирированных тонн происходило в порту. Кто это делал? Кто мог это делать? Боюсь, эту оценку театра теней чуть-чуть, мельком, Иванцова позволила увидеть и тебе.
— Вы хотите сказать, что без участия вневедомственной охраны реализация похищенного была бы невозможна?
— Ты хочешь, чтобы я либо обвинила, либо помиловала подполковника Николаева! Сразу, априори. Думаю, он еще сам с тобой поговорит по поводу наветов или… слова не подберу… откровений Иванцовой. Ну, а чтобы ты была готова к любым неожиданностям, давай порассуждаем.
— Если бы не фраза Иванцовой о мандаринах, я бы спокойно держалась своей первой версии относительно наркотиков, — нервозно проговорила Виртанен.
— Давай спросим себя: что было раньше, мандарины или наркотики? Отвечу: сначала были мандарины. Аферу в совхозе закрутила Разинская. Хитро, умно, с чисто женской логикой. У них в хозяйстве никогда не было ни излишков, ни недостач. Разделение урожая на «законный» и «левый» происходило в порту. Иванцову было очень удобно содействовать бандитам из Нальчика, очень удобно заниматься собственным бизнесом. Нам известно, как держался совхоз за этого парня. Вывод ясен, отчего держались. Нам известно, что сохранять Дмитрия в порту совхозу всячески помогал Николаев — какими бы прекраснодушными соображениями ни объяснял этого подполковник, факт остается фактом. Но, с другой стороны, Николаев в порту не работает. С портом он лишь поддерживает селекторную связь.
— Иванцова обмолвилась о шантаже… именно через селекторную связь.
— Вот видишь, как ты подтверждаешь мои догадки. Вероятно, Иванцов, помимо вопроса о квартире, еще что-то сказал Николаеву по рации ночью с восемнадцатого на девятнадцатое марта. Но об этом мы можем только догадываться. Можем лишь предполагать, что Иванцов вызвал на связь начальника ОВО не в первый раз. Все, что мы знаем об Иванцове как о человеке, это подтверждает. Не стал бы он с бухты-барахты обращаться через эфир к самому Николаеву. Ясно, ночные вызовы бывали и раньше. Подойди критичнее к заявлению Иванцовой: «Муж хотел сказать или — или…» Долго держался, мол, парень, а когда ему окончательно отказали в ордере, решил прижать начальство к стенке. Если бы у сержанта не было реальной возможности надавить, разве он, висящий и без того по службе на волоске, осмелился бы? В этой же связи подойди критичнее к изменению графика, который был сделан с санкции Николаева. К твоему сведению, сухогруз «Красногвардеец» Горьковского пароходства выбился из расписания и прибыл на погрузку двумя сутками позже, не шестнадцатого, а восемнадцатого марта. Об этом было известно в Инске заранее.
Виртанен в отчаянии схватилась за голову.
Нечитайло стремительно подошла к ней, утешающе погладила по плечу:
— Подожди, подожди… Пока мы только одну сторону разобрали. Теперь давай примем версию Николаева. Николаев в принципе далек от порта, у него масса иных забот. Он гуманен, поэтому невольно покровительствовал Иванцову, не зная, что он преступник. И тут можно было бы совершенно отвести от Николаева все подозрения. Возьмем сакраментальный разговор Иванцова и Николаева по рации. Об этом разговоре мы знаем только со слов подполковника, не скажи он, и не знали бы. Может так быть? Да сколько угодно! Что же касается показаний Николаева по поводу ночного разговора с сержантом, так я еще добавлю — не дело подполковника комментировать, что потом случилось с рацией Иванцова. Откуда ему знать?
— Но слова Надежды о шантаже…
— Иванцова не присутствовала при разговоре своего мужа по рации. В лучшем случае мы можем рассматривать ее слова как рассказ о намерениях покойного Дмитрия, а уж насколько они осуществились, эта информация уже требует веских доказательств. Где их взять? Опять-таки из показаний Николаева.
— Замкнутый круг… — глухо проронила Виртанен.
— Да, если бы не было возни вокруг следствия по убийству сержанта. Конечно, ОВО, а именно Николаев к следствию отношения не имел. Следовательно, покровители Иванцова или Гуляева, это сейчас не имеет значения, существуют в самом УВД. Отсюда незаинтересованность управления в раскрытии преступления. Интересующий же нас Николаев помогал твоему расследованию. Не думаю, что он это делал лишь ради твоих прекрасных глаз, — Люба вспыхнула до корней волос. Нечитайло продолжала:
— Теперь о самом убийстве. Те, кого я подозреваю в махинациях с фруктами… а я подозреваю Гуляева, Разинскую, кого-то из ОВО, кого-то из УВД, имена называть пока воздержусь, вот кто был заинтересован в убийстве Иванцова, вот кто боялся, что честное расследование обстоятельств этого преступления неминуемо приведет к расследованию другого, уже хозяйственного преступления. А вообще закругляйся ты здесь, поезжай домой, в Москве заедешь к Быкову, посоветуешься. А Феликс… Пусть он к тебе чистым придет, если сможет, — задушевный тон вдруг пропал, и она продолжила. — Здесь самое ценное — оригинал документов. Это собственноручно отдай прокурору, больше никому. Видно, и мне скоро домой. Соскучилась я по своим шалопаям.