Страница 54 из 67
Один весьма известный банкир по причине банкротства задолжал моему отцу сумму в триста тысяч франков. Сейчас банк, принадлежащий этому человеку, возобновил свои дела; поэтому я хотела бы вручить вам ценные бумаги на ту сумму, которую вы нам столь великодушно дали. Тем самым вы снимете бремя с души моего отца и моей собственной; мы слишком горды, чтобы получать вспомоществование даже от самого суверена: мой отец давно и навсегда поставил владык мира сего в один ряд с простыми гражданами.
Вкрадчиво улыбаясь, старец ответил:
— Превосходно, дитя мое, лучшего я и желать не мог…
Обрадовавшись его согласию, Марианина, довольная, что наконец сможет распрощаться с загадочным исполином, быстро достала искомые бумаги. Но старец, пристально глядя на девушку, схватил ее руку и проникновенным голосом произнес:
— Дочь моя, день окончен, надвигаются сумерки, как же я смогу прочесть ваши бумаги? Хотя Столетний Старец никогда не забирает обратно своих даров, но будь по-твоему: я согласен вернуть реку к своим истокам — положить деньги обратно в свою сокровищницу. Однако для этого тебе придется прийти ко мне во дворец! Там, при свете лампы бессмертия, мы ознакомимся с бумагами, написанными рукой тех, кто живет всего лишь миг. Красавица, ты уже отчаялась выйти замуж за своего любимого, но разве тебе не хочется увидеть его? Свет, озаряющий мой дом, не имеет ничего общего со светом солнечного дня, ибо он является плодом моего всемогущего искусства; в лучах его ты сможешь увидеть своего возлюбленного, где бы он сейчас ни находился. Ты погрузишься в чистые прозрачные сферы мысли, пройдешь сквозь мир воображаемого, этот огромный резервуар, где зарождаются кошмары и тени, что являются умирающим в их предсмертных муках, увидишь арсеналы инкубов и магов; ты войдешь в тень, возникшую без участия света, тень, не имеющую своей солнечной стороны! Ты будешь видеть, но взгляд твой будет лишен жизни! Ты будешь двигаться и в то же время оставаться на месте. И когда Вселенная для тебя опустеет, когда она лишится всех форм, цветов и существ, ее населяющих, когда время остановится, тогда ты увидишь своего любимого!.. И зрение твое не будет зависеть ни от времени, ни от какого-либо иного, противоречащего ему обстоятельства. Засовы темниц, толстые крепостные стены, расстояния, моря и океаны — ты все преодолеешь и увидишь его!
— Но разве все это возможно? — невольно воскликнула Марианина, радуясь обещанной старцем возможностью увидеть Беренгельда.
Старец снисходительно улыбнулся; улыбка его была столь убедительна, что молодая женщина поверила его словам. В ту же минуту ее охватило страстное желание как можно скорей полететь к своему возлюбленному: никогда еще она не испытывала подобного нетерпения. Однако в это же самое время в памяти ее всплыли знакомые ей с самого детства жуткие рассказы о Столетнем Старце, и невинная красавица с детским простодушием сказала сидящему рядом с ней гиганту:
— Когда-то мне говорили, что люди, случайно повстречавшие тебя, исчезали бесследно! Для тех, кого ты хочешь соблазнить, голос твой звучит подобно голосу сирены, зато для остальных раскаты его глухи и устрашающи. Ведь ты — Беренгельд-Скулданс, прозванный Столетним Старцем! Скажи же мне, ты человек или призрак? И… чего ты хочешь от меня?
— Неразумное дитя, — перебил ее странный человек, — замолчи!..
После этих слов он надолго умолк. Затем он коснулся руки юной Марианины, вперил в нее пламенный взор своих горящих глаз и, медленно поднявшись, пошел прочь. Обернувшись, он вместо прощания произнес:
— Так ты придешь завтра ко мне, девушка? Если ты придешь, ты увидишь своего возлюбленного!
Обуреваемая сильнейшим желанием пролить свет на окружившую ее тайну, Марианина шла по улице Фобур Сен-Жак.
— Ведь я же ничем не рискую! — успокаивала она себя…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Весь следующий день Марианина думала только о радости, ожидающей ее в том случае, если незнакомец сумеет показать ей Беренгельда. В голове ее теснились мириады самых невероятных предположений.
— В конце концов, — убеждала она себя, — разве не должна я пойти к нему и отдать векселя на ту сумму, которую мы ему должны?
Надежда увидеть Туллиуса побуждала ее, воспользовавшись имевшимся у нее благовидным предлогом, отправиться к старцу.
С наступлением темноты Марианина выскользнула из дома и побежала на то место, где она в первый раз встретилась с исполинским старцем. Гиганта еще не было, но ожидание странным образом лишь усиливало ее желание увидеть его. Она испытывала все душевные муки, которые только можно испытывать в ее состоянии[22].
Наконец она услышала медленные тяжелые шаги старца и различила в темноте его сверкающие глаза. Внезапно ее охватило смутное ощущение опасности, она задрожала, и с этой минуты чувство безудержного страха не покидало ее.
Марианина почувствовала, как своими ледяными руками старец сжал два ее пальца; через поры этой ничтожной частицы ее тела внутрь его стали просачиваться некие флюиды, постепенно завладевшие всем ее существом, подобно ночи, исподволь обволакивающей землю. Девушка пытается сопротивляться, но невидимая, несокрушимая сила всей своей тяжестью давит ей на глаза, и они закрываются; Марианина чувствует себя Дафной, облекающейся волшебной корой. Приятное ощущение, безмерное и беспредельное, но осязаемое в каждой своей сладостной частичке, окутало ее, и, утомившись от бесплодной борьбы, она отдалась на милость потоку и упала в изнеможении.
Мозг ее застыл, утратил способность управлять ощущениями и порождать мысли, она перестала чувствовать его работу. Все, что окружало Марианину, все ее существо окуталось мраком; все, что связывало ее с жизнью, отступило в небытие…
Дабы описать свое состояние, девушка воспользовалась сравнением, показавшимся нам излишне простым; однако мы решили привести его, ибо оно наиболее точно предает суть происходившего с ней. Марианина пребывала внутри себя самой: подобное переживание посещает нас в театре теней, когда, погрузившись в кромешную тьму, мы ожидаем, как следом за слабыми проблесками света появятся волшебные видения и перед нашими глазами развернется небывалое, фантасмагорическое зрелище. Мы находимся в комнате, где перед нами натянут холст; можно сколько угодно напрягать зрение, однако все наши усилия напрасны: мы ничего не разглядим. Внезапно полотно освещается слабым светом, и прозрачные причудливые фантомы начинают свою игру, то увеличиваясь, то уменьшаясь, а то и вовсе исчезая, послушные воле ловкого физика.
Но сейчас комнатой этой является мозг Марианины, она смотрит внутрь самой себя и находит там лишь бесцветное небытие… Через некоторое время в углу начинает мерцать какой-то мутный свет, расплывчатый, словно забытый сон… Постепенно свет становится все более и более ярким и реальным, и Марианина, оставаясь на месте, чувствует, как она мчится с невообразимой скоростью; в летящих вокруг нее мерцающих бликах света она замечает старца: он неотрывно сопровождает ее, то исчезая, то вновь возвращаясь в поле ее зрения. Сейчас она видит то же, что видят тени мертвых, и постоянно чувствует его рядом с собой.
Марианина не могла определить, когда именно она потеряла из виду старца, ибо ни одно из явлений человеческой жизни не окружало ее, просто настал миг — и он исчез, а перед ее глазами предстала следующая картина.
Словно под вуалью из тончайшего газа, она увидела незнакомую гостиницу; окна ее выходили на улицу. Над дверью она прочла надпись: «Ванар, трактирщик, принимает путников пеших и конных»; затем она увидела вывеску: «У Золотого Солнца». По грубо сколоченной лестнице она поднялась на второй этаж и сама, без чьей-либо подсказки, ибо никто не видел ее, открыла дверь в нужную комнату; она проходила сквозь тела людей, но никто даже не пошевелился. Войдя внутрь, она бросила взгляд через окно на двор и увидела карету Беренгельда: в ней она заметила оружие; войдя же в комнату, она испустила радостный крик!.. Перед ней был Туллиус, она видела его, но он даже не пошевелился. И Марианина, забыв о том, что она невидима, разрыдалась.
22
Мы попытались более связно и последовательно изложить причудливые рассуждения, противоречивые положения и странные выражения, записанные генералом Беренгельдом по воспоминаниям Марианины. Поэтому за расплывчатость выражений, лакуны в изложении мыслей и все представляющееся невероятным в этом рассказе мы не несем никакой ответственности. (Примеч. издателя.)