Тщеславие

Он улыбнулся и взял Октавию за подбородок, но она резко высвободилась.

— Вы погубите остатки моей репутации! — прошипела она разгневанно. — И так уже слух о том, что я явилась домой после ночного отсутствия с вами, пойдет по всей округе.

Руперт отстранился и, как бы признавая свою вину, склонил голову, но в его ироничном тоне не чувствовалось раскаяния:

— Простите, мисс Морган, мне это не пришло в голову. А теперь позвольте выразить свое почтение вашему отцу.

Октавия открыла дверь.

— Папа, к нам гость!

Комната была небольшой, убого обставленной и скудно освещенной коптящими сальными свечами да масляной лампой; в углу в камине прогорал уголь; вдоль стены стоял узкий топчан с лоскутным покрывалом. У окна за письменным столом сидел сухонький человек с гривой белых волос и такими же, как у дочери, золотистыми глазами. Он был одет в старомодный длиннополый камзол из выцветшего серого бархата, рубашку без воротника; на плечи было наброшено шерстяное одеяло.

— Октавия, девочка моя, где ты была? Мне показалось, ты отсутствовала всю ночь.

— Да, папа, меня застала на улице снежная буря. — Девушка поспешно подошла к отцу и нежно поцеловала его. — Лорд Руперт Уорвик был столь добр, что привез меня домой, — представила она своего спутника.

— Большая честь, сэр.

Глаза Оливера Моргана вдруг растерянно сощурились.

— Какое отношение вы имеете к моей дочери, сэр? Извините, у меня нет времени на любезности.

На лице Руперта вспыхнула обезоруживающая улыбка.

— Ваша дочь оказалась во время бури в трудном положении, и я счел себя обязанным ей помочь. Вот она, в целости и сохранности. — В глазах, устремленных на Октавию, по-прежнему молча стоявшую подле отца, заплясали искорки.

— Лорд Руперт был сама любезность, — подтвердила девушка. — Ты видишь, я вернулась и к тому же выкупила твоих Платона и Тацита. — Она положила книги на стол.

— Ax! — воскликнул Оливер Морган, внимание которого тут же переключилось на принесенные книги, и он немедленно позабыл о только что обуревавших его родительских сомнениях. — Без Тацита я оказался как без рук. Потребовалась ссылка для статьи.

Его голос стал замирать и превратился в едва различимое бормотание, пальцы перебирали страницы книги.

— Да, да, вот здесь. Извините, сэр, но это крайне неотложно. Издатели срочно требуют мою статью. Октавия окажет вам гостеприимство в нашем скромном жилище. — Неопределенным жестом он обвел худой, но изящной рукой окружавшие его голые стены и погрузился в свои бумаги.

Руперт понял, что разговор окончен. Он снова оглядел комнату. От его цепкого взгляда не укрылись ни трещина в стенной панели, ни сломанная ножка одного из двух стульев, приставленных к прямоугольному столу, ни кое-где разбитые стекла оконных рам — ни одно из свидетельств бедности этого убогого пристанища. Жара в камине было явно недостаточно, чтобы прогреть холодную, сырую, неуютную комнату.

Октавия бесстрашно ответила на взгляд Руперта. Он настоял на том, чтобы прийти сюда, но она не потерпит с его стороны ни малейшей жалости.

Однако Руперт, не сказав ни слова, направился к выходу:

— Должен с вами попрощаться, мисс Морган. В полдень у меня назначена встреча.

Так просто, так походя и так окончательно. Но чего еще она ожидала? Чего хотела?

— Я провожу вас до экипажа, — вежливо предложила она.

— В этом нет никакой необходимости. Я прекрасно найду дорогу сам.

— Я в этом не сомневаюсь, сэр. И тем не менее не хочу пренебрегать своими обязанностями хозяйки, хоть мой дом и столь убог.

Руперт ничего не ответил, просто направился к лестнице, спустился вниз по узким ступеням и через лавку вышел на улицу.

— Прощайте, сэр. — Октавия сделала реверанс. — Полагаю, я должна вас благодарить, но никак не соображу, за что. Вам не пришлось бы везти меня домой, если бы накануне вы же не отвезли меня в Патни.

— Я не требую никакой благодарности, — торжественно произнес он, поднося ее руку к губам и кланяясь. — Напротив, это я должен вас благодарить. — Его улыбка не оставляла ни малейших сомнений в том, за что, собственно, он собирается ее благодарить, но Октавия подчеркнуто холодно отступила на край мостовой и, как вежливая хозяйка, стала дожидаться, пока не уедет гость.

Экипаж загрохотал по узенькой улочке, и девушке пришла пора возвращаться в дом. До вчерашнего дня, вернее ночи, жизнь казалась ей мрачной, но теперь от ее бесцветности хотелось плакать. Всего несколько прекрасных часов длился волшебный сон, и вот теперь все в прошлом. Осталась лишь память, но Октавия понимала, что счастливые воспоминания принесут ей скорее боль, нежели радость.

Глава 5

Граф Уиндхэм не спеша шел по анфиладе Сент-Джеймсского дворца, то и дело останавливаясь, чтобы поздороваться со знакомыми или низко поклониться влиятельным персонам — для каждого у него было приготовлено нужное слово. Он направлялся в зал, где король давал дневной прием.

Первое, что он увидел, войдя туда, было сердитое лицо принца Уэльского. Он ненавидел придворные церемонии, которые его отец в соответствии с этикетом выполнял со строгой скрупулезностью, и теперь, увидев графа, обрадовался.

— Здравствуй, Филипп. Пришел засвидетельствовать почтение? — Принц предложил ему свою табакерку. — Зря потраченное утро. Ты тоже так думаешь?

Филипп Уиндхэм принял щепоть из королевской табакерки.

— Спасибо, сэр. — Он улыбнулся принцу. — Когда ваше высочество достигнет совершеннолетия, вы, без сомнения, установите для себя собственные порядки. — Его голос звучал успокаивающе.

— Да, и уж будь уверен, никто меня больше не увидит на этих проклятых дневных приемах, — угрюмо заметил принц, насмешливо рассматривая собравшееся общество.

Он перестал обращать внимание на графа Уиндхэма, и тот, расценив это как знак к окончанию беседы, низко поклонился и направился к группе придворных, окружавших короля, в надежде попасться на глаза его величеству.

Георг слушал герцога Госфордского, тестя Филиппа, чуть наклонив голову набок, чтобы лучше слышать хрипловатый голос престарелого вельможи, и одобряюще кивал:

— Именно так. Госфорд, именно так.

Подойдя к королевскому кружку, Филипп встал прямо за старым Госфордом. Теперь, когда король поднимет голову, он непременно его увидит.

Рассуждения герцога потонули в приступе кашля, он зарылся лицом в платок, и король наконец оторвал от него взгляд. Филипп рассчитал точно: глаза его величества остановились на нем.

— Прелестное утро, Уиндхэм. Э-э-э?..

— Именно так, сэр. — Филипп низко поклонился. — Слава Богу, вчерашний буран закончился.

— А принцессы радуются снегу, — добродушно заметил король. — Хотят покататься на коньках и все упрашивают мать, чтобы она им разрешила. — Любящий отец с удовольствием рассказывал о своих отпрысках. — А как леди Уиндхэм? Оправилась от болезни? Э-э-э?

— Нынче утром она у королевы. — Граф снова низко поклонился.

— А потомство? Цветет?

— Да, сэр, вы слишком добры.

Король улыбнулся, давая понять, что разговор окончен, и Филипп отступил назад. Проходя мимо тестя, он коротко кивнул и небрежно поздоровался. Старик не заслуживал большего внимания: древний болтун сослужил свою службу, выдав дочь замуж за графа Уиндхэма и открыв ему доступ в самые избранные придворные круги. Больше связи Госфорда были не нужны.

На душе потеплело от сознания того, что множество завистливых глаз оценивают продолжительность и степень доверительности аудиенции, которой удостоил его король. Разговор показался всем очень личным, а это означало, что король выделяет графа Уиндхэма.

Филипп укрылся в нише окна и незаметно вытер лоб. В зале было жарко, и под напудренным париком зудела голова. Потом поправил кружевной галстук и посмотрел на принца Уэльского, все еще стоявшего в противоположном конце зала. Ни для кого не было секретом, что принц своим упрямством и дебоширством доставлял родителям постоянную головную боль, но у короля по крайней мере был наследник мужского пола. Плохой наследник все же лучше какой-нибудь хныкающей наследницы.