Страница 16 из 79
Учитывая большой интерес москвичей, да и не только москвичей, предстояло выбрать такое помещение, которое вмещало бы достаточно большое число зрителей и в тоже время было удобно для участников.
Остановились на Музее изящных искусств (ныне Музей изобразительных искусств им. Пушкина). Было что-то символичное в том, что лучшие представители шахматного искусства творят среди произведений великих мастеров живописи и скульптуры прошлого.
Правда, с первым туром произошел конфуз: зрителей пришло свыше четырех тысяч, и порядка было мало. Однако вскоре все наладилось. Уже в первом туре случились две сенсации — Ботвинник в 12 ходов победил Шпильмана, попавшего на дебютную заготовку, а Капабланка на 30-м ходу просрочил время в проигранной позиции против Рюмина. Тот вообще выиграл первые три партии, но затем в лидеры вышел Ботвинник, набравший в семи турах шесть с половиной очков. В дальнейшем борьба за победу в турнире шла между ним и Флором. Перед последним туром они делили первое-второе места. Флору предстояло играть с Алаторцевым, Ботвиннику с Рабиновичем. А теперь предоставим слово Ботвиннику:
«Стук в дверь, и входит Николай Васильевич Крыленко.
— Что скажете, — спрашивает он, — если Рабинович вам проиграет?
— Если пойму, что мне дарят очко, то сам подставлю фигуру и тут же сдам партию…
Крыленко посмотрел на меня с явным дружелюбием:
— Но что же делать?
— Думаю, что Флор сам предложит обе партии закончить миром: ведь нечто подобное он сделал во время нашего матча…
Я хитро усмехнулся.
— К тому же он может бояться, что Рабинович мне „сплавит“ партию.
Тут же заходит С. Вайнштейн: Флор предлагает две ничьи.
Крыленко просиял. Рабинович дал согласие, но Алаторцев уперся — решил поиграть на выигрыш. Посоветовались с Флором.
— Пусть играет. Будет ничья…
Началась игра. Несмотря на запрещение Крыленко, я первый предлагаю ничью. Задача Флора была сложной, так как Алаторцев все же умудрился попасть в трудное положение, но честный Флор сделал ничью».
Насчет этических проблем, связанных с предварительным соглашением на ничью в последнем туре, мы еще поговорим специально в дальнейшем, а сейчас вернемся к турниру. Третьим был экс-чемпион мира Эм. Ласкер. Старейший участник турнира (ему было уже 67 лет) не проиграл ни одной партии и победил своего старого соперника Капабланку. Последний оказался только на четвертом месте. Пятым был Шпильман, а 6—7-е места поделили Кан и Левенфиш. В первой десятке, вместе с Лилиенталем, оказались Рагозин и Романовский. Первый из них получил специальный приз за лучший результат против иностранцев — 6 очков из 8. Самое же важное, что в отличие от турнира 1925 года советские участники в сумме набрали более 50 % очков. Всего на пол-очка, но более.
За этот успех Ботвиннику было присвоено звание гроссмейстера, а нарком тяжелой промышленности С. Орджоникидзе премировал его легковой машиной: «за умелое сочетание технической учебы с мастерством шахматной игры», как было сказано в постановлении. В то время Ботвинник уже был аспирантом Политехнического института.
Турнир исключительно широко освещался в средствах массовой информации. Газеты печатали подробные отчеты о каждом туре, о результатах сообщалось по радио. И неудивительно, что шахматы тогда привлекли многих московских школьников. Среди них был и я, ученик 6-го класса. Сыграв в школьном турнире, я получил начальную, пятую категорию, и был счастлив, получив квалификационный билет.
Ласкер вместе с женой прибыл в Москву из Лондона, где он проживал в скромном пансионе. После прихода нацистов к власти в Германии он был вынужден покинуть родину, бросив все — квартиру, дачу, сбережения. Ласкер обратился к Крыленко с просьбой разрешить ему переехать в Москву. Во время турнира этот вопрос был решен. В центре города ему предоставили отдельную квартиру. С. Флор и А. Лилиенталь нашли в Москве подруг жизни и тоже остались жить в Москве.
Вскоре по окончании турнира произошло еще одно важное событие — начала регулярно выходить (один раз в 5 дней) шахматно-шашечная газета «64», в которой широко освещалась шахматная жизнь страны.
Следующий международный турнир пришлось ждать недолго. Как рассказывал Ботвинник, в начале 1936 года он написал Крыленко письмо, в котором, проанализировав итоги соревнования 1935 года, предложил провести в Москве новый турнир.
Как он объяснял, в 1935 году играли и сильные гроссмейстеры, и мастера, уступающие им в классе, и по итогам этого соревнования трудно судить о подлинной силе каждого участника. Иное дело турнир, где встречаются лишь сильнейшие. Поэтому Ботвинник предложил пригласить в новый турнир пять сильнейших иностранцев и отобрать пять лучших советских мастеров. Он утверждал, что это будет настоящей проверкой и хорошей тренировкой.
Однако здесь возникала проблема — как отобрать эту пятерку. Конечно, наиболее справедливым было бы устроить специальный отборочный турнир, однако, видимо, посчитали, что времени для него нет, и пошли по пути персональных приглашений. Советскими участниками стали Ботвинник, Кан, Левенфиш, Рагозин и Рюмин. Первые четверо — согласно результатам турнира 1935 года. Последний, по-видимому, как чемпион Москвы.
Конечно, были и недовольные этим решением. В первую очередь Романовский, разделивший 9—10-е места с Рагозиным. Был недоволен сильнейший мастер Украины Богатырчук, много позднее писавший, что его не пригласили из-за того, что он систематически обыгрывает Ботвинника. Выражал недовольство и Алаторцев — второй призер чемпионата страны 1933 года. Он даже спрашивал Крыленко, почему его не пригласили, и, как рассказывала его жена, получил ответ: будто бы Ботвинник заявил — «Если пригласят Алаторцева, я играть не буду!»
Из иностранцев вновь пригласили Капабланку, Ласкера, Флора и Лилиенталя. Хотели добавить хотя бы одного из молодых американцев, но Фаин и Решевский отказались от участия из-за того, что сроки турнира почти совпадали с чемпионатом США. И вместо них добавили Э. Элисказеса, сильнейшего шахматиста Австрии.
На этот раз соревнование, проходило в Колонном зале Дома Союзов. Игра продолжалась 7 часов, с одним часовым перерывом. После первой половины турнира лидировал Капабланка, а преследующие его Ботвинник, Ласкер и Рагозин отставали на полтора очка. Во втором круге Ботвиннику удалось сократить разрыв до пол-очка перед последним туром. Однако после финиша разрыв между ним составил очко. Третьим был Флор, отставший от второго призера на два с половиной очка. Четвертым стал Лилиенталь, а пятым — Рагозин. Лишь шестое место занял заметно сдавший к концу соревнования Ласкер. Турнир проходил в июне. В Москве стояла сильная жара, кондиционеров тогда еще не было, и от жары страдали и сами участники, и многочисленные зрители.
Подводя итоги турнира, Ботвинник писал:
«На сей раз советские участники сыграли лучше, чем в 1935 году, — зарубежные участники не продемонстрировали очевидного перевеса, а испытание было серьезным. Цель соревнований была достигнута — появилась уверенность в силе советских мастеров, можно было с надеждой взирать в будущее…»
Строго говоря, оценку Ботвинника можно принять лишь с большой натяжкой. В отличие от предыдущего турнира советские участники проиграли матч иностранцам со счетом 43:47, то есть набрали менее 50 % очков. Из наших шахматистов своим результатом могли быть довольны лишь двое: Ботвинник, опередивший своего уже постоянного конкурента С. Флора, и Рагозин, вошедший в первую пятерку. Остальное трио, разделившее вместе с Элисказесом 7-10-е места, вряд ли было удовлетворено итогами турнира. Однако для Ботвинника уже стало привычным, говоря «Мы — советские участники», подразумевать фактически только себя.
Вот Капабланка, несомненно, был доволен: он не только завоевал первый приз, но наконец-то опередил своего старого конкурента Ласкера. На радостях экс-чемпион мира совершил большую гастрольную поездку по Украине, посетив Киев, Днепропетровск, Одессу и Харьков, причем первый раз в своей жизни летал на самолете. Перед этим он прямо на аэродроме попросил листок бумаги и… написал завещание.