Другой Путь

— Съезди, солнышко, вот по этому адресу и купи нам с Сарджем по мобильному телефону. А вам по пейджеру. Будем осваивать перспективные направления. И вот еще что, по дороге заскочи, купи какой-нибудь подарок для Эми. На свой вкус. А мы потом подарим.

Дисциплинированная внучка немецких эмигрантов кивнула и едва не щелкнув каблуками повернулась через левое плечо.

Вернулась она только к вечеру, и мы стали обладателями двух кирпичеобразных аппаратов от “Мотороллы” с контрактами AT&T. Они умели звонить, пожирая при этом средства со скоростью хорошего пожара и больше ничем похвастаться не могли. Но для начала и это было совсем неплохо.

До самого вечера мы забавлялись звонками друг другу: из соседнего помещения и из туалета, из-под стола и из подвала, Захар не поленился, съездил в Сейнт Мэттьюз – однако и там связь была! Тогда уже я поехал в Кларксвилл и все равно мы слышали друг друга! Только когда я оказался в Селлерсберге, а Закар – в Мидлтайне, мы не смогли прозвониться: связь пропала. Не помогли влезания на крышу машины и въезды на ближайшие холмы.

Наверное, мы бы баловались и дольше, но январь даже в Кентукки для уличных забав время не самое подходящее.

Но демонстрация возможностей мобильной связи убедила Захара, да и самого меня, что вложение средств в эту отрасль должно принести колоссальный успех.

— Нужен кто-то понимающий в этой канители, — подытожил наши развлечения Майцев. — Сами мы, боюсь, таких дров наломаем! И хорошо бы уже разработку такой технологии переложить на какой-нибудь НИИ связи.

Я рассмеялся.

— Ничего смешного не вижу, — надулся Захар.

— Солженицына знаешь?

- “Вермонтского затворника”? Этого пасквилянта?

— Да никакой он не пасквилянт. Писал о том, что видел вокруг и о чем другие молчали. А он не молчал. Он хорошего ничего в советской власти не усматривал, но это не вина его, а беда. Да и трудно его винить в том, что не видел хорошего – ты знаешь, как наши могут постараться, чтобы выбить из человека оптимизм. Папаня твой про всяких Снежневских, помнишь, рассказывал? И это еще по-божески. Но все неважно. В солженицынском “В круге первом” как раз и описан такой НИИ связи – “Марфинская шарашка”. Вот я и вспомнил. Прочитал пару глав как-то случайно.

— Понятно. Игра слов. К делу не относится. Если сейчас эту шарашку нагрузить таким заказом – пусть и не выдадут приличного результата, но хоть заняты будут чем-то полезным, а не разработкой очередного электромагнитного кибернетического дешифратора кодированных телеграфных сообщений. И к тому времени, когда понадобятся – у нас будут какие-никакие, а специалисты!

Идея была неплоха, да и пора бы уже с чего-то малого начинать, чтобы потом не обжечься на большом. А связь – это здорово. Если вместо Nokia на рынке появится какой-нибудь “NIIs” из Москвы – я буду только рад. Да вот, кстати, и на Nokia пора бы обратить внимание – она сейчас как раз в очередном кризисе, собирается разделяться и преобразовываться – наверное, стоит прикупить и саму Nokia и ее “резиновый” кусок. Подбросить деньжат, указать новые пути развития. Телевизоры, так и быть, пусть себе оставляют. А нам телевизоры и “Рубин” с “Изумрудом” сделают отличные. Да и пусть русские ездят в Эспоо на стажировку. И нам здесь спокойнее будет и им проще общаться. От Ленинграда вообще четыре часа на машине. А там рядом еще и Ericsson – наверное, самый мощный производитель мобильных сетей, со временем подмявший под себя большую их часть. У них головой оборот сотнями миллиардов исчисляться будет – очень лакомый куст: крупнейший в будущем производитель телекоммуникационного оборудования и крупнейший производитель телефонов.

Я рассказал свою мысль Захару и тот пришел от нее в полнейший восторг. Он принялся убеждать меня, что тянуть и дальше с финнами и шведами не стоит, и нужно уже сейчас браться за разработку Скандинавского участка.

И я был с ним в этом согласен. Оставалось только найти человека в Союзе, который взялся бы устанавливать научные контакты с выбранными компаниями. Эту задачу я повесил на Захара – назвался груздем, пищи, но тащи. В Европе ему теперь предстоит бывать очень часто.

— Заодно заедешь к тем товарищам, из вороновского списка. Помнишь?

— Заеду, — пообещал Майцев и опять набрал мой номер на телефоне.

Мой аппарат звякнул пару раз и, тихонько пискнув, умолк – кончился заряд батареи.

Глава 5

Мой компаньон снова улетел в Европу на своем любимом “Конкорде”, а я остался решать текущие дела.

Мне все больше не нравилась скорость, с которой текло время, и я все чаще ощущал, что если все продолжиться так же и дальше, нам не успеть ни к девяносто первому, ни к девяносто пятому. Нам требовалось создать эффективный механизм циркуляции денег между двумя экономиками. С доходной частью еще более-менее было понятно – деньги текли полноводной рекой отовсюду: от наших банков, фондов, от тех трех сотен фирм и фирмочек, что весь прошлый год учреждал и перекупал Захар по всему миру. Они работали на всех биржах, чей дневной оборот превышал миллиард долларов, и с настойчивостью пылесоса собирали излишки капиталов. Американской их частью занимался теперь Снайл и здесь успехи были более всего заметны. Впрочем, это было совсем неудивительно – возможности фондового рынка в США и в любой другой стране мира отличались кардинально. Только в Токио, где непрерывный рост капитализации эмитентов продолжится еще три года, выведя ее по этому показателю едва ли не на первое место в мире, Торонто и Лондоне оперировали сравнимыми объемами. Причем японцы, несмотря на лидерство в области электроники – и бытовой и промышленной, очень не спешили компьютеризировать свою биржу и к электронным торгам на ней придут только в 1999 году – одной из последних. В будущем к этим площадкам присоединятся Гонконг, Шанхай и Мумбай, а все остальное так и останется региональной мелочью, чей годовой оборот едва превышал объемы торгов в Нью-Йорке за пару недель. Впрочем, все как обычно – относительно. Американские компании, которые в большинстве и торговались на местных площадках, имели огромную капитализацию при очень невысоких в сравнении с японцами или европейцами прибылях и товарообороте. Легко могло оказаться, что компания с годовым оборотом в двадцать миллиардов долларов имеет капитализацию в сто миллиардов долларов, в то время как в Европе все было наоборот – компания стоимостью в десять миллиардов легко могла выпустить продукции на сто. Поэтому основная прибыль европейцев и японцев – от прямой деятельности: сколько SONY выпустит Walkman'ов, такую прибыль и получит, сколько Siemens сделает электродвигателей и сможет пристроить – на такую сумму перед акционерами и отчитается. В то же время в США прибыль компании в большей степени определялась ее успехами на фондовом рынке. Этим мы и пользовались – оторванностью биржевых спекуляций от промышленных реалий.

А вот что делать с расходами – ясности так и не возникло. Я очень надеялся на приезд Майцева-старшего, и ему уже было отправлено приглашение от местного университета, в рядах спонсоров которого с недавнего времени значилась и “Первая торговая компания Смита”, но вместе с тем прекрасно понимал, что организовать что-то масштабное за столь короткое время уже практически невозможно. Даже будь ты четырежды гением – в одиночку это сделать не получится. К тому же я очень боялся нарваться на каких-нибудь Петриков и упустить тех, кто действительно мог совершить прорыв в науке.

На той волне обожания и любви к Горбачеву, что одолела практически все западные круги, можно было попытаться это сделать, но уже чуть позже – года с девяностого это с каждым днем станет делать труднее, потому что вакантные места “советников” займут не наши люди. Следовало начинать превращение капитала во что-то более весомое, вроде опытных предприятий и исследовательских центров, но страшно было отдавать в чужие руки даже незначительную мелочь – как сказал один из инвестбанкиров: “если бы я давал деньги кому попало – я никогда не стал бы миллионером”.