Страница 94 из 129
«Язык-мышление» или «мышление и язык»? Ответ Сталина и ответ Марра
Затем Сталин ответил на второй вопрос Крашенинниковой:
«2. Вопрос . Маркс и Энгельс определяют язык как “непосредственную действительность мысли”, как “практическое… действительное сознание”. “Идеи, – говорит Маркс, – не существуют оторвано от языка”. В какой мере, по Вашему мнению, языкознание должно заниматься смысловой стороной языка, семантикой и исторической семасиологией и стилистикой, или предметом языкознания должна быть только форма?» {527}
В первой статье Сталин уже пытался осторожно дать оценку семантике (семасиологии), отводя им второстепенную роль в изучении языка по сравнению с грамматикой и фонетикой, следуя в этом вопросе за традиционной лингвистикой конца XIX века, а точнее – за мнением Чикобавы. Но как раз семантика (семасиология), а именно анализ «семантических пучков» и реконструкция истории значений, были любимыми детищами Марра. Судя по контексту, основной источник, из которого Сталин черпал знания об этих областях, был пятидесятый том БСЭ первого издания. В современном архиве Сталина этот том отсутствует, но среди остатков его библиотеки он сохранился. В пятидесятом томе БСЭ о семантике сказано крайне скупо, зато отдельно и подробней сказано о семасиологии, причем трактовались эти понятия в марровском духе. Похоже, что этим и объясняется настороженное и даже пренебрежительное отношение Сталина к важнейшему и интереснейшему разделу лингвистики, которым после выступлений Сталина в 1950 году в СССР практически перестали заниматься. Автором и этих статей в БСЭ была все та же Р.О. Шор. О семантике Сталин почерпнул из БСЭ следующее: «Семантика ( греч . semantikos – имеющий значение, выразительный), лингвистический термин, обозначающий: 1) смысловую сторону языка в целом или его отдельных элементов (слов, частей слов); 2) отдел языкознания, изучающий значение слов. См. Семасиология» {528} . О последней говорилось подробнее: «Семасиология ( греч . semasis – образованное от sema – знак и logos – слово, наука), раздел языкознания, изучающий значения слов и изменения этих значений». Затем кратко излагалась история дисциплины от Платона до начала ХХ века. В качестве вершины, которой достигла семантика к ХХ веку, указывалось учение Марра, связавшее изменения значений слов-понятий с историей общества и с его социальной (классовой) структурой, а мы добавим, то есть то, что позже на Западе стали называть «социолингвистикой». «Тем самым, – писала Шор, – С. приобрела особую важность среди других разделов науки о языке». Для подкрепления тезиса об особо марксистском характере семантических изысканий Марра автор процитировала то же самое высказывание классика, которое шестнадцать лет спустя процитировала Крашенинникова в письме Сталину: язык есть «практическое… действительное сознание» и т. д. Кроме того, Шор привела формулировку «закона функциональной семантики Марра» и подкрепила его наиболее яркими марровскими иллюстрациями, подтверждающими, что «при сохранении социальной функции название обычно переноситься на новый предмет» {529} .
Из всего этого для Сталина стало ясно одно – речь идет о смысловой стороне слова и языка и то, что именно Марр настаивал на приоритете изучения семантики и семасиологии перед грамматикой языка. Марр даже как-то, горячась, заявил, что изучение исторической грамматики вообще пустое занятие. Такого рода хлесткие заявления академика Марра отмечал и Чикобава в своей застрельной статье. Сталин, не рискуя вдаваться в обсуждение достоинств и недостатков семантики как науки, тем не менее, не колеблясь, и ей указал «подобающее место»:
« Ответ. Семантика (семасиология) является одной из важных частей языкознания. Смысловая сторона слов и выражений имеет серьезное значение в деле изучения языка. Поэтому семантике (семасиологии) должно быть обеспечено в языкознании подобающее (! – Б.И. ) ей место.
Однако, разрабатывая вопросы семантики и используя ее данные, никоим образом нельзя переоценивать ее значение и тем более – нельзя злоупотреблять ею. Я имею в виду некоторых языковедов, которые, чрезмерно увлекаясь семантикой, пренебрегают языком как “непосредственной действительностью мысли”, отрывают мышление от языка и утверждают, что язык отживает свой век, что можно обойтись и без языка» {530} .
Кусочки цитат из работ классиков марксизма, перекидываемые оппонентами через годы, как шарики пинг-понга через сетку игрового поля, как раз указывают на приоритет смыслового аспекта языка (мышления) в развитии общечеловеческой цивилизации. Сталин же уводит разговор от семантики в сторону обсуждения совсем иного вопроса – возможно ли мышление без языка? В связи с этим он привел выдержку из основополагающей поздней работы Марра «Язык и мышление», сознательно вырывая цитату из контекста. В то же время сам факт цитирования и иные конкретные отсылки Сталина к разным работам Марра говорят о том, что в процессе подготовки своих публикаций вождь не раз обращался к первоисточнику, а не только усваивал отдельные критические положения и цитаты из вариантов статьи Чикобавы, БСЭ и других работ участников дискуссии.
«Обратите внимание на следующие слова Н.Я. Марра, – продолжал Сталин, – “Язык существует лишь, поскольку он выявляется в звуках; действие мышления происходит и без выявления… Язык (звуковой) стал ныне уже сдавать свои функции новейшим изобретениям, побеждающим безоговорочно пространство, а мышление идет в гору от неиспользованных его накоплений в прошлом и новых стяжаний и имеет сместить и заменить полностью язык. Будущий язык – мышление, растущее в свободной от природной материи технике. Перед ним не устоять никакому языку, даже звуковому, все-таки связанному с нормами природы” (См. “Избранные работы” Н.Я. Марра).
Если эту “труд-магическую” тарабарщину перевести на простой человеческий язык, то можно притти (так в тексте. – Б.И. ) к выводу, что:
а) Н.Я. Марр отрывает мышление от языка;
б) Н.Я. Марр считает, что общение людей можно осуществить и без языка, при помощи самого мышления свободного от “природной материи” языка, свободного от “норм природы”:
в) отрывая мышление от языка и “освободив” его от языковой “природной материи”, Н.Я. Марр попадает в болото идеализма» {531} .
Сталин правильно определил самое важное положение позднего варианта концепции Марра и, конечно же, точно уличил его в «идеализме». Но, вырвав из контекста и без того запутанный и, как всегда, многослойный и аллегорический текст Марра, он представил академика в дурацком обличье. Воспроизведем то, что предшествовало цитате Марра в сталинской статье, рассчитывая на снисходительность современного читателя к специфической форме выражения неординарных мыслей великого косноязычного лингвиста. Беря на себя смелость давать столь высокую оценку научной деятельности Марра после уничижительной критики почетного академика И.В. Сталина и других выдающихся ученых, я всего лишь следую за академиком Б.Б. Пиотровским (и другими лингвистами – сторонниками Марра), близко наблюдавшим и учившимся у Марра, а в преклонные годы вспоминавшим: «Лекции были трудными, так как гениальный ученый не всегда мог отделить второстепенное от самого существенного и слишком прямолинейно применял “историзм”, с чем было трудно согласиться. Но как историк культуры он развил учение о семантике, которое явно выходило за рамки языкознания» {532} .
Так все-таки гений или вульгаризатор и даже – шарлатан? Судите сами, постаравшись непредвзято вникнуть в марровский текст-ворожбу:
«Каков же будет язык, единый язык будущего бесклассового общества, а с ним роль мышления?
За многие сотни тысяч лет, миллиона три, сменились орудия производства стандартизированных языков, при учете мышления качественно четырех языков: ручного языка, победившего комплексный не дифференцированный пантомимо-мимическо-звуковой пиктографический со зрительным мышлением; локализовав мышление в правой руке, ручной язык взял верх и, стандартизированный, охватил весь мир; его сменил звуковой язык в первой стадии своего развития с тотемическим мышлением, космическим и микрокосмическим, развернутым в пределах возможностей ручной речи, на второй стадии – с формальным логическим мышлением, когда оно стало воспринимать мир аналитически, все более и более проникая в технику его построения и утрачивая чувства целого, синтез со сменой орудия мышления (всего тела, рук и лица, полости рта и звуков), орудия восприятия (сердца, ушей) и локализация мышления в правой руке (в сердце и, наконец, в голове).