Страница 100 из 129
Никаких «победителей» и никакой преемственности по восходящей линии от родового к племенному, а от него к современному национальному языку не может быть. Марр насмешничал, говоря, что эти представления подобны «генеалогическим построениям по типу “родословия от папы и мамы”» {574} . Кстати, многие генеалогические модели происхождения языков внутренне как бы подразумевают, что языковые семьи восходят в конечном счете к реальным человеческим парам или к родственным семьям. В Средние века и вплоть до конца XVIII века для обоснования подобных генеалогий искали опору в библейских текстах и в особенности в библейских генеалогиях, а затем уже в конкретном этнографическом и языковом материале. Но, как мы знаем, Ветхий и Новый Завет говорят об источнике происхождения языка совершенно иное. И Марр до революции использовал библейскую терминологию в индоевропейской интерпретации, но затем, совсем не случайно, отказался от нее. Марр был прав, указывая на то, что национальные языки сложились исторически недавно, делая при этом справедливые отсылки к Ленину, связавшим формирование нации с развитием крупных промышленных городов и складыванием единого рынка централизованного государства. Санжеев, напомнив об очевидной роли столиц – Парижа, Токио, Москвы – в формировании общенациональных языков путем смешения диалектов, лавируя между высказываниями Сталина 1950 года и истиной, подвел итог: «Можно думать, что, например, так называемый московский говор и является именно одним из говоров и авангардом курско-орловского диалекта, наиболее выдвинувшимся вперед в силу исключительной роли Москвы в истории русского народа, который вобрал в себя лучшие элементы прочих говоров как курско-орловского диалекта, так и других русских диалектов. Именно в Москве курско-орловский диалект подвергся соответствующей обработке в течение длительного времени» {575} . Мне кажется, рассуждения о «лучших» и «худших» элементах по отношению к языку вообще лишено научного смысла и почти всегда имеет конъюнктурный оттенок. Стареющим большинством новояз, молодежный сленг, всегда воспринимается негативно. А вот недавно научившиеся говорить и мыслить новые поколения, не утратившие еще способностей к языкотворчеству, многое воспринимают как естественное развитие своего родного языка и культуры. В любом обществе идет бесконечная борьба «отцов и детей», в результате которой одновременно и развивается, и консервируется «материя» духа .
* * *
Возвращаясь к ответу Сталина Санжееву, напомним, что последний был специалистом в области монгольского и бурятского языков. Из «Ответа» видно, что Сталин об этом знал и даже каким-то образом, пусть и поверхностно, ориентировался в современной ситуации с монгольскими языками. Это наводит на мысль, что письменное обращение Санжеева могло быть также инспирировано самим Сталиным или теми, кто ему помогал. Но я совершенно точно знаю, что Сталин в силу государственной необходимости постоянно обращался к справочной и исторической литературе перед тем, как решать важные политические, дипломатические, военные или иные задачи в том или ином регионе земного шара. В его время Монгольская Народная Республика была даже не политическим сателлитом СССР, а фактически его составной частью, чуть приукрашенной суверенной символикой. В архиве Сталина есть материалы, которые весьма убедительно показывают, как Сталин и его наркомы сажали, снимали и уничтожали руководителей этой республики, служившей как бы моделью для обращения с руководителями стран будущего «социалистического лагеря». До войны Сталин последовательно уничтожил нескольких лидеров МНР, пока не остановился на Ю. Цеденбале. Поэтому вождь имел неплохое представление не только о политической ситуации в МНР, но и о ее экономике, культуре, этнографии, истории. Очень кратко обо всем этом говорилось в одном из томов БСЭ, вышедшем в 1938 году, где, в частности, упоминалось и имя профессора Санжеева как крупнейшего специалиста-монголоведа. Не могу не отметить, что одним из тех исторических героев древности, о которых Сталин отзывался в высшей степени положительно, был Чингизхан.
Особенно примечательно то, что в письме Санжееву, известному специалисту именно в монгольских языках, Сталин без тени смущения поучающе указал на современные монгольские диалекты в качестве примера «распада» некогда единого языка. Судя по «ответу» Санжеева на «Ответ» академика Сталина, профессор был человеком тонкого ума. В промежутках между комплиментарными фразами он упомянул об административном введении русского алфавита взамен древней системы «вертикального письма» {576} . Двусмысленно в одном абзаце сказал о вредном влиянии чужой речи и языка вообще и о положительном воздействии на монгольский язык «передового русского языка» {577} . Затем обрисовал сложную историко-лингвистическую ситуацию: «Своеобразное положение сложилось в Монголии маньчжурского периода (XVII – XIX вв.), где церковным языком издавна был тибетский (с XIV в.), официально-канцелярским преимущественно маньчжурский (особенно в VIII – XIX вв.), письменным – классическо-монгольский, в основу которого лег один из монгольских диалектов XII – XIII вв., а народно-разговорным языком – халхаский диалект» {578} . Он сообщил, что во время войны 1941–1945 годов была предпринята попытка упростить языковую ситуацию в стране вводом русской графики для «оформления нового, современного монгольского литературного языка» {579} . Но, отмечал Санжеев, реформа мало что решила: «Практически получается, таким образом, что монголы и буряты за последние послереволюционные годы перешли не со старых литературных языков на новые, а только со старого алфавита на новые, созданные на основе русской графики» {580} .Иначе говоря, вместо сближения языка и письменности, их демократизации, ничего не решив, получили дополнительные проблемы для различных поколений монгольского народа. В сходном положении оказались и другие ранее реформированные языки и письменность некоторых народов СССР, перешедших, в частности, с арабской письменности на кириллицу. Как показывает история культуры некоторых народов СССР, такие «перебивки» в графике могут быть не только бесполезны, но и вести к частичной потере культурной преемственности.
Расистские и нацистские интерпретации происхождения языка и нации
Мы подошли к главному пункту всей лингвистической эпопеи, не утратившему эмоциональной остроты и в наше время. Сталин не мог не знать ни в 30-х, ни тем более в послевоенных 50-х годах о расистских и националистических тенденциях в западноевропейской науке второй половины XIX – первой половины ХХ века, в конечном счете вылившихся в расовую политику фашистских и национал-социалистических режимов. Этот вопрос требует особого и более тщательного рассмотрения именно в связи с марровским «новым учением о языке» и в контексте инициированной Сталиным лингвистической дискуссии 1950 года. Напомним также, что Сталин, редактируя статью Чикобавы, особое внимание уделил вопросам взаимоотношений расовой теории, интернационализма, индоевропеизма и «нового учения о языке». И они действительно имеют некое общее поле проблем. Поскольку имя Марра ассоциировалось с интернационалистическими идеями, борьба на «языкофронте» 1950 годов фактически была направлена против них. Отметим, что одной из проблем, бурно обсуждавшейся в конце XIX – начале ХХ столетия, была проблема биологической взаимосвязанности нации, языка и культуры и оценки факторов чистоты или ассимиляции, гибридизации и метисизации с другими нациями, языками, культурами. В зависимости от позиции по отношению к «расовой проблеме» приоритет отдавался или биологическому, или социальному факторам.
Фундаментальные проблемы происхождения народов, проблемы общей генетики и селекции будоражили умы не только биологов и антропологов, но и психологов, социологов, политиков, публицистов, историков. Книги Г. Лебона и Г.С. Чамберлена [26] , заложившие основы «расовой теории», широко издавались до революции и в России {581} . Близких к ним взглядов придерживались и некоторые русские деятели XIX века, в частности некоторые народники. Ленин в ранней работе «Что такое друзья народа и как они воюют против социал-демократии?» с характерным сарказмом прокомментировал одну из отечественных разновидностей теории происхождения наций: «Итак, национальные связи – это продолжение и обобщение связей родовых! Г. Михайловский заимствует, очевидно, свои представления об истории общества из той детской побасенки, которой учат гимназистов. История общественности, гласит эта доктрина прописей, состоит в том, что сначала была семья, эта ячейка всякого общества, дескать, семья разрослась в племя, а племя разрослось в государство». Сталин, повторив в 1929 году основные положения своей дореволюционной национальной доктрины, процитировал этот ленинский текст {582} .