Тщеславие

С внезапной стремительностью он направился к дверям своей спальни.

— Нужно закончить собственный павлиний наряд. И не порти мою работу! — Руперт заметил, что пальцы Октавии беспокойно ощупывают в поисках мушки щеку. — Не сомневайся, я знаю, что тебе идет.

Наверное, знал. В этом деле он хорошо разбирался. А она сглупила, что так себя повела. Но в последние дни Октавия чувствовала себя так, будто с нее содрали кожу, и она уже не могла отвечать на все с прежней легкостью, не умела больше с живым воодушевлением играть по правилам Руперта.

Теперь она точно знала, отчего сорвалась сегодня. Нервничая, Октавия подошла к окну. Ее платье не было предназначено для того, чтобы в нем сидели, хотя, если очень захотеть, на краешке стула примоститься все же можно. Впрочем, нынешним вечером особенно рассиживаться не придется: в присутствии их величеств не сидят.

Теперь она точно знала, почему с такой горечью восприняла шутливую помощь Руперта. Она собиралась принять любые предложения Филиппа Уиндхэма.

Это решение пришло само собой, когда над ее прической трудился парикмахер, превращая голову в нечто чудовищно искусственное. Создание, которое предстало перед Октавией в зеркале, могло легко переспать с графом и на следующий день тут же забыть о своем приключении. Октавии Морган не было.

А потом, когда все свершится — она раздобудет кольцо, а Руперт выполнит свою часть сделки, — будет покончено и с томительной агонией. Не надо будет больше притворяться веселой и беззаботной, не надо делать вид, что ее не трогает мрачная реальность игры. Наконец она сможет закутаться в норку и, совершенно несчастная, лежать в ней, зализывая раны.

— Октавия, ты готова? Девушка вздрогнула. На секунду закрыла глаза, чтобы прийти в себя, потом бросила небрежный взгляд через плечо.

И задохнулась от удивления. Руперт тоже выглядел совсем по-другому — в любимом черном шелковом костюме, но на сей раз в расшитом золотом жилете и чулках с золотыми стрелками. В черном жабо поблескивал алмаз, а напудренный парик был почти так же высок, как ее прическа. Мушка у уголка губ, казалось, подчеркивала циничный изгиб рта.

— Вы нарумянены, милорд? — Она смотрела на него, не веря собственным глазам.

— Дань обычаю. — Улыбка Руперта была одновременно и насмешливой, и участливой. — Не стоит постоянно пренебрегать модой. Иногда, Октавия, чтобы добиться цели, нужно подчиниться всеобщим правилам.

Он подал ей руку.

— Пойдемте, мадам, потрясать двор.

Глава 15

Королеве Шарлотте было угодно выделить на приеме Октавию среди других. Сначала молодая женщина не понимала, почему удостоилась подобной милости. Королевский конюший подошел к ней и прошептал на ухо, что ее величество желает, чтобы ей представили леди Уорвик. Октавию повели через заполненную придворными гостиную, и она ловила на себе завистливые взгляды тех, кому повезло гораздо меньше.

Рядом с королевой и ее фрейлинами она заметила принца Уэльского. Он многозначительно подмигнул ей. И тут Октавия поняла: ее величество желает поговорить с женщиной, в чьем доме ее беспутный сын проводит так много времени.

Октавия присела в глубоком реверансе.

— Леди Уорвик, я, кажется, не имела удовольствия быть с вами знакомой? — Глаза королевы изучающе скользнули по платью Октавии. — А между тем мне говорили, что вы друг моего сына.

— Это для меня большая честь, — скромно ответила Октавия. — Но в моем доме его высочество привлекают игорные столы, а я, должна признаться, в игре ничего не понимаю и не чувствую к ней интереса.

В глазах королевы появился намек на дружелюбие.

— Неужели? Но тогда, леди Уорвик, вы принадлежите к меньшинству.

— Увы, мадам, — печально улыбнулась Октавия. — И муж постоянно говорит мне то же самое. Но я не могу себе представить, как люди способны ставить большие деньги на то, как выпадут карты или лягут кости.

Октавия удачно выбрала ответ. Королева смотрела почти милостиво, явно меняя свое мнение о женщине, которая, как ей говорили, держит самый часто посещаемый в городе игорный салон.

— А вот мой муж играет. — Горестный тон и робкая улыбка должны были показать, что она, как и все женщины, как и сама королева Шарлотта, не имеет ни малейшего влияния на мужа, и ей остается только подчиняться его диктату.

— Да, да. — Рука королевы с веером пришла в движение. — Мужчины получают странное удовольствие от игры. — Уголки ее губ слегка изогнулись. — Вы знакомы с графиней Уиндхэмской? — Королева давала понять, что разговор окончен.

Показав рукой на Летицию, Шарлотта повернулась к другой даме, которую уже подводил конюший.

Перед Октавией стояла дама в бледно-желтом платье, украшенном красновато-коричневыми розами. Такие же розы были приколоты к прическе, настолько высокой, что зрительно она делала ее и без того невысокую и плотную фигуру значительно ниже.

— Ее величество считает невежливым сразу прощаться с теми, кто удостоился ее внимания. — Голос графини звучал немного скованно. — Тогда они не будут чувствовать, что их бросают.

— Как мудро со стороны королевы.

Леди Уиндхэм явно нервничала. Даже стоя на расстоянии, Октавия это почувствовала. Она внимательно всмотрелась в ее лицо. Толстый слой пудры, яркие пятна румян на щеках. Октавия нахмурилась. С правым глазом женщины было что-то явно не так. Веко распухло, из-под слоя пудры виднелась багровая тень.

— Извините, мадам, вы не ушиблись? Ваш глаз? Краска бросилась Летиции в лицо, такая огненно-яркая, что, казалось, растопит румяна и пудру. Кончиком дрожащего пальца она тронула глаз.

— Я оступилась… вышло так глупо. Зацепилась за бахрому ковра и упала. Нелепость… Но я такая неловкая…

Октавия вспомнила, как Летиция споткнулась на мостовой, когда выходила из Альмака. Тогда еще рядом был Филипп. Октавия не слышала, о чем они разговаривали, но поняла, что беседа не была приятной. Может быть, Летиция от природы неловка. Такие люди бывают.

— Со всеми нами случаются неприятности, — попыталась она утешить графиню. — Я сама как-то оступилась на лестнице и пролетела донизу, а когда оказалась на полу, обнаружила, что нижние юбки задрались на голову. А гости к тому часу уже съехались.

Уголки губ Летиции дрогнули, словно она не могла решить, стоит ей улыбаться или нет. Другой рукой она нервно поправила волосы.

На запястье графини Октавия заметила лиловый синяк. Такие синяки не образуются от того, что люди падают на ковер. Октавия посмотрела на Филиппа Уиндхэма, стоявшего в кругу придворных рядом с королем. Потом снова на графиню.

Та успела перехватить ее взгляд, и, когда заговорила снова, голос прозвучал тихо и подавленно:

— Леди Уорвик. — вы ведь знаете моего мужа?

— Да, — призналась Октавия.

— И мне кажется, коротко.

Испытывала ли ее графиня? На какой ответ рассчитывала? Или просто повторяла, о чем судачили вокруг? А о графе Уиндхэме и леди Уорвик уже определенно говорили: если жена лорда Руперта еще не стала любовницей графа, то это случится в ближайшее время.

— Он приходит в наш дом играть.

— Но Филипп не любит игру. У него, должно быть, иные побуждения. — Леди Уиндхэм была готова вот-вот сорваться. Краска отхлынула от щек, и лицо превратилось в белую маску. Сверкающие темно-зеленые глаза сверлили Октавию с почти безумным упорством.

Про себя Октавия отметила, что эти глаза великолепны. Очень неожиданны на лице невзрачной, запуганной женщины.

— О чем вы говорите, леди Уиндхэм? — в упор спросила она.

— До меня дошли слухи, — почти прошептала та прерывающимся голосом. — Не поймите меня превратно. Я не ищу с вами ссоры. Меня устраивает все, что держит мужа на расстоянии. И я готова благодарить любого, кто отвлечет его от дочери.

Октавия не знала, что и думать. Такого необычного разговора она никак не ожидала, собираясь на королевский прием. Подслушать в гуле голосов их вряд ли могли. Каждый был слишком занят собой, чтобы обратить внимание на двух болтающих дам.