Похождения Нила Кручинина

Вершинин намеренно не поддерживал в Петербурге никаких преступных связей. Следовательно, он не имел и возможности сбыть там добычу. Он решил оставить все на хранение у сестры Кати.

Паршин отдал вещи Фелице с просьбой найти для них надёжный тайник. Меньше всех хлопотал Грабовский. Он был доволен тем, что наступила пауза в «делах», и решил, что может как следует развлечься.

На следующий же вечер он закатился к цыганам, где пела в хоре его любимица Ксюша. «Закат» оказался довольно солидным: Грабовский не выходил от цыган двое суток. На третьи он съездил домой за деньгами и заодно прихватил подарок Ксюше: первую попавшуюся безделку из ломбардной добычи.

Так начался провал Грабовского.

Вещица, привезённая Ксюше, оказалась частью старинного бирюзового гарнитура. Через несколько дней обновка Ксюши была взята на, заметку сыскной полицией. Вещь была негласно предъявлена владельцу и опознана им. Ксюша оказалась под наблюдением. Попал под наблюдение и Грабовский — пока ещё без определённого подозрения, а лишь как человек, который мог случайно купить краденую вещь. Слишком плохо увязывалась фигура отставного корнета и графа с ограблением ломбардной кладовой. Но чем дальше, тем определённее становилось предположение, что появление вещицы у Грабовского не случайно. Его выдал почти недельный «закат» к цыганам, во время которого он тратил большие деньги. Установление личности Грабовского, выяснение его прошлого и того, что уже несколько лет он живёт без определённых занятий, — все это перевело случайные предположения полиции в прямое подозрение. Однако полиция не хотела его спугивать, предполагая, что к нему могут слететься и сообщники. За ним следили до конца кутежа и пришли по его следам в «Мадрид». Едва он завалился отсыпаться, как к нему явились с приказом об обыске по подозрению в хранении нелегальной литературы. Разумеется, никакой литературы не нашли, но зато обнаружили в тайничке много денег и в столе ещё одну вещицу из похищенных в ломбарде. Как и было им приказано, агенты сыскной полиции сделали вид, что не обратили на деньги и на драгоценности никакого внимания. Но с этого момента следили уже за каждым шагом Грабовского в надежде выявить его связи. Действительно, не дав себе даже труда выспаться, обеспокоенный обыском, в котором чуял неладное, Грабовский по телефону назначил свидание Паршину. Встреча должна была состояться в сквере против Ильинских ворот, на скамье у памятника.

Не распознав следовавших за ним филёров, Грабовский отправился на свидание. Но напрасно просидел он на скамье целый час — Паршин не явился.

В действительности Паршин был в сквере и пришёл туда раньше Грабовского, но, более осторожный, он без труда обнаружил спутников Грабовского — агентов сыскной полиции.

В тот же день Паршин по телефону сообщил об этом Грабовскому и велел прекратить всякие сношения с кем бы то ни было из членов шайки. Грабовский понял, что его песенка спета. Не заходя домой, он уехал из Москвы.

Понаблюдав за ним в пути ещё дня два и убедившись в том, что все его связи оборваны отъездом, сыскная полиция арестовала «корнета».

Паршин понимал, что от расплаты за «лёгкую жизнь» не уйти и ему. Самое лучшее — бросить все и, переменив паспорт, а может быть, запасшись двумя-тремя паспортами, немедля, налегке, только с наличными деньгами, уехать из Москвы. Только так он мог обеспечить себе свободу… Но… на это не пойдёт Фелица. Она не захочет терять всё, что собрано в их квартире, не захочет расстаться с последней партией драгоценностей. А брать их с собой нельзя. Именно они и представляли наибольшую опасность. Значит?… Значит, оставался второй выход: поскорее ликвидировать все ценности, Фелицу — под мышку и…

Нет, выход один: бросить все и уехать. Фелицу придётся на время оставить. Она не пропадёт. Её не тронут. Она не участница в деле.

К тому времени, когда Паршин подходил к дому, решение созрело. Он ничего не скажет Фелице, позвонит ей с вокзала, когда билет будет уже в кармане. Только так.

Фелицы не было дома. Паршин наскоро собрал маленький чемодан с самым необходимым, но, подумав, бросил и его. Он достал из тайничка запасный паспорт на имя Ивана Павловича Жука, ещё раз внимательно посмотрел его данные, чтобы запомнить, сколько ему теперь лет, откуда он родом и каково его отношение к воинской повинности. Машинально перелистал старый паспорт на имя Ивана Петровича Паршина. Это был чистый и удачный паспорт, Он служил ему в самую «фартовую» полосу жизни. Фарт… Фелица… Он бросил паспорт в плиту, облил денатуратом и поджёг. Размешал пепел, чтобы не осталось следов.

Потом он переоделся в самую хорошую тройку: ехать придётся в первом классе, чтобы полиции не пришло в голову приглядываться. Когда рассовал по карманам деньги, раздался телефонный звонок. Он машинально шагнул к аппарату, но остановился и подумал, что не стоит снимать трубку. Однако пришло в голову, что это может звонить Фелица. Снял трубку. Незнакомый мужской голос вкрадчиво спросил:

— Иван Петрович?

Хотел было сказать «нет», но уже само вылетело:

— Я.

— Очень прошу вас, Иван Петрович, в ваших же интересах, выйти на минутку. Буду ждать вас на углу Последнего.

— Кто говорит?

— Сами увидите, Иван Петрович. — Незнакомец на том конце провода рассмеялся. — Сами увидите, старый знакомый. Имею сообщение наипервейшей важности. Минуток с пяток вам достаточно, чтобы накинуть пальтишон-с?… Жду-с. — Это было сказано так, что можно было подумать, будто говоривший непременно сделал при этом «ручкой».

Паршин несколько мгновений стоял с трубкой в руке. Ему казалось, что скажи тот человек ещё несколько слов, и Паршин непременно его узнает, вспомнит этот вкрадчивый голос. Он был уверен, что когда-то слышал его. Но когда и где?

Идти или не идти? Зачем идти? Ежели уж он решил бросать все… А что он, собственно говоря, потеряет, если пойдёт? Ведь не кончается же его жизнь! Мало ли что он может узнать? «В ваших интересах»…

— Пойду! — вслух произнёс Паршин и оглядел квартиру.

Уже стоя у отворённой двери, он достал из жилетного кармана английский ключ от квартиры и положил на подзеркальник. Он ему больше не понадобится…

Подходя к Последнему переулку, Паршин перешёл на другую сторону Сретенки. Он не хотел играть вслепую, желал знать, кто его ждёт. Пригляделся к перекрёстку: никого. Решил подождать, пока не появится фигура ожидающего. Первым Паршин не выйдет на угол. Он достал портсигар и увидел, что забыл его наполнить, там лежали две последние папиросы. Обернулся, ища табачную лавочку. И тут глаза его встретились с устремлённым на него внимательным взглядом крупного, немолодого мужчины с круглым бритым лицом. На мужчине было чёрное демисезонное пальто с бархатным воротником, на голове — котелок. Когда мужчина молча приподнял котелок, Паршин понял, что только из-за головного убора, сильно изменившего внешность человека, он и не узнал его. Это был Клюшкин, известный всей преступной Москве агент сыскной полиции, Дормидонт Клюшкин — человек, славившийся феноменальной памятью на лица. Когда в идентификации преступника происходила заминка и не могла помочь дактилоскопия, призывали Клюшкина. Ежели Клюшкин «признавал», личность считалась установленной так же неопровержимо, как если бы это было доказано всеми научными средствами экспертизы.

Портсигар в руке Паршина захлопнулся сам собой, но Паршин забыл опустить его в карман. Так и держал в руке. Взгляд сыщика приковывал к себе, как магнит. Паршин понял: это последние минуты, которые он проводит на свободе. Он отлично знал, что его физической силы достаточно, чтобы справиться даже с большим, массивным Клюшкиным, с двумя Клюшкиными, но… какой смысл? Отсрочка на несколько часов?…

Руки Паршина опустились, признавая поражение.

— Курите, Иван Петрович, что же вы! — насмешливо-ласково произнёс сыщик, переходя улицу.

Паршин вспомнил про портсигар и протянул его сыщику. Взяли по папиросе. Клюшкин чиркнул спичкой.

— Ну-с? — произнёс он, пуская дым.