Страница 6 из 8
– Салют, старик! Меня зовут Толик. Слышал? – Он оглянулся. – Где мадам? Для нее кое-что имеется.
– Толик!… – Из кухни выглянул Качалин. – Заходи, горе у меня. Помяни грешницу.
– Простите, – Лева отстранил Качалина, подошел к столу, на котором стояла бутылка. – Остались некоторые формальности, с поминками придется немного повременить.
День минувший. Денис Сергачев и Елена Качалина
Денис родился летом сорок первого. Мать умерла при родах. Отец не узнал о рождении сына и смерти жены. Его убили ранним утром, двадцать второго, когда он, курсант танкового училища, поднявшись по тревоге, стоял на плацу, ждал появления начальника училища.
Солнце вставало за спиной, курсанты отбрасывали длинные тени, пахло росой, свежевыстиранным бельем, цветочным одеколоном. Притаившиеся в ельнике танки придавали силы и уверенность.
– Смир-р-рно! – разнеслось по плацу, и неожиданно раскатистой команде где-то впереди, за лесом, ответил гул авиационных моторов. Курсанты выпятили подбородки и груди, скрипнув необмятыми ремнями до ломоты в лопатках, расправили юношеские плечи. Отчетливее стали слышны приближающиеся самолеты.
– Наши соколы! – горделиво прошелестело по плацу, и никто не подумал, что нашим «соколам» надлежало появиться с востока, а не с запада. Фашисты шли совсем низко, вывалились из-за леса, обрушив на людей весь накопленный Европой запас железа, воя, грохота.
Рос Денис в многодетной семье сестры матери, в детстве, как и все сверстники, постоянно недоедал, ходил в обносках старших, к школе относился равнодушно. Дом их находился в Сокольниках, примыкал к стадиону, на котором с утра собирались все прогульщики, и спортом Денис начал заниматься от нечего делать, просто так, даже не помышляя о чемпионстве и рекордах. В семье тетки он не чувствовал себя двоюродным, но особой любви не было и среди родных, росли обособленно, самостоятельно, без поцелуев и ссор.
Стадион был без мрамора, гранита, трибун и многочисленных контролеров. Футбольное поле, две волейбольные и одна баскетбольная площадки, раздвигающийся почти в любом месте деревянный забор, погрязшая в семейных заботах тетка неопределенного возраста, которая в воскресенье надевала красную повязку и лениво гоняла безбилетников. Приезжали на стадион в весело дребезжащем трамвае, приходили в рваных ботинках на босу ногу.
Закончив седьмой класс, Денис устроился на стадион работать. В жару таскал извивающийся тяжелый шланг, поднимая тугую струю, изображал дождь, пытался поливать ровно, не собирая луж. Если дождило, шлепал босиком, размахивал метлой аккуратно, старался не выгребать на площадках землю, не наскрести ям. Случалось, какой-нибудь команде не хватало участника, завсегдатаи звали Дениса, и он с удовольствием бегал, прыгал и гонял мяч. За свои выступления он получал тапочки или майку, порой талончики на обед, даже на трехразовое питание в ближайшей столовой, где его тоже знали, и, когда все проесть не удавалось, он мог поменять талоны на деньги. Один из физруков, часто обращавшийся к услугам Дениса, подшучивал: «Ты, Дениска, в нашем советском спорте единственный профессионал, гребешь деньги лопатой».
Вскоре спорт из забавы стал делом его жизни, в восемнадцать лет Денис выполнил норму мастера спорта СССР. В двадцать Дениса стали называть по фамилии и на «вы», тут судьба занесла его на стадион «Динамо», где он и встретил первую любовь.
Сильный и уверенный, всего и всегда добивающийся самостоятельно, Денис не помнил, чтобы когда-нибудь плакал, и к двадцати годам был убежден: что-что, а защитные реакции у него в полном порядке. Однажды, когда он, как обычно, провожал Леночку домой и они уже более часа стояли в подъезде и поцелуи их стали солоноватыми, девушка сказала:
– Ты больше не приходи, Дэник.
Фраза простая и однозначная, как пощечина, но мужчины понимают ее плохо. Денис был обыкновенным молодым, самоуверенным мужчиной и спросил:
– А что у тебя завтра? – И с подчеркнутой угрозой добавил: – Хорошо, я позвоню… – Чмокнул Леночку в щеку покровительственно, сбежал на один пролет. – На неделе.
Денис остановился, ожидая, что девушка окликнет его: мол, как это на неделе? Когда? Во сколько? Хлопнула дверь. Леночка, как всякая женщина, которая разлюбила, уже забыла Дениса. Женщины любят говорить о человечности, когда уходят от них, сами же оставляют мужчин просто, без затей, словно смахивают камешек в колодец – только что был, а теперь нет, даже «буль-буль» никто не расслышал.
У Дениса для настоящего романа времени не было. Объяснялось это просто: с четырнадцати начал зарабатывать, в шестнадцать работать и серьезно увлекся спортом. На лавочках не сидел, под окнами не гулял, у телефона не томился, о загадочной женской душе не размышлял. От девушек-поклонниц он рассеянно принимал цветы, восторженные взгляды и неумелые поцелуи; от женщин зрелых – заботу, сдержанные вздохи и терпение. Первая любовь его нокаутировала, он долго не мог сообразить, что валяется на полу и надо не отыгрываться, а уползать в свой угол. Денис еще долго бросался в бой, не замечая, что давно нет противника и бой он ведет с тенью, и, только наунижавшись, наговорив несметное количество глупостей и беспомощных угроз, он отправился зализывать раны.
Спорт помог Денису, физические нагрузки и нервные стрессы вытеснили боль и унижение. Он поднялся на вершину спортивной славы, продержался на вершине недолго, оставил спорт, начал тренировать и пописывать в спортивные газеты и журналы. Легко и беззаботно женился и еще более беззаботно развелся. Жена в течение года их совместной жизни последовательно доказывала, что она натура возвышенная, рожденная лишь для украшения жизни и чуждая грубому миру магазинов, кухни, стирки и других атрибутов мещанства. Однако при разводе она у Дениса отобрала квартиру и машину – то, что он сумел завоевать в этом грубом материальном мире. Денис толкнулся было в суд, но при первом же разбирательстве попал в такой канализационный люк, услышал о себе столько нового, интересного и непотребного, что позорно бежал с поля боя.
Однажды в погожий летний день, накануне своего тридцатипятилетия, Денис шел вверх по улице Горького, как всякий коренной москвич, привычно уворачиваясь от суетливых гостей, и размышлял на тему: кто такой Денис Сергачев? К этому его подтолкнула приближающаяся дата: где ее отмечать и на какие деньги. Неизвестно, до каких бы философских глубин опустился Денис, где и на какие деньги отмечал завтра юбилей, с какими бы женщинами он встречался, а от…
…пропуск в тексте…
…не нахально сверкать, а отсчитывать секунды, и, если тебе понадобится, они взглянут на тебя прозрачным циферблатом, выставят строгие стрелки, и в их точности невозможно засомневаться, как во взгляде скромного, порядочного человека.
Ну, Ленка, удивлялся Денис, укладываясь в извилины тахты, где для каждой части тела существовало персональное место и не дай бог было перепутать, тогда уже удобнее спать на булыжной мостовой. Ну, Ленка, а я-то считал тебя человеком тщеславным, расчетливым. Денис наконец улегся и привычно застыл, зная, что ворочаться не рекомендуется.
Проснулся Денис сразу, как просыпался обычно, выдернул себя из тахты, начал быстро делать гимнастику. Через десять минут тело приобрело свои человеческие формы, Денис натянул тренировочный костюм и отправился по коридору, считая двери. Их было девять, Денис запомнил, а кто живет за этими дверьми – не знал. За каждой целый мир со своими перевоплощениями, и, отправляясь утром в ванну, Денис просто двери пересчитывал, довольствуясь, что хотя бы количество миров оставалось неизменным.
Ванна была замечательная – потолок метров пять, ну, метр паутины, но ее и не видно, лампочка синяя, со времен войны. Денис пытался заменить, но не разрешили. Внуки сегодняшних детей еще на нее полюбуются, если, конечно, разглядят. Замечательна ванна еще и тем, что в отличие от уборной всегда свободна, размеров купеческих, жильцы заглядывали в нее лишь по делу: кто велосипед принесет, кто пианино развалившееся задвинет, уникальные керосинки и примуса припрячет. Денис потихоньку сменил душевой рожок, стащил в спортзале резиновый коврик и, спрятав его под жестяной печкой-«буржуйкой», по утрам становился на него и пускал холодную или ледяную, в зависимости от времени года, воду и мылся. Жильцы на Дениса поглядывали косо, но не без уважения.