Страница 2 из 70
Этот плодотворный период завершается романом «Обнаженное солнце» (1957). Затем, словно устав от фантастики или исчерпав запас тем, Азимов с поразительной энергией продуцирует научно-популярные книги, лишь изредка, к радости любителей научной фантастики, публикуя рассказы, и только в 1972 году, после пятнадцатилетнего перерыва, выпускает новый роман — «Сами боги».
Расцвет его деятельности как писателя-фантаста совпадает с так называемым «золотым веком» американской научной фантастики. На рубеже 30-х-40-х годов, наряду с задающей тон бесшабашно-приключенческой фантастикой и фантастикой узко технологической, возникло еще одно направление, которое Азимов называет «реалистическим». Возглавил его Джон Кэмпбелл, редактор журнала «Эстаундинг сайнс фикшн» («Поразительная научная фантастика»). Кэмпбелл требовал от авторов не только научной подготовки, но и вдумчивых оценок возможностей будущего, прежде всего по линии воздействия научного прогресса на общество. Кроме Азимова постоянными сотрудниками журнала были Роберт Хайнлайн, Теодор Старджон, Спрэг де Кэмп, Ван Вогт, Пол Андерсон, Лестер дель Рей и другие. Все они на долгие годы заняли ведущее положение в американской научной фантастике.
Такой подбор авторов, пишет Азимов, дал интересные результаты: «Задолго до того, как человечество стало задумываться над тем, куда заведет нас распад атома урана, птенцы Кэмпбелла изобретательно и умело раскрывали перед читателями последствия этого открытия». Подтверждением сказанному служат рассказы Хайнлайна «Неудовлетворительное решение» (1941) и К. Картмилла «Предельный срок» (1944). Любопытная деталь: оба рассказа заставили ФБР заподозрить утечку военных тайн, тогда как на самом деле это были всего лишь результаты дедукции на основе опубликованных данных. В таком же духе, с опережением реальных возможностей аргументировались повести о межпланетных путешествиях, роботах, компьютерах и т. д.
Не все писатели этой группы имели хорошую научную подготовку. Азимов среди них был самым образованным. Но все они понимали — по крайней мере так считает Азимов, — что в мире происходят быстрые перемены, и судьба человечества зависит от того, как будут использованы достижения науки и техники, как будут решены назревшие задачи, прежде чем станут неразрешимыми.
Нельзя, однако, забывать, что в социологических построениях миров будущего так или иначе все они технократы. Беспредельные научно-технические возможности, как правило, прилагаются к прежнему базису и неизменным по сути экономическим отношениям. Критика системы идет «изнутри» и почти никогда — «извне».
Однако, если присмотреться внимательней, группа была не столь уж единой. А позднее выявились и политические расхождения (например, Хайнлайн отошел на крайне правый фланг). Но в те времена «птенцы Кэмпбелла» подняли американскую научную фантастику на значительно более высокий уровень.
В фантастической социологии Азимов не составляет исключения. Здесь он гораздо слабее, чем в научно-техническом моделировании. Ученый по складу мышления, он тщательно мотивирует свои допущения с учетом всех возможных последствий, логически вытекающих из исходного тезиса. Он умеет создавать иллюзию правдоподобия и в тех случаях, когда сюжетные предпосылки заведомо умозрительны.
Нередко его упрекают в чрезмерной наукообразности стиля, в недостаточном внимании к внутреннему миру героев, становящихся «рупорами идей». И в самом деле, книгам Азимова порой не хватает человеческого тепла, непосредственных жизненных ощущений. Он и в фантастике остается ученым, и ученый, случается, подавляет художника. Однако бывает и так, что жесткие, «головные» конструкции не выдерживают натиска эмоций, и тогда возникают шедевры, такие, как «Уродливый мальчуган» — торжествующий гимн материнскому чувству. Оно, это изначальное чувство, пробуждается у одинокой женщины в совершенно исключительных обстоятельствах, когда преданность равносильна самопожертвованию.
Азимов — поэт мысли. Он подкупает не оттенками и нюансами, не метафорическим языком, а ясным, логичным, увлекательным изложением, необыкновенными событиями, вытекающими из необыкновенных допущений. Тщательное обоснование гипотез обусловливает динамику действия. В рассказах он преимущественно аналитик, в романах предпочитает авантюрный сюжет, соединяющий фантастику с детективом.
В научно-фантастической литературе Азимову принадлежат два открытия: он «очеловечил» роботов и «расселил» человечество по всей Галактике.
Механические и биологические роботы (андроиды) создавались в воображении с давних времен. «Попытки создания искусственной жизни, — говорит по этому поводу Азимов, — казались смертным грехом и заслуживали сурового наказания. Одно за другим появлялись произведения, повести и романы, где с мрачной неизбежностью робот уничтожает своего создателя и гибнет сам… Но только в 1939 году, насколько мне известно, некий автор научно-фантастических повестей впервые попытался рассмотреть проблему роботов с позиций технических наук. Без ложной скромности признаюсь, что это был я».
Сформулированные Азимовым «Три закона роботехники» приняты почти безоговорочно как постулат, хотя сам он старается их обходить или придавать им расширительное толкование. Главные герои его рассказов — человекоподобные машины разных конструкций, действующие в трудной обстановке, нередко в критических ситуациях. Общность проблем кибернетики будущего и постоянный образ умнейшей женщины-робопсихолога Сьюзен Кэлвин объединяют рассказы в связный цикл. Книга «Я, робот» оказала, пожалуй, не меньшее влияние на развитие научной фантастики, чем «Машина времени» Уэллса.
Позднее Азимов обратился к андроидам. В «Стальных пещерах» и «Обнаженном солнце» расследованием загадочных преступлений занимается человек Лайдж Бейли и Р. Дэниел Оливо — андроид («Р» перед именем значит «робот»). «Р. Дэниел, — характеризует его автор, — силен, идеально уравновешен, абсолютно разумен и не подвластен эмоциям, однако его возможности ограничены тремя законами роботехники, и его разум действует строго формально. Каждый раз честь раскрытия преступления принадлежит Лайджу Бейли».
Неожиданно Р. Дэниел оказался столь привлекательной личностью, что Азимов получил множество писем, утверждавших, что нет оснований отдавать решительное предпочтение человеку. Такие претензии, по словам писателя, заставили его задуматься над проблемой: «Только ли человеческое тело делает человеческое существо человеком? Или это ум? Если машина думает, как человек, и даже лучше, важно ли внешнее сходство?»
И тогда на третьем этапе появляется совершенная ЭВМ по прозвищу «Мультивак» — хранилище мировой статистики, экономической и демографической информации, ежедневных новостей, сведений, касающихся людей всего мира…
Гипотеза о всеобъемлющем электронном мозге, получившая распространение в американской научной фантастике, послужила Азимову поводом для философских раздумий и сатирических обобщений («Все грехи мира», «Последний вопрос» и др.).
В рассказах о роботах речь идет о сравнительно недалеком будущем. В трилогии «Установление» и романах, образующих «треугольник» («Камешек в небе», «Звезды как пыль», «Космические течения»), — о человечестве «галактической эры», заселившем миллионы планет.
Прочитанный в юности труд Гиббона «История упадка и разрушения Римской Империи» навел Азимова на мысль создать нечто подобное в масштабах Галактики. Всечеловеческая галактическая Империя со столицей на планете Трантор достигла невероятного могущества, но ее раздирают противоречия: войны, интриги, заговоры, соперничество деспотов, алчность дельцов, восстания порабощенных масс — примерно го же», что когда-то происходило в Римской Империи и происходит в любом эксплуататорском обществе. В конце концов центробежные силы разрушают этот конгломерат. Галактическая Империя распадается, население разрозненных планет регрессирует. В перспективе — тысячелетия варварства, пока не начнется новый цикл возрождения на демократических, прогрессивных началах…