Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 11



– Нет, господин унтер-офицер, – запинаясь от неловкости, бормотал солдат.

– Почему? – заорал унтер-офицер. – Ты что, дурак? Может, тебя бьет жена?

Рядовому явно не понравились последние слова унтер-офицера.

– Ничего подобного. Она хочет повидаться со мной, но мне нечего ей сказать. Она пишет, что нет никакой еды. Нет муки. Нет масла. Ей приходится по четыре часа в день выстаивать в очереди за краюхой хлеба и бутылочкой масла. Этим она должна три дня кормить детей. Если я приеду домой, жена начнет задавать мне вопросы. Я должен буду отвечать на ее вопросы, а чтобы ответить на них, мне придется крепко задуматься…

На моей памяти было четыре случая, когда солдаты отказывались поехать в отпуск домой. Они боялись трудных вопросов своих голодных домочадцев. Они пытались размышлять.

Серая солдатская масса, словно ребенок, получивший в качестве рождественского подарка способность размышлять, немедленно принялась играть этим подарком.

Простые люди мгновенно ухватили здравый смысл, заложенный в трех словах – Мир, Земля, Хлеб. Они тут же перестали воевать. Заняли землю. Но, за всеми волнениями, забыли о хлебе.

Глава 6

ОГУРЦЫ

Плодородные почвы черноземной зоны, в которой находился Чугуев, не нуждались в дополнительных удобрениях.

Люди в этих краях отличались веселым, общительным нравом. Женщины, в основном блондинки, смешливые и говорливые, легко шли на контакт. Здесь жили общительные, гостеприимные люди, у которых двери всегда были открыты настежь.

Они жили спокойно, размеренно и не задавали никаких вопросов. У правительства никогда не было проблем с такими людьми. Имея двух волов и надел земли, можно было легко прокормить семью. Крестьянин был вполне доволен жизнью: у него была плодородная земля, домашний скот.

Мужчины и женщины носили яркие одежды. Любили петь и танцевать. На закате степь оглашалась песнями и смехом. В губернии было несколько немецких колоний, точные копии немецких деревень с их кирхами и пивными. Немцы мирно уживались с местным населением, и война не отразилась на их отношениях. И те и другие продолжали работать на этой плодородной земле.

Зимой некоторые крестьяне уезжали на работу в город, однако держались там особняком. О жителях провинциальных городков великой Российской империи много писал Николай Васильевич Гоголь. Ленин, кстати, был выходцем из провинции.

Мы хорошо проводили время в этом украинском городке. Жизнь, конечно, не отличалась особым разнообразием, но были и в ней интересные моменты.

В моей памяти сохранилась забавная история, связанная с пожилым господином, имевшим довольно отталкивающую внешность. В то время я лично общался с ним, а впоследствии узнал о нем от очевидцев неизвестные мне подробности.

Этот господин владел небольшим участком земли и выращивал в теплицах огурцы на продажу. И еще у него была красивая молодая жена. Он слыл, в отличие от веселых соседей, довольно мрачным человеком, чего нельзя сказать о его жене.

Однажды, проходя мимо его участка, я услышал заразительный женский смех и, остановившись, огляделся вокруг. Выяснилось, что один из моих друзей, молодой, красивый поручик, переговаривался с молодой женщиной, женой хозяина, стоявшей в теплице.

Очаровательная блондинка, раскрасневшаяся, в ярко-желтом переднике, стояла на абсолютно черной земле. Смеющиеся глаза. Глубокий, волнующий голос. Красивая, яркая, как цветок орхидеи.

Они вели обычную беседу, но их глаза говорили больше слов. Больше и совсем о другом. Намного больше.

Оба откровенно наслаждались разговором. Она даже перестала складывать огурцы в корзину и, облокотившись на раму, подняла лицо к стоявшему у теплицы поручику. В глубоком вырезе платья обозначилась соблазнительная грудь. Без тени смущения женщина выставляла себя напоказ, свою необыкновенную белую, словно светящуюся кожу. Она, казалось, жаждала обожания и любви.

Я тихо отошел, не желая мешать разговору, и увидел в соседней теплице ее мужа. Он медленно шел по теплице, отрывая от огуречных плетей пожелтевшие листья. Он двигался по возможности тихо, стараясь не выдать своего присутствия, и удивительно напоминал паука, выслеживающего добычу. Несмотря на то что в теплице было очень жарко, мужчина был в теплом пальто и высоких резиновых сапогах. Длинный шерстяной шарф был несколько раз обмотан вокруг шеи. Его маленькие красные руки с короткими, толстыми пальцами постоянно находились в движении. Он прошел по теплице и остановился у двери, сделав вид, что рассматривает растение. На самом деле он прислушивался к тому, что происходит в соседней теплице. Он слышал смех и счастливый голос своей жены, и я видел его беззвучно шевелившиеся губы и пальцы, нервно перебирающие листья.

В какой-то момент он увидел меня и сразу же обратился с каким-то ничтожным вопросом. Он был предельно вежлив и абсолютно неискренен.

Позже соседи мне рассказали историю этой супружеской пары, историю старую как мир. Он был богат, а ее родители бедствовали. Она молода и красива; он стар. Она хотела детей; он не мог их иметь. Он безумно ее ревновал, и ее жизнь превратилась в ад.



Мы немного поговорили с ним о погоде и его огурцах. Жена услышала голос мужа и, прервав беседу с поручиком, продолжила укладывать в корзину огурцы и запела грустную песню.

Мечтательный, богатый оттенками голос.

Спустя несколько дней во время обеда нам подали блюдо свежих огурцов. Прошло еще сколько-то дней, и на столе опять стояло блюдо с огурцами. Затем опять и опять. Честно говоря, мы уже не могли на них смотреть.

Будучи не в настроении, полковник ворчливо спросил вестового:

– Тебе не кажется, что за три недели нам могли надоесть огурцы?

Вестовой объяснил, что первый раз огурцы принес поручик К., второй раз – поручик Л., а последние два раза два других поручика. Офицеры переглянулись.

– Вы унаследовали огуречную ферму, господа? – ехидно поинтересовался полковник.

– Лично я получил огурцы в подарок, – застенчиво улыбаясь, признался поручик К.

Полковник перевел взгляд на поручика Л.

– В память о… – не поднимая глаз от тарелки с длинным огурцом, пояснил поручик Л.

Взрыв смеха потряс офицерскую столовую. Мы уже знали о происхождении этих «подарочных» огурцов. Поставка огурцов продолжалась. Каждые три-четыре дня один из офицеров приносил к обеду блюдо свежих огурцов.

В одно из воскресений вестовой вошел в столовую с огромным блюдом великолепных свежих огурцов и торжественным голосом объявил:

– В подарок господину полковнику!

Полковник откашлялся и довольно раздраженно объяснил:

– Прошел сегодня по базару. Увидел огурцы, и они мне понравились.

Мы изо всех сил сдерживались, чтобы не рассмеяться. В конце концов, полковник тоже был мужчиной.

Вот так начиналась эта история, а окончание ее относится к послереволюционному времени, когда владелец теплиц стал палачом Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией в Чугуеве. Посадив перед собой осужденного на смертную казнь, герой моего рассказа выкладывал на стол пистолет и объяснял, что сейчас выпустит пленному пулю в лоб. При этом пистолет не был заряжен.

Осужденный (эти фокусы палач, как правило, проделывал с офицерами) проходил через пытку ожиданием. Затвор щелкал, но ничего не происходило.

После этого бывший овощевод смеялся собственной шутке, а с осужденным расправлялись обычным порядком.

Рассказывали, что многие осужденные умерли от разрыва сердца. «Овощевод», говорят, сильно расстраивался, когда осужденные умирали во время его «представлений».

Психологи наверняка сочли бы его типичным извращенцем. Но мы знали его достаточно близко и как нельзя лучше понимали причину его поведения.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.