Похождения Нила Кручинина

— Придётся сделать, — мягко, но в то же время настойчиво проговорил Паршин. — Придётся, Серафим Иванович.

Яркин в волнении мял папиросу. Не глядя на Паршина, он взял фотокарточку, но мрачно пробормотал:

— Я не могу достать пропуск на ваше имя.

— Не имеет значения, — успокоил Паршин и усмехнулся. — Я не гордый. Абы войти да выйти.

— Послезавтра утром… — Заложив руки за спину, чем подчёркивал нежелание подавать Паршину руку, Яркин толкнул дверь ногой.

Когда Паршин был уже в прихожей, Яркин вдруг тихо произнёс ему в спину:

— Я бы на вашем месте уехал из Москвы. Теперь же.

— Это почему же? — обернулся Паршин.

— Я… решил сообщить о вас в милицию.

— Обо мне? — спокойно спросил Паршин.

— О вас.

— А о себе?

— Будь, что будет, сам пойду и все скажу.

Паршин несколько мгновений глядел в глаза Яркину, пожал плечами и вышел, аккуратно притворив за собою дверь.

2. КОГОТОК УВЯЗ — ВСЕЙ ПТИЧКЕ ПРОПАСТЬ

Послезавтра наутро Паршин получил от Яркина пропуск. Страх победил инженера.

До выдачи стипендии оставался один день. Паршин прошёл в институт и обследовал помещение кассы, расположение охраны, дверей.

День ушёл на раздобывание инструмента в дополнение к уже изготовленному Ивашкиным. Ночью Паршин пришёл к Яркину и, не заходя дальше прихожей, коротко бросил:

— Завтра к вечеру вам надо быть в вестибюле института.

Яркин в бешенстве захлопнул дверь, едва не ударив ею Паршина. Тот повернулся и молча ушёл.

На следующее утро Паршин проследил в банке институтского кассира, посмотрел, сколько тот получил денег, вместе с ним приехал в институт и часа два наблюдал за выдачей стипендий. Сосчитав, сколько студентов проходит в час и сколько времени осталось до конца занятий, он прикинул, что на ночь в кассе остаётся сумма, из-за которой стоит производить взлом. После того уехал к Ивашкину, чтобы выспаться.

В одиннадцать вечера в вестибюле института Паршин увидел Яркина. Бледный, со сжатыми губами, инженер делал вид, будто читает объявления на доске. Не разговаривая между собою, они поднялись в коридор, где была расположена касса. Паршин велел Яркину остаться около лестницы и следить за возможным появлением людей, сам же быстро подошёл к кассе, одним нажимом плеча выдавил деревянный ставень, бросил в комнату портфель с инструментом и быстро пролез сам. Задвигая деревянный щит, он слышал, как быстро сбегал по лестнице Яркин.

Появилась было мысль, что инженер может заявить в милицию. Но тут Паршин решил, что это опасение напрасное! Яркин уже «свой».

К началу четвёртого касса была «сработана». К разочарованию Паршина, денег в ней оказалось меньше, чем он рассчитывал. Он покинул институт через окно соседней комнаты, в которую вела дверь из кассы. Спустился из окна по верёвке с узлами. Инструмент он отвёз к Ивашкину, а сам с деньгами, поехал к Яркину. Выждав, пока ушла на работу жена инженера, Паршин вошёл спокойно, ни слова не говоря, выложил все деньги на стол, пересчитал их на глазах Яркина и, отделив тридцать процентов, подвинул ему. Яркин оттолкнул деньги, они рассыпались по полу. Паршин все так же спокойно бережно собрал их, снова положил на стол и прижал пепельницей. Попрощался и вышел. За все это время он не произнёс ни слова.

— Возьмите их… Слышите?… Возьмите сейчас же! — злобно прошептал ему вслед Яркин.

Паршин вышел, не обращая на него внимания.

Ивашкин, строя планы на будущее, напрямик поставил вопрос о том, что жить у него Паршину не следует, хранить инструмент тоже нужно в другом месте.

В первую голову Паршин отыскал место для хранения инструмента. Это был старик — ломовой извозчик, который когда-то обделывал для Ивана Петровича кое-какие тёмные дела. Старик долго упирался. Он сам бросил прежнюю жизнь и советовал так же поступить и Паршину. Целый вечер он высказывал ему свои мысли о том, как следует теперь по-новому строить жизнь, так как старый путь не имеет под собою никакого резона. По-видимому, старик искренне и крепко стал на новый путь. Паршину не хотелось спорить, он только попросил хотя бы «христа ради» на время припрятать инструмент. Старик скрепя сердце согласился.

— Только гляди, Иван Петрович, как перед богом: никакого участия в твоих делах не принимаю и принимать не стану, — твёрдо сказал извозчик на прощание. — И денег ты мне за это не сули. Не возьму, хоть на коленях подноси.

Ещё трудней оказалось с квартирой. Паршин не хотел пользоваться каким-нибудь из немногих уцелевших воровских притонов. Они проваливались один за другим, а он искал спокойного и безопасного места. На выручку пришла его наблюдательность. Найденная благодаря ей «квартира» была так же надёжна, как и необычна: Паршин постоянно проходил мимо небольшой сберегательной кассы. Заходил он несколько раз и внутрь, чтобы позвонить по автомату Яркину. Сберкасса эта состояла из двух комнат: передней — побольше, где сидели сотрудники и производились операции, и задней — маленькой, — занимаемой заведующим. В передней было зеркальное окно; в задней — небольшое оконце, забранное толстой решёткой. Обстановка задней комнаты состояла из письменного стола, американского качающегося кресла, несгораемого шкафа и большого дивана, крытого потёртой чёрной клеёнкой.

И вот однажды, когда Паршин, стоя в стеклянной будке автомата, приглядывался к жизни кассы, ему пришла в голову необычайная мысль: а что, если приспособить для жилья заднюю комнату сберкассы? Наверняка уже можно сказать: никто по ночам сюда не приходит.

Паршин провёл несложное наблюдение за временем ухода и прихода сотрудников. Они уходили почти все в одно время. Заведующий в присутствии остальных запирал кассу на два замка — простой и американский. Происходило это обычно между семью и половиной восьмого. Утром он появлялся всегда ровно в двадцать минут девятого, вместе с ним приходила уборщица. Таким образом, целых двенадцать часов касса бывала пуста. И уж наверное можно сказать, что в течение этих двенадцати часов она была так же обеспечена от неожиданных визитов уголовного розыска, как квартира самого начальника милиции.

Паршин запасся всем необходимым: будильником, который с вечера ставил на семь часов, резиновой надувной подушкой, лёгким байковым одеялом и резиновым же пузырём, который в случае крайней надобности должен был избавить его от необходимости выходить в уборную. Все это укладывалось в портфель, который на день прятался под половицу в кабинете заведующего.

Проникать с вечера в кассу для такого знатока замков, как Паршин, не составляло никакого труда. А наутро касса бывала снова заперта, и кабинетик заведующего не носил никаких следов чужого присутствия. Паршин посмеивался: карточки с лицевыми счетами вкладчиков никогда ещё не бывали под такой надёжной охраной.

Устроив таким образом свой быт, Паршин счёл возможным снова повидаться с Яркиным. Предварительно он узнал от Ивашкина, имевшего самостоятельную связь с инженером по мастерской института, что захандривший было Яркин мало-помалу пришёл в себя. Он даже принялся за работу над каким-то большим проектом. В связи с этой работой ему часто приходилось ездить в машиностроительный институт. Получив все эти сведения и убедившись в том, что в машиностроительном институте тоже имеется несколько тысяч студентов, получающих стипендии, Паршин отправился к Яркину.

Увидев Паршина, инженер сначала обомлел от удивления, потом пришёл в бешенство. Он грозил, требовал, про-сил. Он не хотел больше видеть. Паршина. Он желал, чтобы ему был возвращён старый пропуск.

Паршин терпеливо слушал. Потом, нисколько не повышая голоса, так, словно говорил с капризным ребёнком, слово за слово стал доказывать Яркину, что тот совершенно напрасно тратит силы на столь бурную сцену. Далее инженер услышал, что пропуска Паршин ему никогда не отдаст: этот документ хранится в заветном месте в качестве доказательства его, Яркина, преступной связи с Паршиным.