Страница 40 из 60
— Письмо пришло не по почте, так? Она нашла его в машине?
— Сегодня утром, — подтвердил Ла Брава. — Стекла в машине разбили вчера вечером в десять минут одиннадцатого, я посмотрел на часы. Однако записку мы обнаружили только сегодня утром.
— Вчера вечером вы выходили к машине?
— Мы услышали звон бьющегося стекла. Мы вышли, но записки тогда не видели. Она лежала на переднем сиденье. Машина была заперта, им пришлось разбить стекло со стороны водителя, чтобы подбросить записку. Сегодня утром, когда дама подошла к своей машине, она увидела в ней записку.
— По почте ничего не приходило?
— Я только что вам сказал, — повторил Ла Брава. — Она была в машине.
— Это первая записка?
— Да.
— Ничего не приходило по почте, не было никаких междугородных звонков?
— Послушайте, это ваш случай, — предупредил его Ла Брава. — Хотите обратиться в ФБР— я не против.
— Майор пока не решил.
Ла Брава переступил с ноги на ногу, глядя на слониху Рози, которая катила бетоноукладчик. Вокруг нее и на заднем плане теснились маленькие фигурки в блейзерах и белых брюках. Он сказал:
— Было бы неплохо, если бы кто-нибудь взглянул на эту записку. Вы меня понимаете? Если б кто-нибудь приподнял свою задницу, — тут он заговорил резче, — поскольку требование денег сопровождается угрозой убийства. — Он должен был держать себя в руках, говорить спокойно, но ему это удавалось с трудом. Он догадывался, что смущает Торреса.
— Сколько они потребовали? — переспросил Бак Торрес.
— Шестьсот тысяч, я тебе уже говорил.
— Мне послышалось, шесть, — возразил Торрес все тем же спокойным тоном и внезапно умолк.
— Ты чем-то подавился? — осведомился Ла Брава. — Скорую вызвать?
— Полегче, — огрызнулся Торрес, — сейчас я приду в себя. — Помолчал еще немного и добавил: — И пусть никто не притрагивается к записке.
— Спасибо за напоминание, — буркнул Ла Брава, вешая трубку. Завелся с полоборота, вот что значит отсутствие практики. А может, он так реагирует потому, что это дело затрагивает и его самого, что это глубоко личное дело. И все же не следовало дразнить полицейского, ни к чему все эти тупые шутки насчет «подавился» и прочее. Глядя на Джин, он сказал ей и Морису:
— Они еще не решили, стоит ли обращаться в ФБР.
— А я уже решила, — выпрямившись, отрезала Джин.
— Они не решили даже, приедут сюда сами или вызовут вас к себе, — продолжал Ла Брава, подойдя к столу. — Это серьезное дело, и оно застигло их врасплох. Вполне понятно, что они хотят взять тайм-аут и все хорошенько обдумать. Я знаю Гектоpa Торреса, он большой мастер — можно сказать, рекордсмен, раскрывает убийства даже через год. Он должен посмотреть и определить, нужно ли обращаться в ФБР. Строго говоря, это не федеральное дело — во всяком случае, пока. Насколько я понял, Торрес предпочел бы сам приехать сюда — без всякой помпы, без сирен и прочего, — нежели вызывать нас в участок. Кто знает, а вдруг за вами наблюдают.
— Совершенно очевидно, кто за этим стоит, — произнесла Джин. — Это он, больше некому.
— Прошлой ночью я подумал— это подростки, обкурились травкой. А утром видел в газете, в Бейруте опять взорвали машину — на этот раз начинили взрывчаткой «мерседес», причем белый. Неужели не могли выбрать «форд» или «шевроле»? — Морис оглянулся на Ла Браву и спросил растерянно: — Ты никого не видел?
— Было темно.
— Это Ричард Ноблес, — твердила Джин. — Мне достаточно было взглянуть на записку: это его манера выражаться.
— Проволока для сена, — кивнул Ла Брава. — Его дядюшка Мини Комбс — я говорил с ним вчера — тоже упоминал проволоку. Рассказывал, как папаша Ричарда складывал ее вшестеро и лупил его, когда тот был мальчишкой, чтобы дурь из него выбить.
— Не помогло, — вздохнула Джин.
— Когда я увидел записку, это слово сразу бросилось мне в глаза, — продолжал Ла Брава. — Он не знает, как оно пишется.
Перегнувшись через спинку стула, он взглянул на машинописный листок. Ла Брава умел ждать, он прочел несколько тысяч угрожающих посланий, сидя за столом в Отделе превентивных расследований, Вашингтон, округ Колумбия. Послание было напечатано через один интервал на разлинованной странице из большого блокнота, вертикальная красная черта делила страницу пополам, край растрепался, когда страницу отрывали от спирали блокнота. Шрифт — стандартный для портативных машинок. Кое-какие характерные приемы, в словах «проволка», «посмотри» большие буквы набиты поверх маленьких. Только одно слово написано неправильно — «проволока». Печать четкая, нет замазанных, стертых букв, каких-либо особых примет; тот, кто печатал, работал неумело, нажимал то сильнее, то слабее, одни буквы почти черные, другие едва видны. Эксперты по идентификации сфотографируют эту записку, сделают увеличенные копии, а потом, чтобы найти скрытые отпечатки, пропитают оригинал раствором йода, от которого бумага станет твердой и бледно-лиловой.
Ла Брава представил себе Ноблеса, склонившегося над портативной машинкой и медленно, с трудом, двумя пальцами набирающего букву за буквой. Послание выглядело так:
Твоя жизнь стоит $ 600 000.
У тебя есть три дня, чтобы собрать деньги старыми купюрами не мельче, чем по двадцать, и не крупнее, чем по сотне долларов, и не говори, будто тебе негде их взять. У тебя бабла куда больше. Добудь 4000 сотенных, 3000 пятидесяток и 2500 двадцаток. Положи деньги в двойной тридцатигаллонный мешок для мусора, а его запихни в другой мешок для мусора такого же размера и стяни проволкой. Проводка для упаковки сена будет в самый раз. Тебе сообщат, куда отнести деньги. Если не сделаешь, как сказано, ты умрешь. Если попробуешь выкинуть какой-нибудь номер, ты умрешь. Если сообщишь полиции или кому-нибудь еще, ты умрешь. Посмотри на свою машину и увидишь: это не пустые угрозы. У тебя есть два дня на то, чтобы добыть деньги и привести машину в порядок. Я слежу за тобой.
Торрес явился в сопровождении эксперта-дактилоскописта, оба в рубашках без галстуков. Пиджак Торрес держал при себе под мышкой. Эксперт, юный и почтительный, вытащил из черной спортивной сумки два револьвера в кобуре, и оба копа прицепили орудие к поясу у правого бедра, прежде чем приблизиться к записке, лежащей на обеденном столе. Они подбирались к ней медленно, можно сказать, вкрадчиво.
Ла Брава, стоя в нескольких шагах от стола, следил, как полицейские, не притрагиваясь к записке, читали ее. Джин и Морис наблюдали за ними из-за двери, оставаясь в гостиной. Торрес, белый латиноамериканец сорока трех лет с жесткими чертами решительного, красивого в своей решительности лица, сегодня выглядел старше обычного. При свете свисавшей с потолка гостиной люстры его неподвижное лицо казалось деревянной маской, оно застыло, словно он заглянул в открытый фоб. Из бокового кармана брюк он извлек записную книжку и слово в слово скопировал послание. Потом негромко отдал приказ эксперту, и тот обратным концом карандаша столкнул и записку, и конверт в раскрытую папку. Затем дактилоскопист взял свой черный кожаный портфель, и Торрес предупредил Джин:
— Мисс Шоу, нам придется, если вы не против, взять у вас отпечатки пальцев. Разумеется, если вы притрагивались к записке…
— Джо предусмотрел это, — откликнулась Джин.
Торрес оглянулся на терпеливо ожидавшего Ла Браву:
— Я рад, что вы были рядом.
Ла Брава тоже был рад, и не только этому: он был доволен, что все предусмотрел и заранее сделал снимки Ноблеса и того мокроспинника. Он был доволен, что дело находится в руках Торреса, но он хорошо знал, что последует дальше, и ожидание напрягало его.
Однако не было никакой возможности ускорить процесс. Невозможно было вытащить Ноблеса из номера гостиницы и запихать его в полицейскую машину. Пока что Ла Браву беспокоил только Ричард Ноблес. Он был уверен: как только они заполучат Ричарда, мокроспинник из Мариэля также окажется в их руках.