Страница 50 из 69
В любом случае человеку, искренне уверенному в том, что данное лекарство непременно вылечит его, оно действительно помогает. Остальные слуги уставились на меня своими темными глазами со страхом и удивлением, так что я почувствовала себя великим целителем.
Паша, который подошел посмотреть, как я помогаю его слуге, кивнул и одобрительно улыбнулся. Он выразил мне официальную благодарность за самоотверженные усилия по спасению одного из его подданных.
Спустя полчаса он уехал в сопровождении Тибальта и еще нескольких археологов.
Вместе с Теодосией и Табитой я наблюдала за их отъездом. Паша направился к лодке, ожидавшей его на берегу. Лодочники украсили ее флагами и цветами, которые, вероятно, собрали на берегу — это был аистник цикутный, яркий лиловый цветок, названный так, потому что сердцевина цветка напоминала клюв аиста, когда лепестки опадали, и еще какими-то огненно-красными цветами. Множество людей собралось посмотреть, как он садится в лодку, и выразить ему свое почтение. Было ясно, что не только слуги дворца, но и все окрестные жители трепетали перед могущественным пашой.
— Точно так все происходило и в прошлый его приезд, — заметила Табита. — Я думаю, ему понравился прием и очень понравились вы, Джудит.
— Да, он все время улыбался, — кивнула я, — но я заметила, что слуги дрожали от страха и когда он улыбался, и когда был серьезен. Может быть, здесь так принято… Одна маска выражает благодушие и милосердие, а другая злобность и жестокость… А что нам делать теперь? Можно идти спать, или предполагается, что мы должны выказывать ему свое почтение, когда он вернется с раскопок?
— Он сюда не вернется, — сказала Табита. — Его эскорт двинется дальше и встретится с ним выше по течению реки. А оттуда он быстро доберется до своего места назначения.
— Тогда я пойду спать, — сказала я. — оказывается, задабривать пашу — довольно утомительное занятие.
Тибальт вернулся лишь глубокой ночью. Я тотчас проснулась. Он опустился в кресло и вытянул ноги.
— Ты, должно быть, очень устал, — сказала я.
— Да, пожалуй.
— Я думала, это невероятное количество пищи и все эти сладости вызовут сонливость.
— Я заставил себя бодрствовать. Нужно было проследить, чтобы все прошло, как следует, и мы ничем не обидели его.
— Надеюсь, я вела себя хорошо.
— Более чем. Я даже подумал было, что он предложит мне уступить тебя. Он, видимо, решил, что ты была бы достойным украшением его гарема.
— Думаю, если бы предложение было достаточно щедрым, и ты смог бы получить приличную сумму на свои археологические изыскания, то, наверное, с готовностью согласился бы на обмен?
— Безусловно, — сказал муж.
Я захихикала.
— По правде, — сказала я, — я не слишком верю в это его благодушие.
— Он очень интересовался всем происходящим и внимательно осмотрел раскопки.
— А ты показал ему свою новую находку?
— Это необходимо было сделать. Нужно же было объяснить, почему мы работаем в этих подземных проходах. Такие вещи невозможно сохранять в строжайшем секрете. Он, конечно, чрезвычайно заинтересовался, и просил немедленно сообщить ему, как только что-то будет обнаружено.
— Как ты думаешь, Тибальт, это скоро произойдет?
— Не знаю. Мы нашли некоторые признаки того, что за стеной одной из камер что-то есть. Так как во все времена было известно, что грабители неизбежно доберутся до гробницы, то довольно часто одну погребальную камеру строили позади другой — предполагалось, что если разбойники обнаружат и ограбят одну могилу, то подумают, что искать здесь больше нечего, и не обнаружат второе, гораздо более важное захоронение. И если здесь все обстоит именно так, тот, чью гробницу так тщательно прятали, несомненно, окажется очень важной особой. Я уверен, что именно это и понял отец. — Тибальт нахмурился. — Во время экскурсии был один довольно неприятный инцидент. Помнишь, когда я водил тебя в гробницу, мы слышали шаги?
— Да, помню, — я живо вспомнила и мурашки, побежавшие по спине, и ужас, охвативший душу.
— Так вот, это снова произошло, — сказал Тибальт. — Я уверен, что где-то там был какой-то посторонний человек… или несколько людей.
— Но разве ты не заметил бы посторонних?
— Они могли спрятаться.
— А паша слышал их?
— Он ничего не сказал, но думаю, был встревожен.
— Но он мог подумать, что это — один из членов экспедиции.
— Только лишь наша маленькая группа вошла в гробницу. Я, паша, Теренс, Эван и двое слуг, без которых, казалось, паша и шагу не ступит.
— Нечто вроде телохранителей?
— Пожалуй.
— Выходит, что ему нужна защита от богов, так как состояние его семьи основано на сокровищах, украденных из гробниц.
— Ну это всего лишь легенда.
— А как себя чувствует тот юноша, которого укусил скорпион?
— Он быстро выздоравливает, благодаря тебе. Ты заработаешь репутацию колдуньи, если не будешь осторожна.
— Ну и успехов я добилась! Паша оказывает честь, предлагая место в его гареме, а кроме того, оказывается, что я обладаю волшебными снадобьями, которые храню в старой банке из-под мятного джема тетушки Доркас! Да, я тут пользуюсь просто сумасшедшим успехом! Ах, если бы обрести такое же признание и со стороны моего законного мужа и повелителя!
— Могу тебя в этом заверить со всей торжественностью.
— И что, мне когда-нибудь позволят участвовать в работе?
— Ты уже в ней участвуешь, Джудит.
— Письма! Счета! Я имею в виду настоящую работу!
— Этого я и боялся, — покачал головой Тибальт. — Я знал, что ты всегда хочешь находиться в гуще событий. Но это невозможно, Джудит. Пока невозможно.
— Я настолько непрофессиональна?
— Это очень тонкая работа. Мы должны действовать осторожно… Но так будет не всегда. Ты быстро все постигаешь.
— А Табита?
— А что Табита?
— Ты довольно часто обсуждаешь свою работу с ней.
Повисла почти неуловимая пауза.
— Она много работала с отцом, — сказал он наконец.
— Значит, она — несколько больше, чем просто любитель?
— У нее есть большой опыт.
— Которого лишена я?
— Но который у тебя со временем появится.
— Но как он у меня появится, если мне запрещено участвовать в работе?
— Со временем ты будешь участвовать. Попытайся понять меня, дорогая.
— Я пытаюсь, Тибальт.
— Будь терпеливой, моя ненаглядная.
Когда он называл меня так ласково, что случалось довольно редко, счастье мое вмиг развеивало все огорчения. Если я — его ненаглядная, то, что ж, готова подождать. Это было вполне логично. Конечно, я не могу претендовать на роль его полноправного коллеги…
— Со временем? Могу я всерьез рассчитывать на это?
Он поцеловал меня и эхом повторил:
— Со временем.
— А сколько времени мы здесь пробудем? — спросила я решительно.
— Ты уже устала?
— Вовсе нет. С каждым днем мне становится все интереснее. Я думала о Теодосии. Она рвется домой.
— Ей не следовало приезжать.
— Ты имеешь в виду, Эвану следовало оставить ее дома?
— Она слишком пуглива для участия в такой экспедиции. Что ж, если она действительно захочет поехать домой, то в любую минуту сможет сделать это.
— А Эван?
— У него здесь есть работа.
— Как я понимаю, он незаменимый член экспедиции?
— Да. Он хороший археолог… Правда, больше склонен к теоретической работе, а не к практике…
— А ты занимаешься и тем и другим?
— Конечно.
— Я так и знала. Я восхищаюсь тобой, Тибальт. Пожалуй, так же сильно, как Хаким-паша восхищен мной!
Я уснула. Но сомневаюсь, чтобы Тибальт сомкнул глаза. Наверное, он представлял себе день своего триумфа, когда найдет гробницу, остававшуюся нетронутой до его прихода — на протяжении трех тысяч лет.
На рассвете мы с Теодосией пошли на рынок. Жара становилась все более невыносимой. Теодосия так страдала от нее, что ее желание вернуться домой стало навязчивой идеей — такой же навязчивой, как ее страх перед рождением ребенка.