Страница 38 из 51
Через день после убийства генерала в Опочку прибыл крупный карательный отряд. В другие гарнизоны вороньем слетались полицейские. Наши заслоны ежедневно задерживали подозрительных лиц, большинство которых оказывалось фашистскими агентами. Они шли к нам с подлыми намерениями, и мы были к ним беспощадны.
Пятнадцатого января наши разведчики принесли тревожные вести. Неприятель крупными силами охватывал район дислокации бригады. Уходить дальше к Пушкинским Горам, Новоржеву или Кудеверю мы не решились — там стояли крупные немецкие части. Возвращаться же без боя назад тоже не хотелось. Мы были уверены, что каратели нападут на нас, но, чувствуя свою силу, оставались на месте.
Рано утром шестнадцатого января противник напал на наш заслон в селе Рясино. Там стояли опытные бойцы, и наступление карателей сразу было отбито. Однако через несколько минут враги вновь пошли в атаку. Каратели пустили в ход минометы. Над селом, издавая противный визг, взметнулись панические ракеты «свиньи». На помощь рясинскому заслону была выслана ударная группа автоматчиков во главе с Альбертом Храмовым. Автоматчики бегом преодолели поле, соединились с теснимыми врагом бойцами и, не останавливаясь, контратаковали вклинившихся в село карателей. Партизаны сражались с большой отвагой и вторично отбросили неприятеля за село.
Когда над полями поднялось солнце, мы увидели своих врагов. Их было много. Тремя колоннами охватывали они Рясино. Назаров распорядился эвакуировать раненых и больных в лес. В Рясино был послан верховой с приказам Храмову — оставить село.
— Пусть отходят. Мы прикроем, — сказал комбриг.
Рясинский заслон и группа автоматчиков Храмова сумели отойти без потерь.
Противник занял Рясино.
В это время со стороны деревни Терехово донеслась ружейно-пулеметная стрельба, а вскоре верхом на взмыленной лошади к нам примчался связной. Он доложил, что с хутора Кобыльи Горы движется вражеская колонна. Неприятель сжимал бригаду в клещи. Бойцы приготовились к бою. По цепи передается команда:
— Без приказа не стрелять!
Из Рясина двумя колоннами выходят каратели. Фашисты прикрывают движение своих сил пулеметно-минометным огнем. Мины противно шуршат над головами. Они с треском рвутся где-то за спиной, у леса. Свистят пули, струйками бороздя блестящий на солнце снег. Ударившись о камень-валун, они, дзинькая, улетают ввысь.
Мы молчим. Каратели движутся осторожно — одной дорогой прямо на нас, другой — в обход через Лаврихино. В этот напряженный момент слева, от деревни Терехово, на нас обрушивается шквал автоматного огня. Оттуда прибегает посыльный. Он сообщает, что немцы лавиной катятся к бригаде. Заслон в Терехове смят, и бойцы, отстреливаясь, отходят. Положение становится опасным.
Комбриг принимает решение бить врага с расстояния, а затем повзводно отходить к лесу. Неумолчно строчат наши автоматы и пулеметы. Огромная колонна одетых в белые халаты карателей растекается по снежному полю. Враги вынуждены залечь. Из Рясина противник усиливает огонь. Не прекращая стрельбы, партизанские отделения одно за другим отходят к лесу. Последняя группа, дождавшись бойцов тереховского заслона, среди которых есть раненые, покидает деревню.
Мы уходим в лес, к землянкам. Хитро петляя, оставляем в снегу противопехотные мины. Нарочно выводим свой след на просеку, чтобы издали видеть врага, а потом скрываем этот след в густой чащобе. Ближе к лагерю, в лесу, выставляем двойной заслон из автоматчиков.
— Ну, пусть теперь сунутся, — говорил комиссар Новиков.
В этот день немцы действительно к нам не сунулись, но зато на следующее утро, чуть свет, началась стрельба. Мы выскочили из тесных землянок, когда один из наших заслонов завязал горячий бой. Туда срочно выслали подкрепление. Раненых спешно погрузили на повозки. Видно было, что немцы всерьез решили разгромить нас.
Стрельба не прекращается. Она то затихает, то вновь разгорается с прежней силой. Беспокоит тревожная мысль: как смогли каратели подобраться к нашему лагерю? Ведь шли-то они, как видно, не по следу. Неужели кто указал им это место? Может быть, Фогель, не выдержав пыток, рассказал фашистам перед смертью о расположении наших землянок? Он был здесь однажды.
Вражеские пули цокают уже над лагерем. С деревьев падают срезанные ветки. Лошади, запряженные в сани с больными и ранеными, испуганно водят ушами и вздрагивают от близких хлопков разрывных пуль.
Раненые, поднимаясь на локтях, с беспокойством прислушиваются к стрельбе, настойчиво требуют дать им на всякий случай гранаты. Я подхожу к повозке, где лежит политрук Богданов.
— Как чувствуешь, Юра?
Богданов улыбается и, подбросив на ладони гранату-лимонку, говорит:
— Еще не иссякла казацкая сила, еще есть порох в пороховницах…
Мы оба смеемся.
В это время навстречу немцам спешно уходят два заслона из отряда Лопуховского, разведчики Вали Разгулова и почти половина моего отряда во главе с Соколовым и Поповцевым.
Каратели нажимают. К землянкам с неутешительными вестями возвращаются раненые:
— Там их — как собак нерезаных.
— Эсэсовцы, полицаи, жандармы с трех сторон лезут.
Бой приближается к лагерю. В коротких паузах между выстрелами слышны крики сражающихся людей. Немцы пускают в ход минометы. Гулкое эхо минных разрывов несется по лесу.
Туда, где слышны крики, верхом на коне мчится Назаров. Его долго нет. Когда наконец он возвращается, приказывает немедленно отправить раненых к небольшой речушке Кудке, под прикрытие крутого берега.
— Остальным — занять оборону, — командует комбриг.
Каратели наседают, окружая нас полукольцом. К штабу бригады то и дело подбегают взволнованные, мокрые от пота связные, плетутся раненые. Несколько человек несут на руках убитого.
Через некоторое время Назаров высылает к местам боя связных с приказом: всем отойти к лагерю. И когда бойцы, сдерживавшие натиск врага, соединяются с нами, а каратели, окрыленные успехом, выскакивают из-за деревьев, комбриг командует:
— Огонь!
Как будто разорвался кусок крепчайшей парусины. Забили сразу десятки автоматов и пулеметов.
— Бей гадов! — кричит Поповцев.
— Кроши их! — слышится голос Беценко.
Немцы откатываются назад. Шум боя сразу стихает.
Оборону мы не снимаем до вечера. Каратели еще раз пытаются пробиться к землянкам, но получают достойный отпор.
К исходу дня, когда снег начал отливать вечерней синевой, мы тихо ушли из лагеря.
На берегу реки соединились с бойцами, охранявшими раненых.
После короткой остановки двинулись по лесным просекам дальше. Темнота, глубокие сугробы, пни и коряги выматывают силы. Люди спотыкаются, падают. Лошади едва тянут тяжелые сани. За ночь бригада исколесила километров тридцать.
Утро застигло нас близ неприметной деревеньки. Кругом — ни одного выстрела. Все тихо. Мы знаем из опыта: если немцы до обеда не пришли, после — они уже не придут. Можно смело отдыхать до вечера. Но на этот раз гитлеровцы нарушили свое правило. Они нагрянули сюда во второй половине дня. Это были вчерашние каратели. Путь, который мы с трудом преодолели за длинную ночь, фашисты легко прошли днем за пять часов.
И опять закипел бой. Он длился до тех пор, пока вечерний сумрак не разнял сражающихся насмерть.
На следующий день командование бригады созвало совет командиров. Начальник штаба Венчагов доложил обстановку. Она оказалась хуже, чем мы предполагали. Посоветовавшись, решили идти в Себежский район.
Похоронив боевых друзей, поздним вечером тронулись в путь. За ночь успели перейти шоссе Пустошка — Опочка, перебрались через железную дорогу Идрица — Псков и, выйдя из лесной зоны, увидели впереди на горизонте зарево пожаров. Горели сразу несколько деревень.
— Что такое? — удивленно спросил Венчагов.
— Видимо, карательная экспедиция шурует, — ответил Лопуховский. Он оказался прав. В Себежском районе вовсю свирепствовали каратели. На коротком совете решили не подходить к горящим деревням, а дать отпор своим преследователям. Чтобы узнать обстановку в Себежском районе, выслали вперед разведку.