Другой Путь

Вот так и стал Захар Майцев слушателем курсов делового администрирования.

А в Союзе тем временем начинались новые времена. Даже американская пресса стала куда шире освещать происходящие там события. Горбачев сказал это, Горбачев вышел к народу, Горбачев заявил.

Первый его выход к народу – в Ленинграде: в плотной толпе людей он отвечал на вопросы граждан, и в ответ на просьбу «будьте ближе к народу» метко заметил, что ближе уже некуда! Ленинградцы радовались как малые дети, а местные газеты написали, что второго такого талантливого популиста не знала даже богатая на подобное американская земля.

Даже Сэм заинтересовался событиями в «далекой, холодной России». Потому что, по его мнению, там затевалось что-то колоссальное, большое «как мой живот, черти бы его задрали»! И Михаил Сергеевич не подвел своего заокеанского почитателя: новый Генеральный секретарь принялся за обновление рядов соратников – большинство из тех, кто выбирал его на главный пост страны, он отправил на пенсию. Вместо них были назначены новые люди, совершенно неизвестные широким массам. Да и как им быть известными, если политика в Союзе – дело совсем не публичное? Если говорить из телевизора и газет о политике может только Генеральный секретарь ЦК да министр иностранных дел, уполномоченный на это Генеральным секретарем? Сэм с трудом произносил невыговариваемые для него русские фамилии новых назначенцев: «Рыжкофф, Лигачофф, и этот, новый из форейн-офис[50]… Чеварнадже… дсе… Че-вар-назе, что за идиот придумал русским такие непроизносимые фамилии?! Они даже здесь сообразили, как им запутать наших шпионов – пока будешь выговаривать фамилию нового министра иностранных дел – состаришься, дьявол его задери!»

– Помяни мое слово, Сардж, что-то назревает у комми, – говорил Батт, сидя перед вечерними новостями по NBC, что начинались сразу после «Санта-Барбары». – Этот молодой выскочка так бодро взялся за работу, что того и гляди чего-нибудь натворит!

И прогноз Батта незамедлил сбыться – в Союзе грянула антиалкогольная кампания.

Мне вспомнился тощий волосатый Васян, который и соображать-то начинал только после принятия утренних пятидесяти граммов. Наверное, правы были люди в ЦК, решившие оградить страну от влияния «зеленого змия». Но почему-то была уверенность, что это благородное начинание выльется в еще одну очередную трагедию: советская власть начинала подобную кампанию уже в пятый раз и каждый раз проигрывала схватку – пили с каждым годом больше. Ценой последнего проигрыша станет существование страны. Никто, похоже, не считал заранее возможные экономические последствия для СССР от этой авантюры. Убежденные в своей правоте товарищи из ЦК бросились внедрять передовое начинание. Наплевав на разъяснительную работу, на необходимость компенсации поступлений в бюджет – глаза застила необходимость доложить о принятых мерах по исполнению партийной инициативы. На этой кампании разбогатеют очень многие дельцы «теневого бизнеса», получавшие по 100–200 % прибыли в день, а государство уже через год поимеет бюджетную дыру шириной в Гранд-Каньон. Обвалившийся параллельно рынок нефти совершенно уничтожит формирующийся государственный бюджет, заставив Горбачева и его камарилью искать дополнительные доходы в частной инициативе граждан. И будь молодой Генсек немного потверже, возможно, стране и удалось бы вырулить между национальными, политическими и экономическими интересами своих составных частей. Но, как назло, это был самый мягкотелый из коммунистов, склонный к интриганству и чурающийся ответственности.

Все это вспоминалось каким-то фоном, словно происходило не со мной. Наверное, так оно и было – потому что все годы правления Горбачева я проведу в Америке.

А здесь тоже происходило бурление народных масс – Ронни Рейган провозгласил, что в основу безопасности Штатов отныне будет положена Стратегическая Оборонная Инициатива. Предполагалось, что после построения «космического зонтика» из спутников, оснащенных противоракетами, лазерными пушками и точными средствами наведения на цель, накопленный коммунистами ядерный арсенал станет бесполезным. Все очень красиво выглядело в тех мультиках, что крутились по телевидению и куда менее достойно в передачах серьезных обозревателей.

Оставшись на ферме вдвоем с Сэмом, мы спорили до хрипоты – возможно или нет таким образом обезопаситься от внешней угрозы, считали размер необходимых затрат и все больше приходили к выводу, что вся программа СОИ – хитро продуманный блеф, призванный еще сильнее нагрузить и без того еле сводимый бюджет Советского Союза. Для самой Америки это была масштабная рекламная акция, которую никто всерьез не рассчитывал воплощать. Но часто достаточно показать намеренья и решимость, чтобы вызвать в стане врага панику. На это и рассчитывал мистер Рейган.

Захар, между тем, полностью погрузился в учебу. Он приезжал теперь на ферму раз в две недели, всегда с горящими глазами, нахватавшийся таких историй сверхскоростного обогащения, что захватывало дух.

Для него было большим откровением, что вся жизнь в оплоте капитализма была посвящена лишь накоплению богатства и его распределению между членами общества. Этому было подчинено все: средства массовой информации, литература, искусство, сотни доморощенных религиозных организаций, восхваляемая отовсюду благотворительность, некоммерческие фонды – все служили только золотому тельцу. И оценка их работы сводилась лишь к определению их экономической эффективности: есть доход – ты на коне, уважаемый член общества. Нет дохода – и ты никчемный бездельник, чем бы ты не занимался. Комсомольская закалка и окружающая действительность создавали непреходящий когнитивный диссонанс[51] в душе Майцева, требовавший немедленного выхода.

– На прошлой неделе разбирали кейсы[52] с историями Кока-Колы, – рассказывал он. – Представляешь, что произошло на Филлипинах лет десять назад?

– Откуда, Захар? Ты же у нас гуру от бизнеса, не я.

– Они проводили лотерею. Ну эта, обычная их фишка – «посмотри номер под крышечкой и выиграй сто баксов!» Вот и на Филиппинах замутили они подобную вещь. Все прошло как по нотам – увеличение продаж на пятнадцать процентов, выплата выигрышей в размере одного процента от увеличившихся продаж – сплошная прибыль. И если бы дело было в Германии – все бы так и шло, как раньше: лотерея «под крышкой» раз в полгода, спровоцированный рост доходов, все рады. Но дело было на Филиппинах. А там народ бедный, практически нищий. И очень желающий разбогатеть. Даже сильнее, чем американцы. Так вот, когда провели вторую лотерею, с выигравшими крышечками приперлось гораздо больше народу, чем рассчитывали в отделе маркетинга Кока-Колы. Больше, чем было напечатано «счастливых крышек». И знаешь почему?

– Подделали номера?

– Нет, – ухмыльнулся Захар. – Номера были самые что ни на есть натуральные! Как я уже говорил, Филиппины нищая страна. Тысячи жителей, выпив колу с невыигрышными номерами, не выбросили крышки. Они сохранили крышечки от предыдущего розыгрыша! Полгода хранили эти жестянки – до следующего «тиража». А в правилах нигде не указано, какого выпуска должны быть крышки, главное, чтобы совпал номер. Пришлось Кока-Коле выплачивать все эти джек-поты.

И я задумался о том, что неважно, что имеют в виду составители правил, важно, как эти условия донесены до общественности.

Здесь еще считали инвестиционную привлекательность компании как отношение дивидендных выплат к цене за акцию, и если бумага окупалась меньше, чем за шесть-семь лет, такое вложение считалось подходящим. Но я-то знал, что мир уже стоит на пороге новой эры – когда доходность не имеет никакого значения, а привлекательность актива формируется только постоянным на него спросом. Apple и Google, в конце концов, и вовсе не платили никаких дивидендов своим акционерам по пятнадцать лет, и были при этом так привлекательны, что их бумаги расходились как горячие пирожки. А потом, когда Apple все-таки решилась на выплату, то срок окупаемости акций в расчете на предложенные дивиденды составил на тот момент что-то около двухсот лет. Но это, конечно не предел. Были и такие компании, у которых этот показатель приближался к двум тысячам лет и при этом их акции дорожали и дорожали – словно инвесторы решили жить вечно. Поэтому мне было ясно, что со старыми мерками, с тем инструментарием, что достался нам от прежних трейдеров, делать на рынке нечего – нужны новые решения.