Страница 30 из 51
Там же, недалеко от Василькова, была расположена деревушка Бондарево. От Бондарева до железной дороги — четыреста метров. В деревне Бондарево жил обходчик путей дядька Никифор. Ненавидел он гитлеровцев всей душой. Как-то в разговоре мы предложили ему несколько магнитных мин. Рассказали, как на тихом ходу поезда приклеить их к цистерне с горючим. Обходчик мины взял. Прошла неделя. Мы явились к нему.
— Ну как? — спрашиваем.
— Боюсь, — отвечал он. — Вдруг увидят.
Мы стали уговаривать Никифора — он опять согласился. Через пять дней наведались к нему снова.
— Нет, ребята, не могу… боюсь, — откровенно признался обходчик.
— Эх, и трус же ты, дядя Никифор, — с упреком сказал Борис Ширяев.
Так и не хватило смелости у Никифора.
Вернувшись в бригаду, мы узнали, что нашим разведчикам удалось разыскать в Себеже Виктора Колокольчикова. Начальник штаба Игорь Ильич Венчагов зачитал нам копию протокола допроса. Колокольчиков ни словом не обмолвился о бригаде и заявил фашистам, что его вместе с группой в семь человек сбросили с парашютами дня три назад. Он, якобы, отбился от группы, стал искать своих, но наткнулся на немцев. Дальше Виктор назвал вымышленную фамилию командира группы и цель задания — агитировать германских солдат и полицейских добровольно переходить на сторону Советской Армии и партизан.
Неплохо придумал Колокольчиков. Оказалось, что он был ранен в бедро навылет. Его положили в больницу под охраной полицейского. Первое время он отказывался от пищи, молчал, злобно смотрел на врагов и походил на подстреленного орленка, попавшего в неволю. Потом переменил свою тактику. Раза два даже подмигнул полицейскому: мол, знай наших. Через несколько дней полицейский, охранявший Колокольчикова, был подкуплен нашими людьми. Оставалось организовать побег Колокольчикова из больницы.
В первых числах декабря одна из наших групп подошла ночью к Себежу, чтобы встретить там Колокольчикова. Как было условлено, в двенадцать часов ночи его должны были подвезти к намеченному месту свои люди. Ребятам не терпелось увидеть товарища, они приготовились тепло встретить его. Но прошло указанное время, прошла вся ночь, а Колокольчиков не появлялся.
Только потом мы узнали, что в четыре часа дня гитлеровцы вывезли его за город и расстреляли. Все бойцы тяжело переживали смерть Виктора.
В один из холодных ненастных дней к нам прибыл командир Себежской бригады Владимир Иванович Марго. Он, как и Назаров, носил бороду. И вот эти два бородача сошлись вместе и долго о чем-то толковали. По их лицам можно было судить, что разговор шел серьезный. Когда уехал Марго, Назаров собрал нас в штабе.
— Вот что, товарищи, — начал он, — в здешних краях появился очень опасный отряд под названием «антипартизанен группа». Отряд создан фашистами из отборных молодчиков, в основном изменников нашей Родины. У отряда хитрая тактика. Одеты и вооружены его люди так же, как партизаны. Некоторые даже носят советские ордена и медали. В их задачу входит поимка настоящих партизан, за что немцы выдают им щедрые награды. Кроме того, они мародерствуют и издеваются над местным населением, стараясь таким путем скомпрометировать советских партизан. Я хочу еще раз напомнить вам о бдительности. Надо научиться распознавать врагов и в случае необходимости принимать к ним решительные меры.
Весть о появлении лжепартизанской группы насторожила нас. Действительно, это был опасный противник. Встреча с ним могла быть трагической. Как таких «партизан» отличить от настоящих?
Некоторые отряды народных мстителей пытались устраивать засады против предателей, но каждый раз такая попытка оканчивалась неудачей. Лжепартизаны появлялись обычно там, где их не ожидали. Почти в каждый свой выезд им удавалось схватить двух-трех партизан, после чего они снова уходили под крылышко вражеских гарнизонов.
На другой день после приезда Марго мы пошли к железной дороге мстить за своих друзей. Хотелось отплатить и за Виктора Колокольчикова и за Николая Горячева, которого мы часто вспоминали в отряде, и за всех наших погибших товарищей.
Достигнув цели, наша подрывная группа укрылась на поросшей соснами высотке. Отсюда хорошо просматривался вьющийся змейкой железнодорожный путь. Сбоку отчетливо виднелись постройки ближайшей станции Кузнецовка и казарма, где располагалась охрана дороги. Немцы, как видно, чувствовали себя неспокойно — всюду слышалась ружейная стрельба. За день мы насчитали около десятка вражеских поездов, большая половина которых следовала от линии фронта. Над железной дорогой то и дело проплывали трехмоторные транспортные «юнкерсы», и наш пулеметчик Леша Павлов угрожающе наводил на них свой пулемет.
— Разрешите долбануть разок, — просил он.
— Нельзя, — отвечали мы, хотя каждому из нас не терпелось выпустить очередь по фашистскому стервятнику.
Мы с Соколовым прошли вдоль железнодорожного полотна, выбрали удобный участок пути, изучили подходы.
Смеркалось. Еще раз проверив подрывное снаряжение и распределив обязанности, мы стали ждать ночи.
Немцы опять открыли стрельбу, давая знать, что идет очередной эшелон. Вскоре мы увидели на горизонте дымок паровоза. Поезд шел со стороны Идрицы. По мере его приближения стрельба нарастала. В это время в воздухе опять появился «юнкерс». Он шел низко, прямо на нас. Павлов умоляюще посмотрел на меня.
— Пусть стукнет, — подзадорил Поповцев.
— Бей, — сказал я.
Павлов вскочил с земли, положил пулемет на высокий пень и, прищурив левый глаз, дал короткую очередь в пузо «юнкерса». Самолет качнулся, взвыл моторами и стремительно пошел вниз, оставляя за собой шлейф черного дыма. Два фашиста успели выброситься с парашютами, а «юнкерс» грохнулся на землю у самого поезда. Стрельба патрулей и грохот идущего эшелона заглушили пулеметную очередь. Поэтому немцы даже и ухом не повели в нашу сторону. Поезд пошел дальше, а самолет сгорел.
— Ай да Леха, снайпер, — хвалили Павлова ребята. Они восхищенно смотрели на него, жали руки, поздравляли со столь необычным боевым успехом. Это был первый вражеский самолет, сбитый нами. Я тут же объявил Павлову благодарность.
Вскоре стемнело, и мы стали выбираться к железной дороге. Место, облюбованное нами днем, было удобным, но рискованным — рядом располагалась казарма с охраной.
Подкладывать под рельсы тол пошли Соколов, Талин и Бычков. Взяв оружие на изготовку, мы стали следить.
В это время на линии появился вражеский патруль — человек десять немцев. Подрывники замерли: заметят или нет? Гитлеровцы молча поравнялись с ними. Один из них, шедший последним, сошел на обочину, остановился и долго всматривался в подозрительное место. Потом что-то громко сказал и стал догонять своих. Патруль скрылся из виду.
На этот раз сидеть долго не пришлось. Через час со стороны Себежа послышался шум поезда. Немецкий состав шел на фронт. Вот он поравнялся с казармой. Ослепительная вспышка озарила небо. Грянул взрыв, покатилось, загрохотало раскатистое эхо. Мы поспешили прочь от дороги.
В это время наше внимание привлек шум другого поезда. Мы с недоумением остановились. Поезд пыхтел рядом. Он шел тоже из Себежа. Раздался треск и грохот. Послышались крики людей. Линия железной дороги слева и справа осветилась ракетами. Застучали пулеметы, по лесу засвистели пули.
Мы точно не знали, что произошло, но догадывались о новом крушении. У немцев вошло в практику — посылать поезда друг за другом. Делали они это с определенной целью: если с первым поездом что случится, то второй, более важный по значению, должен остановиться. На этот раз машинист зазевался, и, очевидно, второй эшелон наскочил на подорванный состав.
Подмываемые любопытством, мы решили переждать день на перепутье, чтобы в следующую ночь опять вернуться к линии. Хотелось скорее узнать результаты крушения. Когда стемнело, Талин, Ворыхалов и юный боец Кантовский пошли к железной дороге. Не прошло двадцати минут, как мы услышали частую стрельбу. Стреляли недалеко — у деревни Гаспорово, куда ушли разведчики.