Страница 4 из 18
На голове капитана лихо, чуть наискосок, сидела сильно помятая фуражка. «Капуста»[21] на ее околыше и крылышки на тулье были не железными — стандартной заводской штамповки, а вышитыми золотой и серебряной нитью. Такая роскошь полагалась только старшим офицерам. Но необычный капитан, судя по всему, привык поступать наперекор существующим правилам. Вместо стандартного пистолета ТТ или нагана Нефедов носил на длинном ремешке через плечо маузер в массивной кобуре.
В штабном блиндаже было тесно от собравшихся людей. В воздухе плавали сизые облака табачного дыма. При появлении командира все голоса сразу смолкли. Перед тем как перейти к постановке задачи, Нефедов озорно прищурился на молодого весельчака с удивительно подвижным хитрым лицом:
— Слышал я, Леня, будто вы сегодня «фоккера» на выходе из боя завалили. Почему я пропустил сей знаменательный момент?
Летчик, к которому обратился командир, отвечал ему колоритным южным говором:
— Точно, командир! Я просто плачу, раз ви не видали, как я дал копоти этому дракону. Я, как только его срисовал, сразу мысленно говорю ведущему: «Жора, подержи мой макинтош![22] Короче, разуйте все глаза, щас Ледя Красавчик будет давать стране угля. И он дал, чтоб вы знали, командир! Воду этому «фоккеру», значит, выпустил,[23] мотор у стервятника заклинило, и он колом в землю вошел. В натуре картина маслом получилась!
— Вы мне просто начинаете нравиться, Леня! — сделал изумленное лицо Нефедов. — Где же вы прищучили такого диковинного зверя. Это ведь у «мессера» двигатель жидкостного охлаждения, а у «фокке-вульфа» — двенадцатилопастной охлаждающий вентилятор под капотом стоит.
Под взрыв всеобщего хохота смутившийся пилот принялся оправдываться, что-де, мол, наверное, ему почудилось, будто вражеский истребитель потерял воду и падает.
Нефедов взмахом руки прервал его:
— Садись уж, фантаст! И учти, Одесса, еще раз тебе что-нибудь в этом роде почудится, я те устрою выход на кислород![24]
— Командир, не имейте меня за идиота, я все понял! — пообещал раскаявшийся одессит.
Выяснив вопрос с одним подчиненным, Нефедов обратился к другому. Глаза его потемнели от гнева, в голосе появилась сталь:
— Почему сегодня снова бросил группу и возвратился на аэродром? Опять мотор забарахлил, оружие заклинило, или живот резко заболел, как позавчера? Учти, Решетников, у нас тут не воспитательное учреждение, а штрафбат… Пойдешь на сопровождение «пешек» моим ведомым. И не дай бог тебе по дороге потеряться, — лично пристрелю после посадки вот из этого маузера!
— А по-моему, тут все ясно, и ваша любительская педагогика будет излишней.
Капитана перебил невзрачного вида полноватый мужчина в очках и с петлицами майора ВВС на гимнастерке. Внешностью и манерой речи он напоминал конторского счетовода. Майор высокомерно сообщил Нефедову, что уже поговорил с инженером эскадрильи и выяснил, что самолет данного пилота совершенно исправен.
— Решетников трус, а вы с ним нянчитесь, — продолжал особист. — Если вы как командир не справляетесь, то позвольте особому отделу навести порядок.
— Не спеши, Лакеев, — набычился на майора комполка. Он сразу стал похож на бойца, вставшего в боксерскую стойку: одна нога чуть впереди, подбородок слегка опущен, покатые плечи напряжены и едва заметно шевелятся, будто готовые выстрелить в противника быстрыми ударами чугунных кулаков. — Ты что ли вместо него в бой пойдешь? Учти, у меня лишних летчиков нет, чтобы заменить Решетникова.
— Ну зачем же я, — майор слегка обнажил в улыбке зубы и хищно блеснул стелами очков. — Вместо него на задание пойдет новенький…
Вначале задачу пилотам части поставил командир: они прикрывают группу пикирующих бомбардировщиков, которые должны разрушить созданную немцами ниже Сталинграда понтонную переправу.
— Идем двумя группами: звено Шафирова непосредственно прикрывает «бомберы», моя группа — ударная.
Присутствующий на совещании офицер штаба дивизии уточнил на штабной карте, висящей на стене землянки, место встречи с бомбардировщиками и маршрут движения к цели:
— Вылет через пятнадцать минут, к Волге подходите со стороны села Лучки.
Нефедов бесцеремонно перебил размеренную речь штабного:
— Сожгут на подходе. Тевтоны нас как раз там и поджидают. Нет, это не годится.
— Вы что же, отказываетесь выполнять утвержденный командованием приказ? — лицо штабника от изумления вытянулось.
— Нет, не отказываюсь, — пожал плечами капитан. — У меня есть задание без потерь вывести бомбардировщики к переправе. Так позвольте мне самому выбрать маршрут. На моем «Яке» установлена радиостанция, так что я в качестве лидера поведу группу. Все, братцы, по коням!
Но тут снова заговорил майор-особист. Он сообщил, что за каждым пилотом группы прикрытия будет персонально закреплен бомбардировщик, и зачитал список. Лямин, который был прикомандирован к звену, непосредственно прерывающему «Пе-2», отвечал за «пешку» под номером «12».
— Предупреждаю вас об ответственности, — многозначительно обводя взглядом лица пилотов, продолжал майор. — Тот, чей бомбардировщик будет сбит по дороге к цели или на обратном пути, ответит за это по законам военного времени…
Пока Андрея не слишком волновала висящая над ним ответственность за бомбардировщик. Ведь до встречи с ним еще надо было долететь. А между тем Лямин больше всего опасался, что его посадят на «Як», который он ни разу не пилотировал. Но оказалось, что в штрафном полку есть только четыре дефицитных истребителя «Як-1», которые закреплены за Нефедовым, его заместителем и их ведомыми. Остальной авиапарк части составляли сильно потрепанные «чайки» и «ишачки».[25] Для Лямина так и осталось загадкой, зачем командир спрашивал его об умении пилотировать истребитель Яковлева.
Андрею предстояло идти в бой на «ишачке» с бортовым номером «3». При встрече с ним пожилой механик самолета повел себя так, будто это Лямин нес персональную ответственность за то, что прежний пилот «тройки» стал жертвой особиста. Техник сухо доложил новичку о готовности машины к боевому вылету. При этом он хмуро глядел летчику в пуговицу воротника гимнастерки. Приняв доклад, Лямин подошел к незнакомому ястребку, пытаясь угадать в его облике знаки удачи или беды. У каждого самолета — свои нрав и судьба. Одна машина, даже получив серьезные повреждения, на последнем издыхании мотора вынесет своего пилота из ада боя. А другая — скапотирует[26] на ровном месте.
Еще когда Андрей расписывался в кабинете следователя под согласием не покидать машину над вражеской территорией, он решил для себя, что отныне не будет брать в полет парашют. «Если самолет загорится, спикирую на немецкую колонну или батарею, но в плен не попаду». — твердо решил Лямин. Перспектива явиться причиной несчастий близких людей пугала его намного больше, чем возможность смерти.
Чтобы не так жестко было сидеть на тонком дюралюминиевом кресле,[27] Лямин попросил механика накидать на сиденье каких-нибудь тряпок или чехлов. Технарь равнодушно, не задавая вопросов, выполнил его просьбу. Он пристегнул Андрея ремнями к креслу и принялся тщательно протирать стекло «фонаря»,[28] чтобы на нем не было заметно точек, которые летчик в воздухе мог ошибочно принять за приближающиеся вражеские самолеты.
Неожиданно к самолету Лямина подошел командир. Техник сразу спрыгнул с крыла ему навстречу. Он что-то быстро сообщил капитану.
— А ну-ка, самурай, вылазь! — крикнул Нефедов Лямину. — Это тебе не гроб, а боевая машина.
21
Сленговое название авиационной кокарды.
22
На одесском жаргоне соответствует русскому выражению «Иду на Вы!» Первый, кто употребил этот термин, перед дракой снял макинтош и дал его подержать своему секунданту Жоре (за пределами Одессы — Георгий).
На одесском жаргоне фраза «выход на кислород» означает выкидывание вышибалами оскандалившегося клиента из увеселительного заведения.
23
Имеется в виду повреждение жидкостной системы охлаждения двигателя немецкого самолета.
24
На одесском жаргоне фраза «выход на кислород» означает выкидывание вышибалами оскандалившегося клиента из увеселительного заведения.
25
Истребители устаревшей к началу войны конструкции: биплан И-153 «Чайка» и И-16, именуемый в частях «ишачком».
26
Перевернется и разобьется при посадке.
27
Применявшийся в ВВС Рабоче-Крестьянской Красной армии (РККА) парашют системы ПЛ-ЗМ был устроен таким образом, что пилот в кабине сидел на нем (на парашютной сумке), как на подушке.
28
Верхняя раздвижная часть остекления кабины.