Венера

Полли пожала плечами:

— Даже если бы и можно было найти какой-то другой выход, мы потеряли бы массу времени, Ричард. Этот же путь был намного короче. Николаса должны освободить в течение дня, а может, и… — Она сама поразилась неожиданной мысли, пришедшей ей в голову. — А может быть, и в течение часа! Я должна поскорее принять ванну: не могу же я встретить его в таком… в таком… виде! — Полли поморщилась с отвращением. — И еще: Николас не должен застать вас здесь в столь ранний час, Ричард, это покажется ему странным. — Она открыла дверь, как бы предлагая Де Винтеру поскорее удалиться. — Поймите, ничто не должно вызывать у него подозрения.

— А ты взяла с герцога обещание молчать? — спросил Ричард.

Полли, побледнев, покачала головой:

— Я не подумала об этом…

— В таком случае ты должна рассказать Николасу все сразу же, не откладывая, — посоветовал ей Ричард. — То, что произошло, — не такая уж большая трагедия, и Ник правильно все поймет, Полли, уверяю тебя.

— Нет, нет и нет! Я не хочу, чтобы он знал об этом! — с отчаянием в голосе проговорила Полли. — Не хочу, чтобы он винил себя за случившееся!

Де Винтер вздохнул:

— Представь тогда, что он узнает об этом от самого герцога или от кого-то еще. Напрасно ты думаешь, что Джордж Виллерс станет хранить это в тайне. У него нет для этого никаких оснований.

— Но у него нет и причин болтать о том, что было между нами, — заметила Полли. — Нет, Ричард, я не могу переступить через себя и сказать Нику правду. — Потом после короткой паузы произнесла: — Хотя возможно, несколько позже, когда все немного забудется, я и признаюсь ему.

У нее был изнуренный вид, еще недавно такое живое, румяное лицо ее побледнело и осунулось: семь бессонных ночей не прошли для нее даром.

Три вечера в течение этой ужасной недели она играла на сцене королевского театра, и только три человека — Томас Киллигрэ, профессионально читавший чувства и мысли своих актеров, герцог Букингемский и лорд Де Винтер — знали, каких невероятных усилий ей это стоило.

Полли поистине находилась на краю гибели, и только присущая этой девушке огромная сила воли помогла ей не сломаться и сохранить себя.

Ричард решил, что было бы неправильно настаивать сейчас на своем. Да и к чему торопиться. Нездоровый вид Полли можно было легко объяснить беспокойством, которое испытывала она за своего возлюбленного. В свет же Николас вряд ли захочет выходить в ближайшие дни, и, таким образом, до него не дойдут сплетни и пересуды сановной толпы. А когда пройдет достаточно времени, Полли и сама поведает Николасу всю правду.

— Ну что ж, я ухожу, — сказал Де Винтер, беря накидку и шляпу. — Прими ванну и отдохни немного, это тебе не помешает.

— Спасибо за поддержку, Ричард! — промолвила Полли. — Мне было бы трудно без вас. Де Винтер улыбнулся:

— Ты недооцениваешь себя, дорогая моя. Ты достаточно сильна, чтобы справиться со всем и без посторонней помощи. — Он наклонился и поцеловал Полли в щеку. — Николасу ужасно повезло, поверь!

В это же самое время Кинкейд стоял у окна своей камеры, погруженный в мрачные мысли. С Темзы дул сырой промозглый ветер. Река несла свои серо-коричневые воды вдоль набережной, по которой шли торопливо прохожие, не обращая никакого внимания на массивные серые стены и башни Тауэра, где томились несчастные узники, чья судьба мало кого волновала.

Николас обошел помещение и посмотрел в другое окно, выходившее во внутренний двор крепости, где черные вороны с громкими криками делили между собой добычу.

В этот ранний час в тюрьме уже никто не спал. Слуги торопливо сновали по коридорам, солдаты, отличавшиеся отменной выправкой, выполняли приказы, а курьеры и посыльные верхом на лошадях то и дело въезжали и выезжали из ворот.

Вскоре появился начальник тюрьмы. Проезжая мимо башни, в которой находился лорд Кинкейд, он взглянул наверх и поприветствовал заключенного. Поскольку начальник, человек вполне светский, любил провести время за бокалом отличного портвейна в компании с приятным собеседником, лорд Кинкейд редко оставался по вечерам в одиночестве.

— Вот ваш завтрак, милорд, — послышался голос гвардейца, вошедшего в камеру Ника.

— Благодарю, но есть я не хочу, — ответил лорд Кинкейд.

Помещение, в котором он обитал, было вполне терпимым. В камине горел огонь, на узкой кровати лежали большой матрас и толстое теплое одеяло. Стол, стоявший у окна, был завален книгами. В общем, Николас, пребывая здесь, не испытывал особых неудобств, если не считать потерю свободы. И хотя обращались с ним весьма учтиво, тюрьма оставалась все же тюрьмой.

Он взглянул на поднос, на котором стояли кружка эля и блюдо с тушеным мясом.

Что, интересно, делает сейчас Полли? Уже начало восьмого, но если она легла за полночь, то, наверное, все еще спит. Потом ее ждет утренняя репетиция с Киллигрэ, а вечером скорее всего будет спектакль. Как она проводит свободное время после представления? Может быть, ездит вместе с Ричардом во дворец и в интересах дела старается предстать перед окружающими этаким беззаботным, легкомысленным существом?

Лорду Кинкейду запрещено было отправлять и получать какую-либо корреспонденцию, так что он даже не имел возможности отдать леди Маргарет необходимые распоряжения. И, тем не менее, Ник был уверен, что Полли ни в чем не нуждается, поскольку, несомненно, Ричард взял на себя заботу о ней.

Однако ничто не могло унять его тревоги. Он словно видел ее лицо, чувствовал ее, слышал ее голос. Вспоминал об их внезапных ссорах и бурных примирениях, когда она обезоруживала его своей неожиданной кротостью, восхищала и заставляла смеяться от радости, которой он никогда прежде не знал. И он готов был рыдать от отчаяния, что все это, возможно, безвозвратно потеряно.

— Лорд Кинкейд? — вывел его из грустной задумчивости голос начальника тюрьмы.

— Прошу прощения, сэр! — Николас поприветствовал почтительно человека, который в сложившихся обстоятельствах обладал несомненной властью над ним. — Вы, верно, принесли весть о привлечении меня к суду?

— Напротив, милорд! — весело улыбнулся начальник. — Только что из Уайтхолла прибыл посыльный и доставил вот это. — Он протянул Нику бумагу. — Мне будет жаль лишиться столь приятной компании в вашем лице, и в то же время я искренне рад за вас.

Николас быстро пробежал глазами документ, скрепленный печатью и подписью герцога Букингемского и содержавший приказ о его освобождении и снятии с него всех подозрений.

— Интересно, с чего бы такая милость? — вырвалось у него. — Неплохо было бы выяснить это!

Начальник Тауэра, немало озадаченный подобной реакцией лорда Кинкейда, не смог помочь Николасу найти ответ на данный вопрос. Но это его не очень заботило, и он, не теряя зря времени, кивнул сопровождавшим его стражам.

— Вот ваша шпага, милорд, — обратился начальник к Кинкейду. — Во дворе вас ждет экипаж.

— Позвольте поблагодарить вас за вашу доброту, сэр!

Николас, взяв шпагу и вновь почувствовав себя полноправным членом общества, вышел из темницы и быстро зашагал к поджидавшей его карете.

Полли погрузилась в ванну с горячей водой, стоявшую в спальне у камина. И тут ей в голову пришла весьма неприятная мысль.

— Ах, Сью, посмотри, пожалуйста, нет ли у меня на теле каких-нибудь следов? — Она привстала.

Воспринимая занятия любовью с герцогом как неизбежное зло, Полли как-то упустила из виду, что после этого могут случайно остаться предательские следы — синяк или царапина, — которые никак не могли бы появиться при уединенном и целомудренном образе жизни.

Сьюзан не была посвящена в тайну ночных похождений Полли, она знала только, что это как-то связано с арестом лорда Кинкейда. Однако девушка обладала достаточным житейским опытом, чтобы догадаться о смысле ночных исчезновений ее хозяйки, после которых та неизменно принимала по утрам ванну и лишь затем погружалась в тяжелый глубокий сон. Так что просьба эта не вызвала у горничной никакого удивления, и она, не задавая лишних вопросов, стала внимательно осматривать стройную фигурку Полли.